Готовый перевод Twelve Moons and a Fortnight / Двенадцать лун и две недели: Глава 22

Краткое содержание главы

В которой Лань Сичэнь присоединяется к отряду заговорщиков, а вопрос о пожирателе земли, наконец, проясняется.

* * *

Облачные Глубины, Гусу Лань в Пристань Лотоса, Юньмэн Цзян.

Достопочтимый мастер Юй, с величайшим облегчением я получил известие о Вашем выздоровлении несколько дней назад. Брат ранее прислал мне письмо, в котором объяснил, что обязанности, которые Вы выполняли вместе с молодым мастером Вэем, в отсутствие Цзян-цзунчжу, теперь выпали на долю одного Цзян-цзунчжу, поскольку вы и Вэй Усянь были оба слишком больны, чтобы исполнять их. Но позвольте мне сказать, Юй-гунцзы, как старому товарищу по оружию во время кампании «Выстрел в Солнце» и как Вашему учителю в течение года, который Вы провели в Гусу: нельзя напрягаться, возвращаясь к работе слишком рано, даже ради облегчения бремени Цзян-цзунчжу или Вашего да-шисюна. Даже заклинатели не могут долго пренебрегать плохим здоровьем и травмами, и я боюсь, что все мы слишком часто об этом забываем.

Что же касается молодого мастера Вэя, я уверен, что от Вашего внимания не ускользнуло то, что мой брат был влюблён в него с тех пор, как они вместе посещали лекции моего дяди. Или, по крайней мере, я надеюсь, что Вы узнали об этом теперь, потому что я не могу представить, что Ванцзи делал в Пристани Лотоса эти последние несколько недель, если, наконец, не начал ухаживание. Ванцзи собирается попросить руки Вашего да-шисюна и жениться, как только почувствует, что пришло время. В ближайшем будущем он объявит о своих намерениях. После того, как Цзян-цзунчжу больше не будет нуждаться в Вэй-гунцзы для управления Орденом Цзян. Самое позднее, вероятно, через шесть месяцев после этого. Таким образом, он хотел бы, чтобы подарок на обручение был приготовлен к этой зиме или к первой неделе весны. Чтобы молодой мастер Вэй был уверен, что Ванцзи будет его ждать, независимо от того, как рано он решит приехать к Гусу. Поэтому я решил взять на себя смелость спросить Вас (в строжайшей тайне, конечно, от одного заговорщика к другому!), что могло бы ему больше подойти. Так как я сомневаюсь, что мой брат не забудет спросить о подарке теперь, когда у него есть Вэй-гунцзы и маленький А-Ю, о которых нужно заботиться. Какой бы подарок Вы ни предложили, можете не сомневаться, что Ванцзи и я его достанем, и приложим самые искренние усилия, чтобы он понравился предполагаемому получателю.

С благодарностью, Лидер Ордена Лань Сичэнь.

PS. Не могли бы вы напомнить Ванцзи, чтобы он ел вовремя, спал и просыпался в свои обычные часы, если это не составит труда? Я беспокоюсь, что он может забыть позаботиться о себе из-за недавней болезни Вэй Усяня. И хотя это глупо, я так и не научился спокойно отдыхать, когда моего брата нет рядом со мной в Облачных Глубинах.

* * *

Пристань Лотоса, Юньмэн Цзян в Облачные Глубины, Гусу Лань

Лань-цзунчжу, благодарю Вас за заботу о моём здоровье и здоровье Вашего брата и заверяю, что Вы можете быть уверены в том, что мы оба здоровы. Потому что моя жена позволяет мне совершать только одобренные ею дела. И она также присматривает за Ханьгуан-цзюнем, чтобы он съедал половину сытных блюд, которые он готовит для моего да-шисюна. Ваш брат спит рядом с ним по ночам, несмотря на то, что Цзян-цзунчжу настаивал на том, чтобы он вместо этого оставался в гостевых  покоях.

И теперь, когда мы затронули причину, по которой Вы написали мне, Цзэу-цзюнь, о, как я заметил! Твой брат не позволил моему шисюну ни шагу пройти, пока тот был болен, даже в розарий моей госпожи, что во дворе рядом с их садом, он носил его на руках. И, кроме того, едва ли есть кусок пищи, приготовленный не Ханьгуан-цзюнем, к которому прикоснулись губы Вэй-цзунчжу ещё до его отклонения ци. Ханьгуан-цзюнь готовит для него и завтрак, и обед, и ужин, а затем он запрещает Вэй-цзунчжу касаться ложки или палочек для еды, и кормит его до последнего кусочка своими руками!

Сяо-Ю звал Ханьгуан-цзюня отцом ещё до того, как он приехал сюда, хотя в этом виноват я. Мы с женой обсуждали этот вопрос, не заметив ребёнка, и он нас услышал. И теперь он постоянно спрашивает слуг, почему его отец и папа не поженились. Какая жалость, что он ещё ничего не сказал Вэй-цзунчжу, но, возможно, мой да-шисюн примет предложение твоего брата до того, как Сяо-Ю надоест его молчание, купленное слугами за сладости. Даже пельмени с лепестками роз со временем теряют очарование, что мои собственные дети демонстрируют снова и снова.

Чтобы помочь делу, мы с госпожой Ли купили нашему да-шисюну пару белых шёлковых ширм, похожих на те, что были в его комнатах в Гусу, и заменили его кровать на двуспальную из тёмного дерева, оформленную в ланьском стиле. После этого моя жена провела почти три часа в споре с Цзян-цзунчжу, пока тот не согласился позволить Ханьгуан-цзюню спать в комнате да-шисюна. И, действительно, он не сказал ни единого слова против с тех пор, хотя он и Ваш брат сначала чуть не поссорились из-за этого. Но да-шисюн, как никогда, остаётся слепым к своим чувствам, несмотря на все наши ухищрения и преданность Ханьгуан-цзюня. Хотя это, может быть, к лучшему. Цзян-цзунчжу не понравится, если его брат начнёт формальное ухаживание до того, как он сможет присутствовать при этом в качестве сопровождающего. А это произойдет не раньше этой зимы, самое раннее.

Что же касается подарка для помолвки, то я могу помочь Вам лучше, чем мой господин или Ваш брат, потому что я прекрасно знаю, что доставит Вэй-цзунчжу больше всего радости. Так как он будет вынужден покинуть Пристань Лотоса после того, как женится на Ханьгуан-цзюне... Видите ли, Цзинь Цзысюань, однажды, задал мне тот же вопрос, потому что Цзян-цзунчжу приказал мне оставаться в Цзиньлинтай (после того как Вэй-цзунчжу сбежал), чтобы я присматривал за Цзян-гунян, и вот что я ему сказал...

* * *

В тот момент, когда Вэй Усянь приходит в сознание после своей злополучной ночной охоты, он решает, что преодолевать отклонения ци лишь немногим приятнее, чем иметь его с самого начала. Его конечности слишком тяжелы для чего-либо, кроме как сидеть, опираясь на кровать. И когда Сяо-Ю запрыгивает ему на грудь, чтобы вздремнуть (плача достаточно громко, чтобы перебудить  учеников, спящих в четырех павильонах от него, и требуя так много поцелуев, что губы Вэй Усяня немеют от напряжения), он жалобно хрипит и жалко молотит руками, пока не входит Лань Чжань и не берёт Сяо-Юя подмышку. Ванцзи терпеливо дожидается момента, когда ребёнок перестаёт ёрзать, прежде чем мягко упрекнуть его и позвать Вэй Усяня обедать.

— Ты должен быть нежным со своим папой, — ругается Лань Чжань, похлопывая по маленькому надутому лицу своего сына, и кормит его варёной рыбой. — Он болен, Сяохуэй, так что ты не должен снова садиться на него, пока целительница Пан не скажет, что можно.

— Мама ранена? — Сяо-Ю округляет глаза, и его голосок так дрожит, что Вэй Усянь чувствует, как его сердце разбивается на тысячу мелких осколков. – Это Сяо-Ю виноват?

— Нет, дорогой! – кричит Вэй Усянь, наклоняясь и хватая ребенка на руки. — Нет, никогда. Я поправлюсь так быстро, как я только смогу, А-Ю, и тогда ты сможешь прыгать на мне сколько угодно.

— Вэй Ин, он должен быть внимательным, даже когда тебе лучше, так что...

— Тише, Лань Чжань. Знаешь, я не настолько слаб, чтобы не справиться с весом Сяо-Ю. Он же размером с рисовую клецку.

Лань Чжань, наконец, немного расслабляется и улыбается при этом — и ах, какая это нежная улыбка, направленная на Вэй Усяня. А затем их суетливый сынишка, всегда улыбающийся в последнее время, даже когда оба они ведут себя совершенно нелепо, с серьёзным видом велит Вэй Усяню допить суп, прежде чем Ванцзи забирает ложку из слабой руки друга и снова кормит его.

— Поскольку ты упомянул рисовые клецки, — говорит он, — если ты сможешь съесть две из них завтра за завтраком, я отвезу тебя днём на прогулку в Люфэн, чтобы мы могли посетить того продавца сладостей, что прислал тебе конфеты из красной фасоли.

— Ты балуешь меня, Лань Чжань, — смущённо произносит Вэй Усянь, розовеющий от подбородка ко лбу, когда он отворачивается. — Знаешь, когда-нибудь тебе это надоест — и тогда я буду преследовать тебя до самых Облачных Глубин и заставляю тебя кормить меня супом и покупать сладости всю оставшуюся жизнь, и тогда где ты будешь?

— Достаточно близко к тебе, чтобы ты находился в безопасности, Вэй Ин. Для меня этого более чем достаточно, поэтому, я никогда не устану баловать тебя.

Вэй Усянь давится супом и подвергается ещё одному раунду нежных приставаний со стороны Лань Чжаня, пока не входит Ли Шуай с ведром тёплой воды для ванны Сяо-Юя и не велит всем ложиться спать.

* * *

После того, как Вэй Усянь восстановился достаточно хорошо, чтобы ходить без крепкой трости, которую купил ему Лань Чжань в Люфэне (точнее, трость куплена без самого Лань Чжаня, так как тот провел три полных дня, таская Вэй Усяня по Пристани Лотоса на руках, пока Цзян Чэн не стал таким же пурпурным, как его мантии, и не приказал Вэй Усяню оставаться в спальне), он ковыляет в кабинет брата и сразу возвращается к работе. Он просматривает письма, которые пропустил после отклонения ци, и отвечает почти на половину из них, прежде чем Лань Чжань и Цзян Чэн вместе врываются в кабинет и спрашивают, что, по его мнению, он делает.

— Отвечаю на письма, — говорит Усянь, подливая воды на свой чернильный камень. – А что вы двое подумали, что я делал?

Цзян Чэн только фыркает на него:

— Сколько ты нашёл писем в почтовом ящике, когда пришёл сюда, ты, осёл? Может, десять? Или двенадцать?

— На самом деле их было одиннадцать. А что?

— Ты болеешь две недели, — произносит Цзян Чэн, закатывая глаза. – Ты же не думаешь, что у нас было всего одиннадцать писем за это время? Я присматривал за всем, с тех пор, как приехал сюда, потому что ты и А-Хун должны были отдохнуть.

Тупой, тошнотворный укол вины пронзает живот Вэй Усяня, и он смотрит вниз на свиток Яо Миньшэна (который по сей день остаётся наименее любимым Цзян Чэном лидером Ордена, что, вероятно, является причиной, по которой письмо было оставлено на первом месте), чтобы дочитать его запрос на новую систему шлюзов, соединяющих Чанлун Яо с Ланьлином и Юньмэнем по воде.

— Тогда я отдохнул достаточно долго, Цзян Чэн. Пан-фурен не против, чтобы я, так или иначе, отвечал на почту.

Его брат вздыхает и качает головой:

— Я оставил эти письма, потому что мы ничего не можем сделать для продвижения торговых и транспортных соглашений между Ланьлином и Юньмэнем, пока я занимаю должность лидера Ордена Цзинь.  Чанлун делит права на реку с Ланьлином в регионе Цзинлянь, и после нам придётся беспокоиться о водных пошлинах. Цзинь Лину придётся принять решение со стороны Ланьлина вместе с его собственным советом, когда он вернётся из Гусу, потому что я не собираюсь в этом участвовать. – Цзян Чэн вздыхает: — Но если ты чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы работать, тогда ...

— Цзян-цзунчжу! — говорит Лань Чжань, на долю секунды повышая голос и, не мигая, глядя в окно на северной стене.

Цзян Чэн и Вэй Усянь оборачиваются и смотрят на него, ожидая, что он скажет что-нибудь ещё, но затем замешательство на лице Цзян Чэна рассеивается, и он кивает один раз в сторону Лань Чжаня, прежде чем повернуться к Вэй Усяню.

— У нас есть более важные вещи, о которых нужно позаботиться, — почти мягко объявляет он. — Я говорил с А-Хуном, и он сказал мне, что пожиратель земли, с которым вы дрались, был...

Вэй Усянь извергает поток проклятий и вскакивает на ноги, благодарно похлопывая Лань Чжаня  по плечу, когда тот тянется вперёд, чтобы поддержать его.

— Что он сказал? Не могу поверить, что забыл об этом!

— Я могу, — в унисон восклицают Цзян Чэн и Лань Чжань и замирают, выглядя  настолько поражёнными, что произнесли слова одновременно, что Вэй Усянь разражается смехом.

— Вэй Ин, — вздыхает Лань Чжань с легкой болью. — Милый, не смейся надо мной.

— О, ради всего святого! — рявкает Цзян Чэн. — Вы двое можете вести себя так тошно в своей комнате, когда меня рядом нет, чтобы смотреть? Вставай, Вэй Усянь. Мы идём в восточный зал на обед, так что, Ханьгуан-цзюню придётся воздержаться от баловства с тобой до сегодняшнего вечера.

Вэй Усянь послушно кивает и поднимается на ноги, опираясь на руку Лань Чжаня для поддержки. Они направляются к вышеупомянутому залу, и обнаруживают там Юй Чжэньхуна, который уже сидит за столом рядом с нагруженными едой подносами, погребенный под своими веселящимися детьми. Нетерпеливый Маленький Подснежник дружелюбно шипит в сторону Цзян Чэна, а Сяо-Ю, услышав шаги взрослых, выползает из-под стола.

— Папа! — Сяо-Ю отбрасывает в сторону игрушечный меч, хлопает в ладоши и подбегает к Вэй Усяню, чтобы обхватить своими маленькими ручками его колени. — Мама пришла повидать Сяо-Ю?

— Он пришёл не за этим, но ты можешь посидеть с ним, — объявляет Цзян Чэн, поднимая А-Ю с пола и усаживая его на один из стульев. — Но только если ты пообещаешь хранить молчание.

— А-Ю сидит с мамой, — сообщает ребёнок и упрямо тянет руки к Цзян Чэну, пока тот не смягчается и не сажает его на колени Вэй Усяня. – Хороший цзюцзю.

Цзян Чэн, к счастью, предпочитает игнорировать его слова, и затем четверо взрослых начинают поглощать еду как можно быстрее — по крайней мере, пока не входит А-Шуай, доведя их маленькую группу до пяти человек. Когда с едой покончено, госпожа Ли раздаёт взрослым чистые свитки и кисти для письма. Маленький Подснежник попадает в объятия Лань Чжаня, а дети Юй Чжэньхуна делятся между родителями и крёстным отцом, как всегда было принято во время собраний, ещё до того, как Цзян Фэнмянь впервые привёл двух своих сыновей в главный зал и держал их рядом с собой от рассвета до полуночи, пока проводил еженедельные аудиенции. В Пристани Лотоса никогда не щадили детские уши, даже ради их собственного комфорта, потому что Орден Цзян не оставлял своих учеников в неведении относительно сурового мира, независимо от того, насколько постыдно они могут быть избалованы внутри самого клана.

— Пожиратель земли уничтожил целых полмили заболоченного леса, а сезон дождей должен начаться через месяц, — говорит Цзян Чэн, вытряхивая своего брата из полузабытых воспоминаний о днях, которые они потратили, помогая дяде Цзяну разрешать споры и разбирать петиции, прежде чем Юньмэн пал под мечами Вэней. — Мы должны разослать весточку всем старшим ученикам, которые изучали земледелие до войны, чтобы они могли восстановить деревья, которые были потеряны при атаке Шуайсина, и уберечь озеро от затопления, когда наступит сезон дождей.

— Сколько наших осталось в Люфэне? — Вэй Усянь хмурится и открывает списки заклинателей Юньмэна, собираясь пролистать их до раздела с учениками, специализирующимися на сельском хозяйстве. — А те двадцать, которые у нас были после войны, ещё живы? Я помню только тех, кто покинул Пристань Лотоса перед кампанией «Выстрел в Солнце».

— Все, кроме старика Лю, и с тех пор мы натренировали еще пятьдесят, — говорит ему Ли Шуай. — Есть один в Яншо и около тридцати человек, живущих в Юньпине.

— Получается всего шестьдесят. Значит, мы наверняка сможем восполнить всё, что уничтожил пожиратель земли, – констатирует А-Хун, морщась при воспоминании о том, что его духовное Копьё сделало с остальной частью леса. – Я отправлю письма завтра утром.

Цзян Чэн кивает, а затем удивлённо приподнимает бровь, глядя на Вэй Усяня, чей взгляд по-прежнему прикован к первой странице списков. Странице, которая почти полностью пуста, за исключением единственного имени, написанного вверху.

— Что, чёрт возьми, ты ищешь? Сельскохозяйственные заклинатели находятся ближе к военным.

— Ты записал меня обратно в книгу, А-Чэн, — нервно смеётся Вэй Усянь, тыча указательным пальцем в таблицу под названием «Демоническое совершенствование». Его собственное имя написано размашистым каллиграфическим почерком Цзян Чэна вместе с кратким описанием того, чего можно достичь с его совершенствованием. Его власть над ходячими трупами с Чэньцин и без неё, а также призыв обиженных духов, чтобы выполнять приказы, и его способность воскрешать сознательные свирепые трупы, такие как Вэнь Нин и Сун Лань.

Вэй Усянь когда-то был внесен в список мастеров фехтования вместе с Цзян Чэном и всеми другими их братьями и сестрами-учениками, которые следовали по пути меча, но его имя, скорее всего, было вычеркнуто, когда он дезертировал из Юньмэн Цзян или после его смерти в Безночном городе. Или, возможно, Цзян Чэну никогда не нужно было стирать его имя вообще, так как каждая запись в книге была написана чернилами, смешанными с кровью заклинателя, о котором идёт речь, и сразу же исчезала после его смерти.

И тогда он вспоминает, что со времени резни в Безночном городе прошло шестнадцать лет, несмотря на то, что ему кажется, что это было меньше года назад. Его кисть для письма соскальзывает на пол, когда он понимает, что Цзян Яньли была вычеркнута из списков заклинателей в то же самое время, что и он, но её имя никогда не вернётся на страницу учеников-целителей, где оно было впервые записано более двадцати лет назад.

— Вэй Ин?

Усянь замечает, что Лань Чжань держит его за руку, и что списков больше нет перед ним. Ли Шуай, кажется, отодвинула их ближе к Юй Чжэньхуну, чтобы тот мог отметить заклинателей, лучше всего подходящих для восстановления болотного леса, в то время как Цзян Чэн обращает своё внимание на вопрос пожирателя земли, и того, кто мог его вызвать.

— А-Хун сказал, что земляной омут был последствием одного из ритуалов, которые ты придумал, когда был с Вэнями, — слышит его слова Вэй Усянь. — Что он должен был делать?

— Это не последствие одного из моих изобретений, — поясняет Вэй Усянь, цепляясь за запястье Лань Чжаня как за спасательный круг, а другой рукой прижимая Сяо-Ю к груди. – Во все мои талисманы были вплетены печати подавления для безопасности, так что любой из них мог вызвать что-то вроде пожирателя земли, если бы ритуал проводился без всех описанных мною мер предосторожности. Но я не могу сказать, для чего именно предназначался обряд, даже с Чэньцин. Подпись намерения за это время полностью истлела, и всё, что мне удалось выяснить, это то, что ритуал проводился около восьми месяцев назад либо в деревне Яншо, либо недалеко от неё.

Он ожидал, что услышав его слова Цзян Чэн и другие продолжат расспросы. Но Ли Шуай и Юй Чжэньхун только застывают на своих местах и несколько долгих секунд смотрят на него через стол, прежде чем повернуться, чтобы уставиться друг на друга. Цзян Чэн же стал белее соли и уронил голову на руки.

— Так вот что это было, — едва слышно бормочет Юй Чжэньхун. — Я подумал, что это странно, но там было так много смертей, и даже Пан-фурен не смогла...

— Восемь месяцев? — Цзян Чэн прерывает заместителя и сверлит брата напряжённым взглядом: — Ты абсолютно уверен? Восемь?

— Да, восемь, — отвечает Вэй Усянь, совершенно сбитый с толку. — А что ты имеешь в виду, говоря о смертях, А-Хун?

Но вместо заместителя говорить продолжает Цзян Чэн:

— Ты помнишь, что А-Хун не пошел со мной, когда Цзинь Гуанъяо заманил всех нас в Могильные Курганы, а?

— Эмм. Да?

— В то время я держал Яншо в изоляции, Вэй-цзунцзу, — вздыхает Юй Чжэньхун. — Там случилась вспышка чумы прошлой зимой, только вот развивалась болезнь по-другому. Как только волдыри были исцелены, около половины выживших ослепли. А у некоторых лёгкие оказались настолько сильно повреждены, что они умерли так же, как мать Сяо-Ю. Из каждых десяти заболевших только один выздоравливал, если это было возможно. Я запечатал сам воздух вокруг того места, чтобы загрязнённый ветер не поднялся вверх по реке до Люфена и Пристани Лотоса, и если бы я не сделал этого, весь квартал был бы уничтожен этой весной. Целительница Пан ничего не могла сделать, чтобы остановить чуму, и в итоге она сама заболела и оказалась в шаге от смерти, прежде чем целительница из Яншо сумела спасти её.

Рядом с ним Лань Чжань хмурится и крепче обнимает котенка Цзян Чэна:

— Но она не смогла спасти жителей деревни? Почему?

— Я думаю, Лан Сянь только из-за отчаяния смогла найти лекарство, которое вылечило ослепляющую чуму, — тихо говорит Ли Шуай. — А что касается того, почему она не смогла сделать это раньше… У неё родился первый ребенок на той же неделе, когда заболела первая пациентка, и роды оказались нелёгкими. И она, и малышка были хилыми, потому что ребёнок родился рано и шёл ногами вперёд, поэтому целительница Пан оставила свою сестру управлять лазаретом в Люфэне и уехала в Яншо. Но затем муж Лан Сянь заболел в то же время, когда заболела Пан-фурен, и он передал чуму ребёнку перед тем, как умер.

Голова Вэй Усяня плывёт:

— Так ты хочешь сказать, что она нашла способ вылечить чуму из-за своего ребёнка?

Ли Шуай кивает:

— После этого ей удалось вылечить жителей деревни от слепоты, а затем она спасла всех остальных, кто ещё был болен. Но Пан-фурен так и не узнала, что вызвало болезнь. И она, и Цзян-цзунчжу заподозрили проклятие. Мы думали, что один из жителей деревни убил что-то в болотном лесу, возможно, или...

— В болотах гораздо больше недовольства, чем в остальной части озера, тем более что туда каждую зиму прибиваются новые трупы, — размышляет Вэй Усянь. — Это не было бы невозможным.  Так ты думаешь, что причиной болезни был демонический ритуал?

— Вот об этом мы тебя и спрашиваем, идиот, — говорит Цзян Чэн, разводя руками, и маленький Юй Джин повторяет его движение, сидя у него на коленях. — Ты изобрёл что-нибудь, что могло вызвать болезнь?

— Конечно, я этого не делал! — возмущается Вэй Усянь. — Какая польза была бы для меня от чумы с волдырями, Цзян Чэн? Последний год перед смертью я болел направо и налево потому, что у нас почти не было ничего из еды, вне сезона урожая. А по ночам всегда было холодно, если только я не зажигал огонь в пещере, но тогда А-Юань начинал кашлять, так что я не мог. В конце концов, у меня едва хватало сил, чтобы поддерживать защиту Луанцзян и контролировать мои свирепые трупы. Так зачем мне было изобретать чуму?

Рот Цзян Чэна кривится в мучительной гримасе, и Чжэньхун и Ли Шуай воспринимают это как сигнал, чтобы отправить детей прочь. Они ненадолго выходят из зала вместе ребятишками и Маленьким Подснежником, который бросается в коридор с высоко поднятым хвостом, торчащим вверх, как щётка для бутылок.

— Тогда ты изобрел что-то, что Цзинь Гуанъяо или один из его ручных заклинателей смог изменить? – тем временем продолжает спрашивать Цзян Чэн.

Это, как признаётся себе Вэй Усянь, отрицать гораздо труднее.

— Я мог бы, — наконец, признаётся он. — В Курганах я усовершенствовал около пятисот талисманов. И я не знаю, какие из них достались Цзинь Гуанъяо. Некоторые из них касались отравления трупным ядом, так как я несколько недель экспериментировал, прежде чем смог вернуть Вэнь Нина. Цзинь Гуанъяо мог бы попросить Сюэ Яна или одного из других его обученных практикующих изменить их, я предполагаю. Я…

— Но это не объясняет, почему болезнь появилась здесь, — прерывает его  Лань Чжань, снова беря Вэй Усяня за руку и сжимая её, прежде чем повернуться к Цзян Чэну. — И то, какую выгоду должен был получить Цзинь Гуанъяо, распространяя болезнь. И Вэй Ин сказал мне, что пожиратель земли разыскивал его во время охоты, потому что его истинный создатель был мертв.

— Он ничего не выиграл бы от этого, Ханьгуан-цзюнь. Ляньфан-цзунь и я всегда были в хороших отношениях, потому что мы вместе воспитывали А-Лина, — отмечает Цзян Чэн. — И, кроме того, чума ударила, когда А-Лин всё ещё был здесь со мной, в Юньмэне. Он не вернулся в Цзиньлинтай после того, как он встретил вас двоих в городе И, помнишь?

Юй Чжэньхун кашляет над тарелкой супа и поднимает палец вверх.

— Цзян-цзунчжу, — медленно говорит он. — Чтобы ты не знал о нём до того, как стала известна правда о его злодеяниях, ты должен помнить, что Ляньфан-цзунь убил Цзинь Цзысюаня, чтобы закрепить себя как преемника Цзинь Гуаншаня. А затем он убил своего собственного сына, чтобы уничтожить Орден Тиншань Хэ, чтобы никто никогда не узнал, что он и Цинь Су разделили одну кровь. И из того, что я помню о последней конференции, которую я посетил в Ланьлине перед возвращением да-шисюна к жизни, некоторые из старейшин, которые были верны Цзинь Цзысюаню, считали, что Орден должен вернуться к его сыну, как только А-Лин достигнет совершеннолетия, а не после смерти Цзинь Гуанъяо. Поэтому, возможно…

Услышав это, Цзян Чэн ударяет кулаком по столу с таким оглушительным грохотом, что Вэй Усянь подпрыгивает на своём месте.

— Ты хочешь сказать, он надеялся, что болезнь распространится вверх по течению до Пристани Лотоса и что А-Лин… Что Цзинь Лин...

— В это можно поверить, — соглашается Лань Чжань, и его лоб морщится, как полотно из мятого белого шёлка, когда он бережно гладит пальцами ладонь Вэй Усяня. — И никто не заподозрил бы Цзинь Гуанъяо, как никто не заподозрил его тогда, когда Цзинь Русон был отравлен. Фактически, некоторые из его сторонников даже возложили вину на моего брата, так как он не смог спасти ребёнка, несмотря на его известность как целителя, который возвращал солдат с края могилы во время кампании «Выстрел в Солнце». И это объясняет, почему земляной омут искал Вэй Ина, ведь Ляньфан-цзунь умер в течение месяца после появления чумы.

— Ты торопишься с выводами, Лань Чжань, — качает головой Вэй Усянь. – Время, конечно, подходящее, но с каких это пор Ляньфан-цзунь стал демоническим заклинателем? Разве он не поручил бы Сюэ Яну сделать это или что-то в этом роде?

— Сюэ Ян же умер всего за месяц до смерти Ляньфан-цзуня? — уточняет Ли Шуай и, когда Вэй Усянь кивает, продолжает: — Он мог бы заложить талисман в лесу, там, где на него можно легко наткнуться, и оставить его позади, не так ли? Тогда он мог бы быть уверен, что к тому времени, когда печать будет активирована, он будет далеко от неё.

— И он всё же послал Су Шэ, чтобы забрать версию Тигриной печати Сюэ Яна, — добавляет Лань Чжань. — Возможно, он планировал использовать её в будущем даже без Сюэ Яна. Если уж Мо Сюаньюю удалось изучить твои ритуалы, тогда и Цзинь Гуанъяо смог бы это сделать. И ни у одного из них не было хорошо развитого ядра, так как они встали на путь заклинательства, когда им было больше тринадцати.

Что-то в животе Вэй Усяня скручивается, и он кладет на него руку, пытаясь удержать еду в желудке.

— Это звучит правильно, — бормочет он, смутно осознавая, что Цзян Чэн шумно встаёт со своего места во главе стола, а  Лань Чжань отодвигает свою тарелку и пытается взять его за руку, чтобы прощупать пульс. — Я в порядке, Лань Чжань, тебе не нужно…

Но следующее мгновение доказывает, что с ним определенно не всё в порядке. Его спину и левую ногу пронзает боль, а потом кожа на груди начинает гореть, как будто старое клеймо клана Вэнь снова прижалось к его телу. Словно тысяча муравьёв грызёт его нервы, ползая под кожей, а крошечные иголки пронзают тело, пытаясь их настичь. И на долгое головокружительное мгновение Вэй Ин не может ощутить ничего, кроме боли, которая стреляет по позвоночнику и в бёдра, пока он не издает стон агонии и не валится на пол. Лань Чжань подхватывает его, удерживает в вертикальном положении и локтём отталкивает бросившегося к ним в страхе Цзян Чэна, в то время как Ли Шуай пытается спросить Усяня, где у него болит. Но по какой-то причине Вэй Усянь никого не слышит. Он дрожит и не может оторвать пристального взгляда от левой руки своего брата, над которой сверкают слабые фиолетовые искры, исходящие от змеевидного кольца.

— Брат, — выдыхает он, пытаясь бороться с огнем в коленях, и Цзян Чэн толкает Лань Чжаня прочь, перехватывая Вэй Ина в объятья. — Не бей меня больше, я не хотел… Я не буду снова создавать проблемы для нашей семьи, пока я жив, пожалуйста...

На лице Цзян Чэна появляется совершенно потрясённое выражение. Он поспешно прячет руку с кольцом в карман своей мантии, когда Лань Чжань поворачивается к нему с убийственным взглядом. Ванцзи молча подхватывает Вэй Усяня на руки и уносит его в их тихую спальню, где мир погружается в горе и тень перед тем, как полностью исчезнуть

.

* * *

Нечистое Царство, Цинхэ Не в Пристань Лотоса, Юньмэн Цзян.

Юй-сюн, я считаю себя и Вэй-сюна благословенными, потому что у нас есть такой друг, как ты, который сохраняет голову на плечах независимо от того, какие бури бушуют вокруг. Хотя, я полагаю, ты должен быть таким, проведя более двадцати лет на службе у Цзян-цзунчжу и тридцать пять в качестве племянника Юй-фурэн. В ответ на то письмо, которое ты прислал мне вчера вечером, хочу сказать, что Вэй-сюн может прийти в Нечистое Царство, как только он захочет, даже несмотря на то, что до дискуссионной конференции ещё больше двух недель. Я приготовлю для него комнаты сегодня же вечером и поручу его заботам моих самых верных целителей, особенно тем, кто заботился о моём брате во время его отклонений ци.

Вэй-сюн, несомненно, переутомился, и он не будет знать покоя в Пристани Лотоса, когда у него всё ещё есть обязанности лидера Ордена, о которых нужно заботиться, и вспыльчивый брат, которого нужно успокаивать каждый час или два. Не говоря уже о его возлюбленном, поскольку Ханьгуан-цзюнь не может быть добр к Цзян-цзунчжу, когда Вэй-сюн каждую ночь просыпается в слезах, потому что ему снится, как его бьют Цзыдянем. Ханьгуан-цзюнь не оставит его сейчас одного, особенно с Цзян-цзунчжу, и я думаю, что Цзян-цзунчжу чувствует себя ужасно виноватым во всём этом. Но если Вэй-сюн приедет сюда, в Цинхэ, они оба могут быть уверены, что он будет под присмотром. И тогда Ханьгуан-цзюнь сможет ненадолго вернуться в Гусу, прежде чем снова присоединиться к Вэй-сюну на конференции. (И ты, конечно, должен сопровождать его сюда; я собрал подборку текстов из записей моего клана, которые могут оказаться полезными для его выздоровления, и я предпочёл бы сначала передать их тебе для изучения, прежде чем отдавать их непосредственно Вэй-сюну).

С уважением, лидер Ордена Не Хуайсан.

http://tl.rulate.ru/book/123067/5160630