Чжан да-цзе живёт на первом этаже. Возможно, поэтому в углах её жилища, прямо сквозь стены произрастает мох и сорная трава. Не успела Цзян Сяоюань войти в дом, как ей в лицо ударил холодный, сырой, затхлый запах. Балкон на втором этаже был завален хламом, поэтому свет в дом пробивался с огромным трудом. Сам дом был очень бедным, всего с одним окном — сквозь маленькое, выходящее на юг, окошко, лилось совсем немного солнечного света. Не лучше, чем в тюремной камере.
Даже днём тут придётся жечь электричество, чтобы хоть как-то осветить всё это безобразие. Когда Цзян Сяоюань вошла внутрь, она заметила, что с потолка гостиной… Назовём это гостиной… Свисала крохотная пяти ваттная лампочка. Всякий раз, когда кто-то ходил сверху, свет нервно мигал.
Под лампой сидела очень красивая девушка — на вид ей было четырнадцать-пятнадцать лет. Глаза у той — такие же большие, как у Чжан Сюцинь. Из-за таких больших глаз Чжан Сюцинь похожа на мартышку, а девушку, напротив, это очень красило.
Она была одета в тёмно-синюю спортивную форму, какую обычно носили ученицы средней школы, и делала домашнее задание. Услышав голоса, она тут же посмотрела на дверь и увидела, как за Чжан Сюцинь идёт незнакомка. Девочка не поздоровалась, но и гостье не удивилась, только чуть нахмурилась и равнодушно перевела взгляд обратно на учебник, небрежно перелистнув страницу и принявшись завивать ручкой локон волос.
Чжан Сюцинь робко представила девочку:
— Это — моя дочь — Тяньтянь. Чжан Тянь, не хочешь поздороваться?
Чжан Тянь и ухом не повела — выражение её лица оставалось равнодушно-скучающим. Типичная школьница чжунъ-эрбин[1].
[1] В китайский язык это слово позаимствовано у японского термина «чунибьё» или «синдром восьмиклассника». Так описывают подростков, которые решают, что обладают особыми способностями и знаниями. Обычно такие подростки стараются выделиться среди других, чаще всего с помощью собственных фантазий. Например, они могут придумать себе второе имя и новую личность, отвергая при этом свою реальную идентичность.
Чжан Сюцинь сначала смутилась, и, похоже, даже начала злиться на дочь — её брови нервно дёрнулись. Но она сдержалась и предельно терпеливо сказала:
— Цзе-цзе сейчас негде жить, поэтому она немного поживёт с нами. Я всё равно твои уроки не понимаю, но ты можешь обратиться к ней…
Чжан Тянь покосилась на Цзян Сяоюань — глаза у девочки были чернее ночи, а лицо — белее снега. Она была такой красивой, словно сошла с картины. Не успела Цзян Сяоюань как следует рассмотреть красивое лицо девочки, как та вдруг холодно усмехнулась.
Чжан Сюцинь беспомощно обратилась к Цзян Сяоюань:
— Я над ней не властна… Сяоюань, будешь жить здесь. Да-цзе попозже наведёт тут порядок…
За «гостиной», размером с ладонь, спряталась спальня — света там, конечно же, тоже не было. Цзян Сяоюань догадалась, что у девочки такая белая кожа потому, что она круглыми сутками живёт в темноте. За спальней — кладовая, там Цзян Сяоюань и будет жить.
Чжан Сюцинь попросила её подождать немного, а сама, засучив рукава, пошла прямо туда. Собрав мусор в мешки, она выкопала откуда-то раскладушку и одеяло — они буквально появились из ниоткуда!
Цзян Сяоюань оценила взглядом тонкий, как блин, матрас и жёлтые пятна неизвестного происхождения по углам одеяла. Окинув взглядом кладовую без окон, она подумала: «Мне только двоюродного брата не хватает, Дадли, и я превращусь в Гарри Поттера».
— Не очень тут уютно, конечно, — робко сказала Чжан Сюцинь. — Беспорядок, конечно, зато чисто… постельное бельё всё выстирано. Присаживайся, я принесу тебе воды.
Цзян Сяоюань тут же одёрнула её и спросила:
— Где ванная?
— Ванная… Ах! Уборная! Уборная снаружи, — ответила Чжан Сюцинь. — Кухня тоже снаружи.
Пару минут спустя, Цзян Сяоюань отвели в местную «уборную» — общую для всего здания. Назвать это «уборной» — преступление. Тут даже места не было, чтобы руки помыть.
В туалет же могут поместиться только худощавые люди. Ну, может, ещё со средним телосложением. Под ногами хлюпала мерзкая жидкость. Самым ужасным было то, что стена напротив туалета была похожа на решето! Цзян Сяоюань подняла голову и случайно встретилась взглядом со стариком, который сушил одежду на втором этаже в доме напротив!
…отличное место для созерцания.
Побелевшая от ужаса Цзян Сяоюань пробормотала:
— Этим… этим туалетом пользуются… несколько семей… утром же не бывает драк, да?
— Не бывает, — ответила Чжан Сюцинь. — Все пользуются плевательницами и горшками. Каждый день тут выстраивается очередь, чтобы опорожнить их, поэтому всё проходит быстро.
Цзян Сяоюань слишком живо представила всё это, и у неё с головы до кончиков пальцев ног мурашки побежали.
Из-за этого места Цзян Сяоюань превратилась в верблюда — она ела и пила крайне вдумчиво, боясь, что ей придётся каждый раз бегать в туалет. Из-за этого Чжан да-цзе думала, что её новая соседка просто застенчивая.
В свою первую ночь в этом месте Цзян Сяоюань думала, что будет ворочаться и не сможет заснуть, но всё оказалось наоборот.
Она улеглась на скрипучую раскладушку, и только её голове стоило коснуться подушки, как она вмиг крепко уснула. Снов не было, а когда она открыла глаза, то оцепенела, боясь шелохнуться — её будто парализовало.
Вокруг было так темно, что невозможно было определить, который сейчас час — очевидно, что у местных полностью сбились биологические часы. У Цзян Сяоюань такого никогда не было.
С трудом перевернувшись на спину, она вытерла лицо, удивившись самой себе — как же она не заплакала, оставшись глубокой ночью в полном одиночестве… Она даже восхитилась своей стойкостью. Цзян Сяоюань чувствовала, будто у неё вырабатывается какой-то свой собственный, особый механизм самозащиты. Сейчас она смотрела на всё с холодным рассудком, разделяя радости и печали.
Когда-то ежедневный уход Цзян Сяоюань за собой был таким: тщательно очистить лицо специальным четырёхступенчатым средством для лица. Когда тоник высохнет, нужно снова тщательно вымыть лицо и нанести лосьон хлопающими движениями — так три раза, и наносить нужно в три этапа, в зависимости от текстуры лосьона. После всего нужно нанести сыворотку для кожи, эссенцию вокруг глаз, затем крем для лица и, наконец, питательный праймер для ресниц. А потом она уже смотрит на своё настроение — нужна ли ещё маска для лица или нет. После ухода можно перейти к более сложному этапу — макияжу.
Но где она была и где она сейчас…
В крохотной пристройке есть что-то вроде душа. Каждое утро мужчины и женщины выстраиваются в очередь — в руках у них средства по уходу за зубами и полостью рта, а через плечо перекинуто полотенце. Заходят все замурзанными, а выходят мокрыми, со стекающей с волос водой.
Крема и лосьоны — теперь лишь в мечтах. Всё, что сейчас представляется возможным — нанести на кожу лица какой-нибудь крем из масс-маркета, чтобы кожа зимой не растрескалась. Это лучше, чем ничего.
Цзян Сяоюань какое-то время растерянно стояла возле раскладушки. Вспомнив, что она — гостья в чужом доме, поняла, что должна застелить постель. Опустив голову, она взглянула на постель, на которой провела ночь. Из трещины в стене на неё падал луч света, из-за чего Цзян Сяоюань слишком ясно увидела жёлтые пятна и следы плесени.
Цзян Сяоюань сама себя загнала в ловушку. Вдруг она резко согнулась и закрыла рот рукой, сдерживая рвотный позыв.
Конечно, рвоты не было, но из глаз хлынули слёзы. Как же хотелось найти хоть кого-то знакомого, кого можно было бы просто обнять и поплакать. Но она была чужой в этом пространстве и никого не знала. Её родители — не её. Родственники Цзян Сяоюань — тоже не её. Она была чужой в этом мире. Женщина, укравшая чужую личность.
Снаружи донеслись голоса — в старом доме невозможно было побыть одной. Было даже слышно, как люди шепчутся. Более того, никто даже не пытается вести себя хоть немного тише.
Это был голос Чжан Тянь.
— Ты хоть знаешь, кто она такая? Зачем ты привела её домой?
— Тише, прошу, — это уже была Чжан да-цзе. — Я подобрала её на дороге. Мне стало жалко её. Она же ещё совсем ребёнок, немногим старше тебя…
— И что, что она «ребёнок»? Разве такой «ребёнок» не может быть плохим человеком? Не думаю, что в ней есть что-то хорошее. Я даже не знаю, откуда она взялась. Когда мы вчера ели, она даже палочками губ не касалась… Не нравится она мне, понимаешь?
— Пусть поживёт немного, прости…
— Ну и ладно! — Продолжала возмущаться Чжан Тянь. — Этот дом всё, что у нас есть! Думаешь, здесь мало людей живёт?! Да тут даже двум мухам некуда присесть! А ты привела в дом чужого человека, да ещё и бесплатно кормишь её! Посмотри на неё! Думаешь, она реально будет искать работу?! И когда же она её найдёт? Она весь день дрыхнуть собралась?! Может, она там сидит и ждёт, когда ей помогут одеться и накормят!
— Пожалуйста, потише! У меня от твоих криков сердце болит.
— У меня от злости зубы сводит!
— Ладно, ладно, хозяйка моя. Ты сделала уроки? Идём… Ты взяла обед, который я для тебя приготовила? Эй, Тяньтянь, ты почему не взяла его?
Издалека донёсся сердитый голос Чжан Тянь:
— Себе оставь! Лучше я с голода помру!
На мгновение воцарилась тишина. Через какое-то время дверь кладовой осторожно приоткрылась — Чжан Сюцинь хотела тайком убедиться, проснулась ли Цзян Сяоюань, и совсем не ожидала, что та уже проснулась и сейчас смотрит прямо на неё, оцепенело сидя на раскладушке.
Чжан Сюцинь вздрогнула, дверь кладовой распахнулась. В тёмной и узкой комнатушке две девушки молча глядели друг на друга.
Стало совсем неловко.
Цзян Сяоюань всю жизнь страдала от комплекса принцессы и сейчас, как бы она не была благодарна Чжан да-цзе — она не могла пережить такое к себе отношение.
Распахнув подопухшие от слёз великолепные персиковые глаза, она с силой стиснула край одеяла, собрав всю волю в кулак, чтобы не выплеснуть весь свой гнев в лицо Чжан да-цзе.
Их жилище было не больше туалета в доме Цзян Сяоюань. Если это убогое место и продать кому, то этого не хватит даже её на месячные карманные расходы!
«Боже, неужели они в самом деле считают, что живут в Белом доме?» — Задумалась Цзян Сяоюань. «Вот это эгоизм!»
Но не успела Цзян Сяоюань открыть рот, как Чжан да-цзе заговорила первой:
— Сяоюань, прости, моя дочь… Она с детства была не очень послушной… Я столько времени провожу в дороге, мне некогда за ней присматривать… Ты… можешь поставить себя на её место? Она ещё такая глупая…
Цзян Сяоюань ничего не ответила.
Обезьяньи глаза Чжан Сюцинь искрились от беспомощности, лицо побелело, в губах не осталось и кровинки. Она растерянно смотрела на Цзян Сяоюань, боясь шелохнуться. Взгляд её был похож на тупой напильник, которым она нещадно колотила Цзян Сяоюань. И гнев её рассеялся.
Цзян Сяоюань всегда была такой — если её обидеть или если общаться с ней снисходительно, то она будет бороться до конца, добиваясь справедливости. Но, если человеку непросто принести свои искренние извинения, и если он понимает свою вину, то как бы Цзян Сяоюань не было больно, она быстро остывает.
Более того, здесь она — незваный гость, которому ещё и во всём угождают. С чего она должна придираться к другим?
— Нет… — Сухо ответила Цзян Сяоюань. — Ничего страшного. Спасибо. Это я слишком навязчива.
Чжан да-цзе не знала, что и сказать.
— Пойду умоюсь, — сказала Цзян Сяоюань.
Резко встав с раскладушки, Цзян Сяоюань, у которой всегда был низкий сахар в крови, чуть покачнулась. Больше всего её сейчас волновало, где можно было бы хорошо поесть и, желательно, принять ванну.
Зажав нос, она с трудом привела себя в порядок, собрала немного своих вещей и с видом, будто отправляется в долгое путешествие, вежливо попрощалась с Чжан да-цзе. Решение принято — нужно идти в отель!
Чжан да-цзе не останавливала её, ничего ей не сказала. Она чувствовала, будто на её спину давила гигантская гора — так ей было больно и сложно выпрямиться.
Доброта — огромная ценность. Но не каждый способен её принять.
Чжан Сюцинь провожала Цзян Сяоюань взглядом. Соседи думали, что эта девушка — её родственница, поэтому приветствовали её с улыбкой.
Она стояла в арке небольшого дворика. Глядя Цзян Сяоюань в спину, она вздохнула. Наверное, в дороге переутомилась. А, может, просто плохо спала. В груди нещадно кололо. Вцепившись в дверной косяк, она снова выдохнула. Вдруг над головой раздался знакомый голос — сразу ясно, кто это был. Мальчишка вернулся, чтобы продолжить проказничать.
Чжан Сюцинь хотела напугать его, но вдруг дыхание перехватило, и она не могла сделать и вдоха. Сердце бешено забилось в груди, эхом отдавая в ушах, а пальцы ещё крепче впились в сухое дерево.
Маленький дурак что-то швырнул со второго этажа, но Чжан Сюцинь не могла пошевелиться. Прятаться было некуда и поздно.
В её голову полетел пыльный шлем. Среди криков Чжан Сюцинь рухнула на землю.
http://tl.rulate.ru/book/121069/5112983
Сказали спасибо 2 читателя