Готовый перевод Reborn as a Fantasy General / Перерождение Фэнтези Генералом: Глава 1

“Мы должны любить друг друга или умереть”.

- У.Х. Оден

- Все войны были не нужны. Человеческое единство всегда достигалось только благодаря миру.

Маркус слушал, изо всех сил стараясь не скрежетать зубами.

- У моего оппонента сегодня сложилось впечатление, что все присутствующие в этом зале, кто придерживается этой веры, делают это из-за наивности. Но если любовь к ближнему делает меня наивным, тогда я виновен по всем пунктам обвинения. Пусть храбрые воины, почитающие варварское прошлое человечества, такие как мистер Грэм, вздернут меня перед вами.

Среди студентов послышались смешки. Маркус был готов разломать ручку пополам. Он пообещал себе, что будет делать заметки, что сосредоточится на дискуссии, основанной на фактах.

"Не поддавайся на провокацию!" - сказала ему Мария, когда он, пошатываясь, поднялся с постели в два часа ночи, чтобы в семнадцатый раз просмотреть свою речь. "Если Стивен начнет с личных нападок, не поддавайся. Ты слышишь меня? Ты можешь быть чертовски вспыльчивым, но это не тот образ, который тебе нужен."

И вот теперь он сидел здесь, в лекционном зале, и его руки практически тряслись от ярости, которую, конечно же, студенты-фотографы, присутствовавшие на дебатах, зафиксируют на снимке и обзовут страхом в завтрашней университетской газете.

Над дверью в лекционный зал висела вывеска "Выход", написанная сверкающими неоновыми буквами, выглядя невероятно соблазнительно. А под этой табличкой, вяло свисая с двери, было написано название мероприятия, на котором он, в своей безграничной мудрости, решил выступить:

"Моральность Изучения Войны"

Недавняя напряженность в спорных территориях национального государства Косава вызвала бурную дискуссию на эту тему в кампусе, и глава Центра Военной Истории обратился к нему с просьбой доказать, что их факультет все еще имеет ценность. Маркус откликнулся на вызов, как петух на восходящее солнце, и только потом понял, кто именно будет его противником.

- Конечно, я не хочу сказать, что мой оппонент сегодня - это не что иное, как рупор идеологически заряженных тезисов. Думаю, его послужной список говорит сам за себя.

Стивен Баренц. Председатель Бюро Объединения – насколько бы мрачным ни звучал этот титул. Он являлся самопровозглашенным борцом за справедливость, который нацелился на признание факультета Маркуса - да и весь его предмет как таковой – слишком опасным для изучения молодыми умами этого поколения.

Бюро Объединения. Маркус являлся человеком, твердо верившего в отделение церкви от государства, но, как правило, закрывал глаза на появление в кампусе новых конфессий. В конце концов, люди вольны следовать любому моральному кодексу, который казался им разумным. Но эта Церковь Объединения, казалась, они скорее воспитывали роботов-евангелистов, чем формировали людей.

Они хотели единства, даже если это означало уничтожение прошлого. И такие люди, как Маркус, - военные историки - находились не на той стороне новой истории.

- Да, - говорил Стивен, размахивая руками, как проповедник. - Маркус Грэм представитель факультета в этом колледже, который быстро превращается в пережиток средневековья. Подобно войнам, за которые он так отчаянно цепляется, прижимая к груди образы их старых, фанатичных героев, как в прославленной постановке Джона Уэйна, он реликт. Ископаемое. Но его нельзя полностью винить в своём невежестве. В конце концов, наша нация построена на том же самом невежестве, которое он демонстрирует сегодня.

Не поддавайся на провокацию, не поддавайся на провокацию, не теряй контроль, Маркус. Он знал, что Баренц оппонент, который мог завести толпу противоречивыми заявлениями. Он шоумен. И, как ни неприятно Маркусу признавать, у него это хорошо получалось.

И вот Маркус сидит ниже него с мятым блокнотом в руке, очки в черной оправе обрамляют его веснушчатый нос. Почему-то разница между ними разозлила его еще больше.

Внезапно Стивен перешел к сути настоящего спора, и снова Маркус стал целью:

- Война не приносит ничего, кроме страданий, - говорил он, вцепившись руками в трибуну, как будто она могла у него выпасть. - Она выявляет худшее в человеческой натуре. Вспомните Изнасилования в Нанкина совершенной Японской Империей Квомангтинг, зверств, совершенных во имя Бога во время крестовых походов, и полного провала во Вьетнама. Эти инциденты говорят сами за себя. Это были вторжения, в чистом виде, иностранной державы против суверенных государств. Идея "Кто сильнее, тот и прав" была полностью реализована и узаконила все зверства, совершенные вторгшимися силами. Дети Нанкина, Хо Ши Мина и Акриса были убиты как скот, и всё ради некой идеологической победы над предполагаемым "врагом".

- Более того, концепция "хороших войн" и "плохих войн", о которых так много писал Маркус, не имеет под собой реальной основы. Даже во время Второй Мировой Войны союзные войска не могли претендовать на моральное превосходство после бомбардировки Дрездена зажигательными бомбами, в результате чего погибло около двадцати пяти тысяч ни в чем не повинных немцев. Интересно, что сказали бы отцы-основатели Хиросимы и Нагасаки, если бы услышали, как мистер Грэм говорит о "необходимости" атомных бомб, уничтоживших их народ? Смог бы он посмотреть им в глаза – растаявшим телам японцев, погибших в ядерном огне, – и сказать, что они были всего лишь вынужденными жертвами, необходимыми для окончания войны?

Толпа притихла. Почти благоговейно, со всех сторон раздался хор восторженных аплодисментов, когда Стивен слегка поклонился и закончил свое вступительное слово.

Маркус, тем временем, был просто удивлен, что Стивен действительно прочитал написанное, даже если всего лишь бегло просмотрел.

Затем Спикер пригласил Маркуса на трибуну. Он решительно поднялся, держа в руке скомканные записи.

- Просто дыши, - пробормотал он себе под нос. - Посмотри в лицо своему страху и все равно сделай это.

Его тут же встретили свистом и насмешками, и гордое, самодовольное лицо Стивена сияло, глядя на него из первых рядов толпы.

Когда луч прожектора сверху упал на его глаза, Маркус внезапно перенесся к Марии, которая поправляла ему галстук перед его выходом из квартиры этим утром.

"Он сделает все, чтобы отвлечь тебя", - сказала она. "Толпа будет на его стороне. Ты ведь знаешь это, не так ли?"

“Конечно, знаю”, - сказал он ей с улыбкой. "Но я должен это сделать."

"Почему? Не похоже, что тебе нужно что-либо доказывать. Скоро ты станешь известным автором. Тебе не обязательно отвечать такому напыщенному придурку, как он.”

"Не надо вешать такие ярлыки", - сказал он со смешком. "Это лишь способствует разобщению."

"Что?" - хихикнула она в ответ. ""Придурок" или "напыщенный"? Я называю его так, как вижу, милый. Это то, на что ты подписался, когда начал встречаться со мной".

Он посмотрел на ее бледное лицо, обрамленное прядями янтарных волос и сверкающими карими глазами. Когда он начал встречаться с ней, большинство людей отмечали, что она больше похожа на привидение, чем на женщину.

Какая ирония, что она единственная девушка, которая видела его таким, какой он есть, которая смогла разглядеть, что в этом заядлом любителе военной истории бьется сердце, до краев наполненное страстью ко всему, во что он вкладывал душу.

"Ты не обязан этого делать", - повторила она, запечатлевая влажный поцелуй на его бледных губах.

"Я знаю", - прошептал он. "Но для того, чтобы иметь возможность мыслить, нам всем время от времени требуется противодействие. Я не хочу жить в мире, где мы все верим в одно и то же."

"Судя по тому, как идут дела..." - неуверенно ответила она. "Когда вокруг такие люди, как он..."

Он взял ее руки в свои и улыбнулся сквозь усталость.

"Мария, именно поэтому мы должны бороться!"

Именно её лицо он увидел в ярком свете прожекторов лекционного зала, а затем, когда свет померк и попал ему в глаза, он увидел море ненависти.

Он пробормотал извинения Марии. Он не собирался выслушивать это сидя.

- Мой оппонент, похоже, знает обо мне всё, - начал он, глядя прямо в море гнева, которое медленно начинало нарастать с каждым его словом. - Но я считаю, что более полезно судить о человеке по содержанию его речи, а не по громогласным заявлениям.

Бурление уже началось. Ему было все равно.

- Мистер Баренц заставил бы меня ответить за грехи поколения, которые были до меня. Он выставил бы меня перед вами, как ведьму на суде. И всё же, я задаюсь вопросом, действительно ли он подумал о кучах трупов, на которых хочет стоять. Не захочет ли мистер Баренц выслушать рассказ о шести миллионах евреев, уничтоженных во время Холокоста, и сказать им, что Дрезден был самым страшным бедствием этого варварского конфликта? Захочет ли он послушать о тысячах американцев, убитых в японских лагерях для интернированных, или, возможно, о семи с половиной миллионах китайских гражданских лиц, которые, как он сам говорит, пали от рук японской императорской армии еще в 1936 году и которые, между прочим, составляют самый высокий процент жертв среди гражданского населения за весь период войны? Мог бы он посмотреть на это море мертвых и сказать им, что атомная бомба была ошибкой?

Толпа начала возмущаться. Он невозмутимо продолжал:

- Я здесь не для того, чтобы шокировать вас, - сказал Маркус, пытаясь сдержать свой вспыльчивый нрав. - Я здесь, чтобы подчеркнуть, что если мистер Баренц утверждает, что жестокость существует, то я с ним согласен. Это часть человеческой натуры и...

- КТО ТЫ ТАКОЙ, ЧТОБЫ РЕШАТЬ?!

Вопрос был задан молодым человеком из толпы, которого Маркус едва мог разглядеть.

- Я ничего не решаю. Никто из нас не решает. История человечества развивается по определенным траекториям, - объяснил он. - Война является частью каждой развитой культуры на этой планете. Рассматривать только зверства, совершаемые во время военных действий, и судить обо всех вооруженных конфликтах, основываясь на них, значит отрицать необходимость ведения справедливого конфликта.

- СПРАВЕДЛИВОГО?! - крикнул ему кто-то в ответ. - Есть ли справедливость в посылании тысяч молодых людей умирать за политиков, которым на них наплевать?

К этому моменту зубы Маркуса практически заострились. Но он дышал. Он оставался спокойным.

- Я не выступаю за призыв на военную службу, - ответил Маркус, крепче вцепившись в края трибуны. - Я утверждаю, что есть такие вещи, как праведные дела, ради которых люди должны браться за оружие. Но смогли бы вы сказать Кочизу, что, хотя шансы были против него, он должен был просто сдаться и подчиниться кампаниям геноцида, проводимым США против его народа? Зло есть зло – ясно и незамысловато.

- Что он себе позволяет? - внезапно рявкнул на него один из профессоров.

- Но я... - заикаясь, пробормотал Маркус, видя, что его кулаки начинают разжиматься, а настроение накаляться. - Я... я здесь не для того, чтобы защищать концепцию ведения войны! Я здесь, чтобы защищать изучение и анализ военных конфликтов как легитимного ответвления истории.

- И ты хреново с этим справляешься!

- Историю часто пишут победители! - крикнул Маркус, роясь в своих заметках, пытаясь перекричать нарастающий рев толпы. - Но это верно лишь отчасти, на самом деле, её пишут историки. Историки, у которых хватает объективности взглянуть на прошлое и извлечь уроки из ошибок, которые мы, люди, совершили. И я говорю вам, война - это не всеобщее зло. Мы должны систематизировать и подчеркнуть ужасы войны. Но мы также должны учитывать простой факт, что иногда один человек – или один народ – должен встать и бороться.

- Ах ты, шовинистический ублюдок! - крикнул другой голос.

- Нет! - крикнул в ответ Маркус, его голос становился все более хриплым. - Я не одобряю завоеваний, порабощения и господства над другими с помощью военной силы. Сила не может изменить сознание людей. Но образование может--

Он остановился, почувствовав, как что-то тяжелое и острое ударило его по голове, его рука потянулась, чтобы почувствовать струйку крови, которая начала стекать по щеке.

Брошенный в него предмет – камень, завернутый в тетрадную бумагу, – тяжело упал на землю.

И вместе с этим в зале начался настоящий ад.

Некоторые студенты начали прорываться к сцене, сбивая своих одногруппников с ног, в то время как те размахивали знаком мира на большом баннере. Охранники кампуса бросились вперед, обрушиваясь на протестующих, в то время как двери были открыты снаружи и прозвучал сигнал, что лекция окончена. Когда перегруженные работой охранники начали оттеснять студентов, некоторые начали кричать о кровавом притеснении, в то время как другие пытались обойти охрану кампуса, прежде чем их оттеснили, делая селфи со своими обезумевшими лицами и рассказывая своим онлайн-подписчикам, что на них только что напали на лекции мистера Грэма. О Стивене Беренце ничего не упоминалось.

Маркус в ошеломленном ужасе наблюдал, как оставшиеся студенты, дерущиеся в коридоре, карабкались друг на друга, пытаясь добраться до него, в то время как осажденная охрана кампуса делала все возможное, чтобы вытащить его как можно скорее.

- Пошли, сынок, - сказал один из них Маркусу, схватив его за безвольную руку и силой потащив прочь. - Пора уходить.

Маркус посмотрел сквозь красную пелену, застилавшую ему глаза, на ревущую, исполненную ненависти толпу. Они были похожи на стаю шакалов, которые тявкают, готовые разорвать его на части. Они пришли сюда не слушать или учиться.

И когда он позволил охране вывести себя на улицу, то внезапно осознал ошибку: он заглотил наживку задолго до начала лекции.

…

Непрекращающееся тиканье старинных часов Маркуса наполняло его скудную студенческую квартирку.

Наверху, у него под потолком, безостановочно вращался вентилятор, а он лежал на своем потертом диване, похожий на картофелину, тушащуюся под теплым калифорнийским солнцем. Мария смотрела на него сверху вниз, её гибкие пальцы гладили его редеющие, растрепанные волосы.

- Знаешь, - сказала она. - Может быть, если бы ты хотя бы принял душ перед выступлением, они бы тебя послушали.

Он попытался изобразить кривую улыбку, беря ее за руку.

- Я дурак, Мари.

Она покачала своим бледным лицом.

- Нет, это не так, - сказала она. - Ты просто человек, который действительно верит в то, что говорит. Это никогда не сделает тебя популярным парнем в студенческом городке.

Он вздохнул, протяжно и глубоко, и потянулся за телефоном.

Мария, однако, оказалась проворнее. Она схватила его и выбросила.

- Нет, - ответила она на его недоверчивое выражение лица. - Ты не будешь смотреть на это. Вместо этого ты будешь смотреть на меня.

Она взяла его лицо в ладони и сжала щеки, растирая их, как будто он маленький мальчик, которого отчитывают за плохое поведение.

- Эй! - усмехнулся он. - Ты же знаешь, я чувствительный человек.

Она поцеловала его в лоб.

- Как я могу не знать? Вот почему я не разрешаю заглянуть в свой телефон. Сегодня ты лишился всех своих прав доступа в Интернет.

Он снова вздохнул, когда его взгляд скользнул по ее четким чертам, на мгновение растворившись в каштановом море её глаз. Он совершил ошибку, проверив свои социальные сети после дебатов, и увидел – ну, в общем, именно то, что ожидал. "Бригада Объединения" стала утверждать, что он спровоцировал насилие, и всё, что им нужно было для доказательства этого заявления - это несколько фотографий с синяками на лицах и копии его студенческой стенограммы, которые, конечно же, кому-то удалось раздобыть. Теперь они собирали петицию с требованием отстранить его от преподавательской деятельности, назвав Стохастическим Террористом.

Самое худшее? Он догадался. Он понимал, почему им нужно верить в то, что они делали - этим студентам, которые никогда не были свидетелями ужасов. Военачальники, набирающие силу на другом конце света, их не касались. Они думали, что с воинственностью можно бороться с помощью пацифизма.

Это даже не их вина. Бюро довело их до исступления еще до начала лекции. Он должен был предугадать. Он должен был предвидеть, как пройдут "дебаты".

- Эй, - прервала его размышления Мария. - Я вижу это по твоим глазам. Ты снова думаешь об этих чудаках из Твиттера. Что я тебе говорила, не позволяй им залезть тебе в голову?

Он закрыл глаза. Он знал, что она права. Будучи студенткой факультета коммуникаций и психологии, она знала гораздо больше о современном мире пропаганды и о том, как она работает, чем ему когда-либо удастся. До встречи с ней он был слишком погружен в прошлое. Она открыла перед ним настоящее.

- Мари, - сказал он. - Что мне теперь делать?

Она моргнула.

- С чем?

- Теперь мою книгу ни за что не опубликуют.

Он взглянул на рукопись, лежавшую на его столе, результат кропотливого исследования, проведенного в течение как минимум шести лет постоянного изучения в рамках его докторской диссертации. Обзор военной тактики средневековья, раннего нового времени и современной эпохи и оценка наблюдаемых закономерностей. Эффективность кампаний, относительная сила военачальников, технологические достижения и то, как эти стратегии прошлого все еще могут найти практическое применение.

Это была работа всей его жизни, она смотрела ему в лицо каждое утро, умоляя завершить ее и отправить в мир.

Но что теперь? Теперь он едва мог даже смотреть на неё. Казалось, что он, автор, провалил работу. Он недостоин довести ее до конца.

- Ты всегда сомневаешься в себе, - мягко сказала Мария, ее пальцы играли с прядями его вьющихся волос. - Но, послушай, самое главное здесь – это ты. Ты уже несколько дней не отдыхал. Посмотри на себя.

Она села и заставила его посмотреться в маленькое стеклянное зеркальце. Отражение, которое смотрело на него в зеркале, едва ли напоминало то, что он знал о себе – его очки в темной оправе запотели и треснули на концах, острые нефритовые глаза за стеклами смотрели на него осуждающе, а борода была такой же спутанной и неухоженной, как и волосы.

- По правде говоря, - сказала она. - Я беспокоюсь за тебя, Марк. Ты не заботишься о себе. Ты все забросил ради неё. Жизнь - это больше, чем просто учеба, знаешь ли. Это больше, чем признание. Кого, черт возьми, волнует, что им не понравится книга? Тебе нечего им доказывать.

Он отвел взгляд и снова посмотрел на рукопись, смотря так, как может смотреть только автор, видя всю кровь, пот и слезы, которые он вложил в работу на протяжении многих лет.

- Я и есть эта книга, - сказал он.

Когда он свернулся калачиком и заснул, то почувствовал, как рука Марии коснулась его спины, словно пыталась перевязать открытую рану, прежде чем он унесся в мир своих грез.

http://tl.rulate.ru/book/120510/4979362