Готовый перевод Harry Potter \Broken / Гарри Поттер \Брошенный: Глава 1

Пролог: Мы лжем лучше всего, когда лжем сами себе

Когда Гермиона была молода, кто-то однажды сказал ей, что жизнь - лучший учитель. Каждый урок, который она преподносит, каждый тест, который она выдает, останется в ее памяти навечно.

В семь лет это звучало как загадка, но слова запомнились ей. А вот что они означают, она поняла лишь много позже.

Точнее, одиннадцать лет спустя.

К восемнадцати годам жизнь преподнесла ей множество незабываемых уроков: добро побеждает зло, все, что нужно знать, можно найти в книгах, не все так, как кажется, то, что не убивает, делает тебя сильнее, перед рассветом всегда темнее всего, и не всем, кто проходит через твою жизнь, суждено остаться.

Но это были не единственные уроки, которые она усвоила.

Гермиона также узнала, что честность - коварная вещь. И по этой причине она перестала быть честной на следующие пять лет своей жизни. Ни к чему хорошему не приводило то, что она говорила правду. «Правда причиняет боль», - говорила ее мать, но она никогда не верила в это утверждение: оно было слишком расплывчатым, чтобы считать его непогрешимой истиной. В конце концов, мать была отчасти права: правда - это больно. С годами казалось, что правда также ужасно напоминает Гермионе о ее собственной незначительности в великой схеме вещей.

Ладно, правда причиняла боль, но ложь... ложь могла убить.

Ложь была подобна ночному вору, замаскированному под невидимку. Они ждали удобного случая, чтобы наброситься и наказать кого-то за грехи. Казалось, как бы далеко лжец ни убегал и как бы ни пытался навести порядок, ложь терпеливо ждала, чтобы получить свой кусок плоти. Ложь заставляла лжеца постоянно оглядываться через плечо, параноидально и беспокойно. Даже когда они думали, что находятся в безопасности, это было не так.

Гермиона считала себя умнее обычного лжеца; ей удавалось ускользать от поимки лучше, чем самым лучшим. Этим и только этим она гордилась. Гермиону воспитывали правдивой и благородной, защитницей всего доброго и справедливого. Ее поступки и решения пятилетней давности были метафорической расправой над моралью и ценностями, привитыми ей родителями, но ее нечестность была не единственной проблемой. Теперь, когда она вернулась, она устала от этой шарады; было утомительно следить за тем, какую ложь она кому сказала.

Гермиона не могла забыть правду: ее ложь была приятна для чужих ушей, но жестока для ее собственного сердца. А сердце... Она не была уверена, что оно у неё осталось. Оно все еще билось в груди, качая кровь, но было полым, истощенным, возможно, не подлежащим восстановлению. Она не могла ничего чувствовать, только безнадежность, которая росла из ее полного отчаяния.

Она не могла испытывать никаких угрызений совести за содеянное, ей не нужны были ни последствия, ни последствия ее поступков, потому что она уже знала, чего ей стоила ее ложь.

Всего.

Ее жизнь, которую она знала.

И у нее не было никаких иллюзий по поводу того, что она сможет вернуть утраченное.

По этой причине ей не хватало мотивации, чтобы остановиться. В конце концов, лжецов не волновали ни мотивы, ни последствия. Они ценили быстрое решение, которое давала их ложь, а затем быстро уходили. Но Гермиона знала, что быстрое решение проблемы недолговечно, особенно в ее случае. Это было все равно что использовать ткань, чтобы убрать нефтяное пятно.

Пять лет назад она собрала всю свою жизнь и уехала, потому что не могла навести порядок. Но больше не было необходимости бежать. Теперь, когда она вернулась, все, что у нее осталось, - это ложь, которой она так долго жила и дышала.

Иногда она чувствовала себя почти виноватой. Гермиона полагала, что совесть - это не то, что может быть у лжеца. Она была уверена, что ее совесть давно ушла. Ирония заключалась в том, что ее ложь не причиняла им такой боли. Они жили счастливой, блаженной, невежественной жизнью, ненавидя ее, и не без оснований. Она же, напротив, была вынуждена нести это бремя в одиночку. Они были друг у друга, а она... У нее никого не было.

Но эта ложь была не самой страшной.

Хуже всего было то, что она говорила себе.

Нет, ее не беспокоило то, что в последний месяц в Министерстве Гарри отказывался с ней разговаривать, а тем более признавать ее существование. Ничего страшного, что почти никто не заметил, что она вернулась уже более семи месяцев назад. Когда она видела фотографии Джинни с Гарри и Роном, её не расстраивало то, что её заменили в их жизни. И когда она думала о своих родителях, тот факт, что они умерли, не вспомнив о ней, не разбивал ей сердце. Нет. Совсем нет. Ее даже не беспокоило, что она проведет свою жизнь в одиночестве в тюрьме, созданной ею самой. Ей было хорошо.

Ложь. Ложь. Ложь.

Она говорила себе бесчисленное множество других лживых слов, каждое из которых было не менее болезненным, чем предыдущее.

То, что она заставила себя думать, что с ней все в порядке, - вот это уже талант. Еще больший талант требовался для того, чтобы убедить себя, что теперь, когда она вернулась в Британию, жизнь наладится. Это был довольно блестящий талант, который она приобрела на пути саморазрушения.

Лучше всего она лгала себе.

В эти дни это было так же легко, как дышать.

В любой день она могла солгать себе сотню раз, не обращая внимания на то, что внутри у нее все умирает.

http://tl.rulate.ru/book/114846/4445499