Готовый перевод Plan C meets Plan A / МГА: План К соответствует плану У: Глава 3: План У: Усыновление / Chapter 3: Plan A: Adoption

Всё началось с посылки. Посылки, а не подарка, что бы там ни говорил Хизаши или бантик.

Посылка была розовой. Розовый с белыми пятнами, он находилась в ветвях дерева в саду на крыше, который Ластик полурегулярно использовал, чтобы выпить пакетик желе и перегруппироваться во время своих патрулей.

Посылка могла бы быть частью какой-то любовной игры, но сад не был особенно красивым. Заросшие деревья и разросшиеся сорняки увенчивали низкое офисное здание в районе, который днём имел вид респектабельности, а ночью - туман нищеты. Романтические игры здесь были нелогичны.

Здесь не было камер для какой-либо проверки. Вернее, камеры были, но владелец здания уже давно перестал платить за их содержание или нанимать кого-либо для наблюдения за ними, что было одной из причин, по которой Ластик остановливался здесь.

Шота выпил свой пакетик и постарался не ослепнуть. Хотя он стал героем, чтобы помогать людям, особенно тем, кому общество часто забывает помочь, он также стал героем, потому что был любопытным, любознательным человеком, который не любил оставлять загадки в покое.

И эта загадка была подозрительной.

Она не стала менее подозрительной, когда он забрался на дерево и обнаружил там надпись "Сотриголова", написанную крупным печатным почерком. Он уставился на бирку с ветки, размышляя о том, кого он недавно разозлил и может ли кто-нибудь положить для него бомбу в коробку, когда ветерок перевернул бирку, открыв её другую сторону с именем "Дэку".

Теперь это была головная боль в коробке.

Дэку, как консультант, был очень хорош. Исследование было подробным, выводы подкреплены, а предложения - умными. Что ещё лучше, Дэку четко обозначал, когда что-то было предположением или оценкой и, следовательно, имело место для ошибки. Шота был чертовски хорош в импровизации, но он всегда ценил предупреждение о том, что всё может пойти не по плану.

Однако в Дэку было что-то такое, что заставило Шоту насторожиться. Это была не негативная настороженность, такая, которая сидит в его нутре и шепчет о приближении плохого, а скорее маленький флажок, который появлялся и исчезал всякий раз, когда Шота пытался рассмотреть цвет.

Тип ума Дэку был острым и яростным, но грубым по краям, как будто у консультанта было очень мало формальной подготовки. Ответы также были мгновенными, когда Шота отвечал на электронные письма самого Дэку, и отправлялись только поздно вечером или ночью. Если Шота пытался отправить письмо в любое время дня, ответа не было, что было необычно для человека с традиционной дневной работой, из чего следовало, что консалтинг не было дневной работой Дэку.

Что было вполне логично, поскольку Дэку ещё не попросил оплаты, которая была вполне заслуженной.

Кроме того, и этот момент беспокоил Шоту так, как остальные не совсем справлялись, Дэку был благодарен за каждый ответ Шоты. Дошло до того, что если Шота добавлял какое-нибудь небольшое предложение, например, о том, что другой формат может быть более удобным для чтения, или о том, чтобы Дэку рассмотрел текст под другим углом, они тут же принимались к сведению.

Шота никогда не встречал другого профессионала, героя или кого-то ещё, кто так мало сопротивлялся бы своей работы. В них было так мало высокомерия, что они почти не испытывали профессиональной гордости.

Профессиональная гордость, которую надо было заслужить, черт возьми. Дэку мог мыслить настолько нестандартно, что Шота не был уверен, что консультант всегда осознавал, что коробка существует, но Дэку был полезен. За последние два месяца Дэку помог закрыть шесть дел. Учитывая, что консультант работал с Шотой в среднем только над одним делом в неделю и, предположительно, он одновременно работал на других героев, такой рекорд был чертовски впечатляющим.

Впечатление было настолько сильным, что Шота не стал особо вникать в то, что скрывается за плащом и кинжалом, не считая тщательной проверки первых нескольких порций информации. Сам он активно избегал внимания, поэтому не мог осуждать Дэку за то же самое.

Вздохнув, Ластик расколол темно-розовую коробку ножом из своего ботинка и открыл подарок от Дэку.

Шота устал. (Если ещё хоть один учитель станет подшучивать над ним по поводу его свободного времени после исключения всего класса, он ударит их. Все они работали на Недзу. Не было никакого оправдания думать, что крыса даст Шоуте отгул. Такая мысль была не просто нелепой, она была нелогичной).

Дело в том, что он слишком устал, чтобы разбираться со сломанным респиратором, наспех нарисованным чертежом того, как может выглядеть функционирующее целое устройство, и записка, в которой говорилось, что он был "найден в мусоре, случайно, честно, но это означает, что Смоукскрин подвержен своей собственной причуде и может быть сломлен, если сломать костюм злодея, и эй, Сотриголова, ты мог бы связаться с производителем и получить списки клиентов".

— Какого черта, малыш, — спросил он у ночного неба, но тут же замер, когда его собственные слова вернулись к нему с прохладным ветром.

Шота тщательно закрыл свои мысли респиратором и спрятал пакет под мышкой, спрыгнув с крыши.

Он мог сосредоточиться только на одной критической ситуации одновременно, а поскольку Дэку передал улики Ластику, Дэку всё ещё был консультантом, а не линчевателем. У Шоты была только одна критическая ситуация - серийный убийца, который любил травить своих жертв газом, и это дело было гораздо ближе к разгадке, чем когда он начинал есть желе.

Одна критическая ситуация и бардак (без формального обучения, школа, а не рабочее время, исправления от авторитетного лица, а не предложения от коллеги - он же учитель, как он мог промахнуться - черт).

Он мог справиться с беспорядком. Всё будет хорошо (черные тучи, клубившиеся в уголках его сухих глаз, не надвигались, ещё нет, потому что он снова не потерпел неудачу, ещё нет).

Через несколько трелей звонка Хизаши открыл дверь с волосами, уложенными в беспорядочный пучок, старым свитером Юэй, свисающим с одного плеча, и выражением полнейшего шока на лице. Шота проигнорировал это, пройдя мимо своего друга войдя в дверь.

— Мне нужна твоя помощь.

Хизаши моргнул:

—  Шота, мой уважаемый коллега и дорогой друг, какого хрена?

Шота выглядывал из-за длинных темных волос, не смущаясь тем, что ему приходится повторяться:

— Мне нужна твоя помощь, — он покачал головой, решив, что трех чашек кофе недостаточно, чтобы победить усталость, и двинулся к Хизаши.

Голосовой Герой наблюдал, как Шота осушает чашку кофе в его кружке, покрытой кошачьей шерстью, затем Хизаши обошел его и сел за стол, где до этого ел блины и проверял эссе по английскому языку второго курса. Хизаши ни разу не отвел взгляда от своего красноглазого друга.

— Шота, дружище. Сейчас 9 утра и суббота. Ты никогда не встаешь в 9 утра в субботу, если у тебя нет патрулирования. Которое было вчера вечером. Я не должен видеть тебя до завтрашнего полудня после той недели, что у тебя была.

Шота ничего не сказал, потому что Хизаши не ошибся, а просто уставился на свою пустую кружку немигающими глазами.

— Точно, — Хизаши хлопнул руками по столу, пытаясь подняться на ноги. Оба мужчины сделали небольшую паузу, не обращая внимания на то, что Шота вздрогнул от этого звука. Они были друзьями слишком долго и пережили слишком много травм, чтобы не знать, когда нужно надавить на ситуацию, а когда оставить всё как есть.

Хизаши всё же накинул свитер на плечи уставшего мужчины, когда проходил на кухню, и указал Шоте на стул:

— Садись. Я собираюсь сделать тебе смузи, потому что уважаю твою любовь к жидким фруктам, хотя и ненавижу эти чертовы пакеты и вообще твои привычки в еде. Пока я завершаю этот замечательный жест истинной дружбы, ты сядешь за этот стол и расскажешь мне, что происходит и почему тебе нужна моя, очевидно отличная, помощь этим ярким и ранним утром.

Шота опустился на стул, больше похожий на тряпичную куклу, чем на человека:

— Я облажался, Заши, — слова Шоты были тихими, произнесенными прямо в изношенное дерево стола. Хизаши не услышал бы их вообще, если бы по пути на кухню не вставил слуховой аппарат.

— Значит, сегодня день клубничного смузи?

Шота выдавил из себя жалкую попытку рассмеяться:

— Да, — Несколько мгновений он слушал, как Хизаши возится на кухне, позволяя звукам стука шкафов подчеркнуть грохот холодильника Хизаши.

Шота любил своих друзей, хотя, но даже выдирания зубов, не смогло бы заставить его признать это. Ему нравилось, что никогда не было сомнений в том, что Хизаши поможет ему, только мужчина пытался понять, как помочь, и для начала соскальзнул к старой тактике - накормить Айзаву.

Его любовь к друзьям была также причиной, по которой он притворился, что не заметил, как Хизаши переписывался с кем-то, вероятно, с Немури, пока смешивал коктейль. (Это была Немури, у них с Хизаши был проверенный и верный план заботы о Шоте, и то, что мужчина попросил кого-то из них о помощи не по делу, было бы самым красным из красных флажков).

Прижавшись щекой к прохладному дереву, Шота уставился на свободные страницы с пометками Хизаши, сделанными синей ручкой, чтобы не напугать студентов. Шота всегда пользовался красной.

Деку, вероятно, привык к большому количеству красного цвета.

— Ты помнишь Дэку? — спросил Шота.

Хизаши хмыкнул в ответ, передал коктейль своему другу и сел рядом с ним, напротив него:

— Твой новый консультант?

Шота издал угукнул, обхватив длинными пальцами прохладное стекло.

— Ну да, тогда. Я тут подумал, не одолжить ли его на время, если мы не найдем никаких зацепок по этому грабителю-призраку в течение недели. Я знаю, ты сказал, что он лучше всего работает с подпольными, но мы уже немного отчаялись.

— Скорее, опасается дневных агентств. Хотя Дэку помог бы, особенно если бы я поручился за тебя.

— Но? Тут есть определенное "но", Шо. Дэку спалился на взятке или что-то в этом роде? — Хизаши негромко постукивал пальцами по столу.

— Нет. Совершенно нет.

— Тогда в чём проблема? — Хизаши поднял бровь вместе со своим тоном.

Шота наконец-то поднял голову, выпрямился, словно его прикрепили к рояльной струне, которую внезапно натянули. Тени под глазами были резче, чем обычно, а голос ещё грубее:

— Деку - ребенок, Заши. Чертов ребенок. Он не может быть намного старше наших учеников.

Хизаши мог бы спросить у Шоты, был ли он уверен, но Шота не был известен тем, что отчислял учеников ради шуток и хихиканья. Шота знал свою репутацию и, по большей части, наслаждался ею. Как в плане страха, который он внушал студентам и преподавателям, так и в плане хаоса, который он мог создать (он был любимчиком Незу не просто так, и причина была не только в уровне компетентности Шоуты; нужно было обладать определенным складом ума, чтобы так часто общаться с директором Юэй и не сбежать за тридевять земель).

Но дети, окончившие школу с одобрения Шоты, все стали сильными, живучими героями. Шота проверял. В его классе было меньше всего выпускников, но, черт возьми, у них был один из лучших показателей выживаемости во всём округе (им не пришлось оплакивать своих друзей, не пришлось наблюдать, как вокруг них рушатся миры, не пришлось видеть, как Оборо отягощает их сердца и затуманивает глаза).

У Шоты были хорошие навыки общения с людьми, что приводило Хизаши и Немури в отчаяние, потому что Шота просто не использовал их для взаимодействия. Люди были глупыми, и обслуживание их было пустой тратой энергии. Чтение их поведения было гораздо ценнее и позволяло Шоте действовать только тогда, когда он хотел.

Он хотел действовать.

Он знал, что Дэку был ребенком. Он знал это по манерам Деку и по колебаниям между написанными словами. Он знал по тому месту в своем нутре, которое сжималось, когда дети думали, что быть героем - это весело, слава и богатство. Он знал по тому месту в его горле, которое останавливало его дыхание, когда ребенок толкался еще сильнее, когда у них была причина быть героем, и Шота мог им помочь. Он знал, что в его глазах застыли тени, облака и тьма, когда он был пойман в своем собственном прошлом или видел ребенка, которому он не мог помочь, не успевал.

Это не было доказательством. Это не было доказательством. Этого было недостаточно, чтобы что-то сделать, не официально.

Но это был Хизаши, не Сущий Мик, и хотя Хизаши не был официальным, он был лучшим другом Шоты.

Хизаши хлопнул в ладоши, просто приняв заявление Шоуты:

— Верно. Гениальный подросток-консультант. Необычно. Но я пока не вижу проблемы?

Шоута нахмурился, медленное движение началось с бровей и закончилось на челюсти. Свитер Хизаши отягощал плечи Шоты.

Хизаши помахал рукой.

— Эй, эй, эй. Если я не нахожусь на том же поезде прыгающей логики, это не значит, что я не попытаться в него попасть. Я верю тебе и верю, что ты не был бы здесь в такую рань в солнечную субботу, если бы не существовало проблемы более серьезной, чем занятие несовершеннолетних. Так скажите мне, в чём дело.

К концу речиголос Хизаши стал громче, что не было необычным, но рука, накрывшая руку Шоты, была громче. Только когда теплая кожа легла на пальцы Шоуты, он понял, что тот дрожит.

Ему действительно нужно было поспать. В конце концов. Он провел два часа душа в адреналиновой аварии после того, как они накрыли торговую сеть. Этого едва хватало, но это было всё, что он мог получить с многочисленными посылками Дэку, проплывающими в его снах.

Шота вздохнул и медленно переместил руку, пока не перевернул ладонь и не смог взять руку Хизаши в свою. Вместо того чтобы поднять глаза и посмотреть на выражение лица своего старшего друга, Шота стал изучать рисунок древесины на фоне различных цветных чернильных пятен.

— Я начал подозревать около месяца назад. Дэку начал оставлять посылки. Я не уверен, сколько из нас их получает, Цукаучи и я точно, хранящие доказательства. Вспомогательное снаряжение, остатки последствий причуд, краденые вещи, всё с запиской, объясняющей, что это попало в руки Дэку, и они думают, что я смогу использовать это лучше. И всё это с явной пометкой, что парень не пытался стать линчевателем, — Шота поднял свободную руку вверх, широко раскинув её. — За последний месяц, Заши, я получил три таких письма, которые просто лежали вдоль маршрутов моего патрулирования, завернутые в бумагу с бантиками.

Хизаши фыркнул, крепче сжав руку Шоты, даже когда Хизаши встретился с красным взглядом своего друга:

— Прости, просто ребенок прислал тебе подарки? Это здорово. Я уже люблю их.

Шота ещё немного подержал взгляд, а затем позволил ему раствориться в зубастой ухмылке:

— Эта первая из них была в розовой и белой пятнистой бумаги,  — Розовый цвет отлично сочетался с трениками, которые ему подарила Немури.

Взрыв смеха, прокатившийся по комнате, был громким, но не настолько, чтобы сатавить Шоту стиреть причуду:

— Ох, мальчонка - хранитель Шо.

— Да, таков план.

— ЧтаА?

Хизаши стал кроток как овечка, даже когда волосы Шоты улеглись, и он продолжил:

— Дэку гениален, молодость этого не меняет, как и возможность того, что у ребенка есть причуда интеллекта. Честно говоря, я впечатлен ещё больше, потому что ребенок убедил нескольких профессионалов, чья работа буквально заставляет подозревать, что они получают помощь взрослого. Дэку уже переходит грань линчевательства, несмотря на то, что он утверждает, независимо от намерений. Мы не можем позволить Дэку скатиться в злодейство. Это было бы плохо, очень плохо, если мы предполагаем, что ребенок со временем станет ещё квалифицированей. В чём я абсолютно уверен.

Все веселье исчезло с лица Хизаши:

— И ты думаешь, что злодейство - это вероятная проблема? Похоже на крайность.

Шота издал резкий смешок, который прозвучал как звук разбитого стекла:

— Крайность? Почему этот ребенок не в геройской школе? Почему он чувствуют необходимость придумать себе имя и помогать, не говоря никому, кто он? Не сказав ни одному герою? Хизаши, мы оба знаем, что дети боготворят героев и что путь героя, как правило, является их первым выбором.

—  Откуда ты знаешь, что это не так? Не смотри на меня так. Я доверяю тебе, Шо, но ты делаешь ужасно много предположений, учитывая, что ты не знаешь личность ребенка. Дэку может быть в школе героев и страдать от ограничений. Или, не знаю, младше старшей школы и планирует поступать.

Шота изучал их руки, особенно его грубые и немного грязные ногти на фоне потёртого золота кольца, которое Хизаши получил от деда:

— Заши, я изучил письма, которые прислал Дэку. Честно говоря, я их перечитал. Этот ребенок не в порядке. У этого парня отчаянное желание помогать людям, но он делает это не как герой, а тайно. Это само по себе поднимает всевозможные флаги.

— Остальные причины я в словах Дэку. Заши, в этих словах нет высокомерия. Никакого. Есть профессиональная гордость, едва уловимая, в костях уверенной обоснованности и признания последствий, но нет хвастовства, нет злорадства, нет признания хорошо выполненной работы. Однако есть пугающая приверженность к "что, если" и почти патологическое подмечание каждый раз, когда что-то основывается на предположении или скудных доказательствах. Неважно, что прошло всего несколько месяцев, а я уже предпочел бы предположение Дэку, а не свидетельства большинства гражданских лиц, черт возьми, даже нескольких Про. Каждое предположение помечено большими буквами с надписью "пожалуйста, используйте свое собственное усмотрение".

Шота сжал руку Хизаши, чтобы остановить его, зная, что ему нужно сказать ещё что то:

— И я экспериментировал. Парень не верит похвале. Я стал включать в свои электронные письма больше благодарностей и комплиментов и узнал, что, по-видимому, абсолютно точно можно передать "взволнованность" по электронной почте. Дэку отрицает или сваливает всё на мои собственные усилия. Почему-то этот ребенок абсолютно уверен в своей способности к анализу, но при этом совершенно не видит, что эта способность делает его особенным.

— Но само по себе это не заставило бы меня беспокоиться о его возможной смене стороны, Хизаши. Мы оба знаем, что у хороших героев есть причина для выбора геройства, и часто она не очень приятная. Я готов поставить свой шарф на то, что у этого парня есть одна из таких причин. И всё же, когда я хотя бы намекаю, что у Дэку может быть потенциал героя, я получаю отпор. Жесткий. Не то чтобы не было интереса, но как будто Деку полностью смирился с тем, что консультант - это максимум, до чего он могут дотянуться. Если обращение с ребенком привело к этому, тогда, я...

Шота закончил на рыке, когда слова перестали идти, запутавшись в горле.

Хизаши понимал это рычание, он слышал его несколько раз за эти годы. Он скользнул второй рукой по первой, накрыв кончики ногтей Шоты:

— Ты беспокоишься, что причина маленького слушателя - что-то вроде жестокого обращения или злодейской причуды. Что окружающая обстановка или люди вокруг лишает его уверенности, которая позволила ему ухватиться за консультацию как способ помочь.

Слова Хизаши врезались в Шоту с тяжестью тяжелой двери. Возможно, старые дубовые панели, которые загораживали свет, когда Шоту бросили в подвал за то, что он случайно стер причуды своих родителей. Или тяжелые металлические пластины, которые захлопнулись с силой, достаточной, чтобы сломать кости, когда вердикт старшеклассников о наказании школьного "злодея" включал в себя кладовки и темноту.

— С ребенком не всё в порядке, Заши. Он не в порядке.  — Шота не был в порядке, не тогда, когда темнота, горевшая в его глазах, была от запертых дверей и всё ещё могла привести к слезам.

— Тогда у нас всё получится. — Хизаши сжал руки Шоты и откинулся на стуле со скрещенными руками и наглой улыбкой на лице.

Несмотря на все лучшие намерения Шоты, он почувствовал, как на его губах начинает расти улыбка:

— Да?

— Мы герои, Шо, это то, что мы делаем. С другой стороны, — криво усмехнулся Хизаши, наклонив голову. — Ты ещё ни разу не ошибся в том, что у кого-либо есть потенциал.

Шота думал об электронной почте, о том, что он до сих пор не уверен, как этот парень вообще нашел электронную почту Ластика. Он думал о планах, о планах, о резервных планах. Он думал о том, что в каждом отчете есть раздел о минимизации потерь среди гражданского населения. Он думал о комментариях, в которых сквозило беспокойство по поводу загруженности самого Сотриголовы. Он думал об анализе, качество которого ничуть не снизилось, когда осталась только одна возможная жертва.

— Да,  — тихо сказал Шота. — У него есть потенциал.

— ДА! Тогда давай усыновим тебе маленького слушателя!

— Правда? — спросил красноглазый Шота, когда Хизаши, не раскаиваясь, встал.

— Правда. Пей свой коктейль. У тебя есть план, о котором ты должен мне сообщить. Расскажи мне, как ты собираешься переманить ребенка на светлую сторону юридической героики и официальных учебных заведений!

Шота тоже встал, просунул руки в свитер Хизаши и послушно сделал глоток всё ещё довольно вкусного коктейля. Он позволил своей ухмылке вырасти до зубастой, которая, как он знал, приводила в ужас его учеников и, если быть до конца честным, нескольких его коллег.

Он открыл телефон и показал первые сообщения Дэку, чтобы Хизаши мог их прочитать. Затем Шота аккуратно поставил на стол сумку, которая стояла у его ног, и достал ноутбук, три камеры, два зеркала и очки.

—  Я отправлю Дэку свой подарок и получил номер телефона парня. Это, понятное дело, будет одноразовый номер. Теперь мы собираемся заманить аналитика анализом. И на гарнир легализвция.

Хизаши поднял глаза, когда предметы упали на стол, но быстро вернулся к телефону, прокрутив его вниз, чтобы прочитать остальные вопросы ребенка (если бы Шота изначально не был уверен в том, что Дэку - ребенок, этот текст окончательно бы его добил; ребенок бормотал).

— Хорошо, я впечатлен, особенно учитывая, что я знаю, как мало информации о вас на самом деле доступно, и как ты немногословен в целом. Но разве ты не знаешь большинство ответов на вопросы в границах твоей причуды?

Шота пожал плечами:

— В основном. Но я не исследовал свою причуду с тех пор, как мы были студентами. Все меняется. Черт, — он жестом указал на одну из новых камер. — Технологии меняются.

Хизаши медленно поднял голову. — Итак. Скажи, правильно ли я понимаю. Вместо того, чтобы проводить утро, проеряя работы детей, которые едва понимают, что такое точка и тем более запятая, я помогаю своему лучшему другу, которого, как я ожидал, завтра вечером придется вытаскивать из спального мешка для подкормки и человеческого общения, играет со своей причудой. И все это для того, чтобы помочь ребенку?

— Ага.

— Уууу! Я пишу Немури!

— Разве ты уже не сделал этого? — они оба уставились друг на друга на мгновение после сухого, как пыль, вопроса Шоты, молча обсуждая, стоит ли признать, что Шота действительно знал о плане "Позаботься о Шоте".

Хизаши сломался первым, широко улыбнувшись:

— Ага! Но теперь я говорю ей принести обед! Мы сделаем это после обеда. Не волнуйся, мы дадим тебе вздремнуть. Я нашел спальный мешок, который ты оставила в моем шкафу.

Пока Хизаши продолжал печатать, Шота положил голову на стол, стараясь смотреть в сторону двери и таким образом скрыть возможность того, что его улыбку заметят.

Они сделают всё хорошо. (Все уже было хорошо, теперь, когда тепло голоса Хизаши напоминало Шоте, что затененные облака не были физически там, не были темными комнатами или потерей Оборо, блокирующей свет от его сухих глаз).

Примерно через месяц после разговора героя с Хизаши Ластик положил свою фиолетово-оранжевую посылку на стол детектива Цукаучи, рядом с желто-зеленым. Шота собирался сделать это раньше, но был занят:

— Нам нужно поговорить.

Цукаучи на мгновение уставился на две коробки, затем наклонился вперед и ущипнул себя за нос:

— Пожалуйста, пожалуйста, не приходи, чтобы сказать мне, что Дэку перешел на сторону линчевателей. Мой босс и так уже наседает на меня по этому поводу, но Дэку - самый полезный информатор и консультант за последние годы. Не отнимайте его у меня и не давайте мне больше бумажной работы одновременно. Просто не надо.

Шота посмотрел вниз на сгорбленного детектива, сочувствуя его изможденной позе:

— Я здесь не для этого.

Прищурившись на Шоту, Цукаучи покачал головой:

— Почему меня это не утешило?

— Потому что ты действительно хорошо меня знаешь, — отпарировал Шота.

— Точно,  — фыркнул Цукаучи. Затем он выбил деревянный стул рядом со своим столом одним потертым ботинком. — Садись и расскажи мне, куда уйдет всё моё свободное время.

— У тебя есть свободное время?  — Шота ссутулился в кресле, свесив руки по бокам в нарочито непринужденном движении, которому, как он знал, Цукаучи не поверит ни на секунду. И это было прекрасно, поскольку Шота больше пытался убедить себя.

Цукаучи фыркнул во второй раз:

— Примерно столько же, сколько и у тебя.

Шота только ухмыльнулся. Цукаучи был одним из редких людей, которых Шота мог бы назвать другом, ведь они никогда не делили вместе ни одной трапезы, не связанной с работой. Однако их объединяла неофициальная работа, которая доводила их обоих до изнеможения, хотя они никогда от неё не отказались.

Цукаучи встречался с Нэдзу и был одним из тех редких людей, которые не только не прокомментировал, когда Шота исключил весь свой класс, но и смотрели на Шоту с сочувствием, слишком легко понимая, какого рода беготню директор заставит его совершить. В конце концов, Цукаучи ждала похожая участь, ведь удивительно, как много дел, казалось, нуждались в человеческом детекторе лжи.

— Так что выкладывай, Ластик. Насколько мне известно, мы не занимаемся совместным делом, если только Дэку не подкинул тебе что-нибудь особенное, — Цукаучи махнул рукой в сторону двух пакетов с яркими коробками.

Шота сделал паузу, обводя глазами потолочные панели, прежде чем решил просто выполнить просьбу детектива:

— Дэку - ребенок.

— Дерьмо.

Шоута кивнул:

— У меня была такая же реакция, — он оставился на мгновение, продолжая смотреть на флуоресцентные лампы, пока его глаза не начали гореть. — Бывает и хуже.

— Ага, конечно, — Цукаучи положил обе ладони на побитый металл своего стола.

— Он беспричудный.

Цукаучи резко вдохнул:

— Двойное дерьмо.

Они оба были замолчали. Они оба не только знали статистику по беспричудным, но и жили в реальности.

Ластик, в силу своего позднего патрулирования и привычки путешествовать по крышам, говорил больше, чем с несколькими прыгунами с карниза (облака, плывущие по краям его зрения, всегда становились хуже, когда он проваливался в них, всегда ощущались как якорь потери, тянущий от глаз к конечностям, и он уже был чертовски привязан, потому что мысль о Дэку, о Мидории Изуку, в одной из этих ситуаций была просто ослепляющей).

Первый напарник Цукаучи в полиции был без причуды. Женщина уже ушла на пенсию, но Цукаучи считал, что именно она научила его быть хорошим полицейским, который не ограничивался только своей причудой. В тот вечер, когда Цукаучи рассказал Шоте о ней, он выпил больше, чем нужно, после неудачного случая, когда мать утопила своего беспричудливого ребенка, и был полон гнева из-за того, что его бывший напарник так и не смог подняться по служебной лестнице так высоко, как, по мнению Цукаучи, должен был.

— Я отследил парня до его школы. Это было чертовски нелегко; парень осторожен, но его не тренировали, — Шота недолго раздумывал над тем, чтобы использовать главный калибр, но он действительно не хотел пока заходить так далеко. — Мне не нравится то, что я увидел в той школе. Над Дэку определенно издеваются, а персонал абсолютно причастен к этому.

— Недзу

— О, в конце концов, я бы забрал его из школы, но я не хочу пугать ребенка, — Шота вздохнул, вспоминая садистскую радость, которую он испытывал, когда Недзу учил Шоту разрушать его бывшую школу до основания. Потом он подумал о кладовках со сломанными партами и о том, что, даже ненавидя темноту, он всё равно доверял ей больше, чем свету под дверью.

Шота провел рукой по длинным волосам, оскалился, когда его пальцы сжались в кулак:

— Я бы испугался. Если бы кто-то попытался сказать мне, что все, что я знал, было неправильно, и что они собираются всё исправить, бесплатно, я бы убежал. Далеко. И я не уверен, что мы нашли бы Дэку, если бы он и вправду пошел ко дну.

Цукаучи отлично читал язык тела, как и большинство хороших полицейских, поэтому просто положил подбородок на руку и позволил Шоте избежать зрительного контакта.

—  Значит, ты не стал последним сталкером? — спросил он резко.

Шота закрыл глаза и обнажил зубы, совсем чуть-чуть:

— Нет.

Колебания детектива были настолько очевидны, что Шота открыл один глаз и встретился взглядом с Цукаучи. Тот не отвел взгляд:

— Могу я спросить о семье?

— Только мать. Я уверен, что она хорошая. Возможно, очень хорошая. Ребенок смотрит на неё так, будто она - весь его мир. Она смотрит на хулиганов так, будто могла бы ударить их своей сумочкой и дать им по носу за оскорбление её ребенка, если бы ей не нужно было подавать пример.

Цукаучи выпустил порывистый вздох:

— Хорошо. Это хорошо, — мужчина повернулся в кресле боком, чтобы полностью встретиться лицом к лицу с Шотой, положив руку на мех, задрапированное вдоль спинки. — Итак. Каков план?

— План состоит в том, чтобы сделать его моим стажером. У меня нет официального агентства, через которому нужно подчиняться, а Подпольной Коалиция, в которой я состою, легко управлять. Герои и сотрудники, которые там работают, хорошо привыкли к осторожным героям подполья, которые могут охотно делиться ресурсами, но редко рассказывают полные личные истории. Кроме того, у меня есть стаж, что, по сути, означает, что они меня знают. Им не составит труда поверить, что я попросил своего стажера выдать себя за консультанта для логической уловки, чтобы проверить реакцию и вылечить ребенка. Это также решит проблему оплаты, которая, как я знаю, беспокоит вас не меньше, чем меня.

Цукаучи медленно кивнул:

— Неплохо. Это также снимет любые официальные опасения по поводу линчевательства и обеспечит надзор, чтобы убедиться, что ребенок не откусит больше, чем сможет прожевать, — Цукаучи хлопнул в ладоши, жутко напоминая Хизаши, и на его лице появилась широкая ухмылка. Его глаза даже начали блестеть.

Шата не доверял сверкающим глазам.

— План У: Усыновление: Я в деле, — искорки были почти очевидны в тоне Цукаучи.

Шота уставился на него.

Цукаучи снова кивнул, как будто Шота ответил:

— Принеси мне документы, Ластик, и я смогу сделать запись задним числом.

Наступила долгая пауза, полная страдания (Шота был лучшим другом Сущего Мика, он умел драматизировать), а затем раздался тихий стук.

Цукаучи сделал еще одну долгую паузу, встретившись взглядом с глазами, которые так и норовили его прокомментировать. Он уставился на папку, которая теперь лежала на его столе, затем снова на Шоту и на полное отсутствие у героя сумки или явно большого кармана.

Цукаучи явно сдержал вздох и ухмылку:

— Верно. С нетерпением жду встречи с моим новым племянником.

Шоута дернулся:

— Я даже не поговорил с ребенком.

Цукаучи продолжал смотреть на Шоту мертвенным взглядом человека, которому постоянно лгут, несмотря на общее понимание того, что это не очень хорошая идея.

Шота подумал о том, чтобы вернуть взгляд "Я Устал, Отъебитесь От Меня", который он отточил на своих учениках, но потом решил, что слабая вибрация телефона в кармане уже означает, что он проиграл эту битву.

— Его зовут Мидория. Я добавлю тебя в чат.

— Превосходная идея.

Шаута покинул здание с новым союзником, папкой с заполненной документами и новым групповым чатом (теневое горение за глазами Шаты уменьшалось с каждым словом, набранным ребенком).

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: перевод редактируется

http://tl.rulate.ru/book/75486/2218088