Готовый перевод Harry Potter: Prometheus Bound / Гарри Поттер: Связанный Прометей: Глава 30: Спасение

Привязанный к бессмертному существу, живущий за углом от, возможно, одного из самых больших мест сбора магов в стране, он все еще оставался просто собой. Просто он прозябал в нью-йоркском переулке, зарабатывая на жизнь в магазине, который слишком напоминал ему дом, и тратил остаток дня в библиотеке на поиски решения, в существовании которого он не был уверен. Он был только сам собой, изредка прерываясь на доброго человека с бутербродом или окровавленного кроссдрессера в переулке, и хотя каждая встреча добавляла немного света в его день, ни того, ни другого было недостаточно.

"Мне нужно идти".

Резко сказанные слова заставили пожилого мужчину, который до этого момента проявлял небывалый интерес к тому, что осталось от его собственного обеда, удивленно посмотреть на него. "Так скоро?"

"Да." Гарри поднялся и быстро смахнул с коленей крошки от бутерброда. "Извини, но мне нужно прогуляться. Чтобы проветрить голову".

Он не выглядел счастливым, но спутник Гарри кивнул. "Конечно. Увидимся завтра?"

"Да, увидимся завтра".

Гарри бросил взгляд на лестницу и лишь на мгновение задумался о том, чтобы отправиться в библиотеку. Ещё один день, проведённый над старыми книгами, оттирая зубы концом пера, привёл бы к тому, что последние силы испарились бы в считанные минуты. Поэтому он сделал вид, что не шатается под тяжестью усталости, которая становилась не только душевной, но и физической, и рысью направился к улице. Даже после того, как он влился в растущую толпу обедающих, он чувствовал на себе пристальный взгляд в проволочной оправе, преследовавший его до самого поворота за угол.

Он шел туда, где поток людей был наиболее плотным, мысль о том, чтобы посетить свои немногочисленные места, не нравилась ему, и он позволил местным жителям пока поводить его по городу. В окрестностях библиотеки было много интересного: музеи, занимавшие целые кварталы, театры, гордо возвещавшие о каждом представлении, которое должно было состояться с наступлением сумерек, гостиницы, стоявшие выше многих окрестных зданий и кишащие состоятельными людьми и их свитой. Но именно в парке он решил отделиться от стаи, в основном из-за того, что у него болели ноги. Скамейки, видневшиеся с улицы, привлекли его внимание еще до того, как он заметил, что движется в этом направлении.

Здесь не было никаких указателей, которые могли бы сразу подсказать ему, где он находится, но огромности этого места было достаточно, чтобы понять, что он забрел в Центральный парк. Парк был достаточно многолюден, учитывая, что это была середина буднего дня, но не настолько, чтобы Гарри было трудно найти себе место для сидения. Прочная деревянная скамейка не скрипнула, когда он опустился на неё, задыхаясь от усталости - день был долгим, а он едва ли закончился.

Большая часть усталости была вызвана даже не длинной ночью, конечно, мышцы немного болели от перенапряжения, а глаза немного чесались от недосыпания, но основная часть была вызвана разговором, который был настолько тревожным, что заставил его оторваться от бутерброда.

За словами, которыми обменивались Гарри и его собеседник, не было никакого злого умысла, это мог признать даже он сам. Это был всего лишь легкий способ скоротать время между первым и последним кусочками обеда, но Гарри не мог не обидеться на собеседника за то, что тот всего лишь несколькими любопытными вопросами направил начавшуюся было легкую беседу в гораздо более мрачное русло. Теперь Гарри снова остался ковыряться в гноящейся ране своего вытеснения. Казалось, чем дольше он находился в этом времени и чем дольше ничего не находил среди книг библиотеки, тем легче было погрузить его в тоску по дому, из которой, казалось, с каждым разом было всё труднее выбраться.

Прошло четыре недели и четыре дня. И каждый из этих дней, минут и секунд удлинялся в десятки раз из-за мучительного желания оказаться не здесь, а также из-за того, сколько сил он тратил на поддержание фасада нормальности, который должен был сохраняться до тех пор, пока он не перестанет быть волшебником, живущим в окружении магглов. Именно последнее и превращало каждый день в борьбу, потому что, несмотря на то, что более половины жизни он прожил, не зная об этом, он был волшебником. Даже в те времена, когда слово "магия" было ещё одним словом, которое никогда не произносилось в семье Дурслей, он никогда не пытался активно подавлять в себе то, чем он был и что мог делать, напротив, он тайно принимал свою необычность. Теперь же, вдали от дома, когда чужая сила пыталась устроиться в его теле, он тратил столько сил на то, чтобы подавить в себе желание колдовать и проклинать и просто наслаждаться врожденной силой. Согревающие чары и слабые антимагловские обереги не могли унять зуд, который он ощущал в складке ладони, где лучше всего лежала палочка, и в такие моменты, когда он тонул в страданиях, его охватывало желание быть окруженным магией. Более того, его охватило желание творить волшебство.

Обычно это было не настолько плохо, чтобы не обращать на это внимания, но в этот раз все было иначе: разговор задел его за живое, и теперь это желание было непреложным. И он начал действовать.

Никто не заметил, как слишком худая, неподобающе одетая для такой погоды фигура шагнула в первую кучу деревьев. Некоторое время он бродил, забыв об усталости перед лицом новой цели: он находился в общественном парке, и найти место, удаленное от посторонних глаз, было нелегко. Но он нашел его вовремя и защитил теми же заклинаниями, которые защищали его дом в переулке.

Первое заклинание, вылетевшее из его палочки, было слабым - режущее проклятие, слишком слабое, чтобы даже расщепить кору дерева, на которое он нацелился; следующее было лучше и призвало щитовые чары, чтобы защитить его от осколков расколотого дерева, на мгновение затуманивших воздух.

Он участвовал в войне, но разрушительных заклинаний в его арсенале было на удивление мало: взрывные чары, режущие проклятия, зажигательные заклинания. Но после того, как они исчерпали себя, ему вполне хватало тех основ, которым он научился до того, как бросил Хогвартс ради охоты на осколки душ, потому что ему не нужны были разрушения и хаос, ему нужно было только это. Ощущение свободы, когда не надо сдерживаться, не надо скрывать, кем он родился и вырос.

В лесу Центрального парка деревья выкорчевывались и переворачивались с корнем на ветку, уменьшались до размеров пальца, а затем снова разрастались и меняли оттенки от землисто-коричневого и яркого зеленого до эклектичного голубого и вызывающего желтизну. В происходящем не было никакого порядка, у Гарри не было никакого плана, он просто бросал и наслаждался ощущениями. И если дивная ухмылка растягивала щеки, влажные от соли, что ж, ему не пристало стыдиться этих эмоций, ведь он скучал по этому и по дому.

Несмотря на то, что волшебники заявляли о своем превосходстве над теми, кто не обладает магией, испытания последних лет доказали, что из двух народов они были слабее. Сильная и широко распространенная чума, не имевшая аналогов в течение тысячелетий, успела покалечить большую часть магического населения Европы, а затем распространилась на Штаты и некоторые страны Азии. Магические границы Австралии, Африки и Южной Америки были закрыты на неопределенное время, и хотя это не мешало беглецам из охваченных болезнью стран ступить на их землю, это запрещало им входить в любую часть магических сообществ, в том числе в больницы, предотвращая риск заражения.

И даже борясь с болезнью, которая убивала без разбора и не поддавалась никаким методам лечения, магические сообщества Европы столкнулись с вполне реальной угрозой разоблачения со стороны магловского мира. Решение проблемы падающих и неработающих защитных барьеров пока не было найдено; лучшее, что можно было сделать, - это установить слабые, кратковременные барьеры вокруг небольших анклавов и семейных домов, которые обеспечивали бы меньшую защиту, но которые можно было бы переставлять каждый день. В то время как в крупных магических центрах, таких как Святой Мунгос, Косой переулок и Министерство, на случай внезапной неудачи в работе оставались в постоянной готовности команды специалистов по строительству палат. Это было несовершенно и непостоянно, но это было лучшее, что можно было сделать, когда ресурсы были настолько ограничены и столько сил было брошено на поиски мира с магглами.

Мир за пределами их страны развивался, появились технологии, позволяющие фиксировать проклятые изображения и передавать их на другой сервер, расположенный на другом конце света, за меньшее время, чем требуется для того, чтобы в него постучался обливиэйт. Магглы теперь знали о них, более того, у них были доказательства, так что даже тех, кто не видел своими глазами то, что их подопечные больше не скрывали, было гораздо легче убедить, чем когда-либо прежде. И что еще хуже, они налаживали связи. Как бы ни утверждали волшебники, маглы не были неразумны, они связывали прошлые встречи и катастрофы с волшебниками, которые не были так хорошо скрыты, с нападением в стране, с драконом, выпущенным в горах. Тех, кто подозревал об их существовании, пока было меньшинство, но без прямого вмешательства как маггловского, так и магического правительства их число продолжало расти, пока они не стали реальной угрозой Статуту секретности. Но с маггловским правительством еще предстояло помириться, между двумя фракциями образовался раскол, и казалось, что ничего нельзя сделать, чтобы его устранить.

Это было время кризиса. В Европе проживало больше магических людей и существ, чем в других странах, они имели прямые связи с каждым континентом и каждым правительством, и если их обнаружат, если они падут, то и весь остальной мир не останется в стороне.

К счастью, у одного из них было решение.

Он не принадлежал к ним. Это стало ясно сразу же, как только он вошел в атриум Министерства магии. Он вошёл через телефонную будку вместе с девушкой, которая стояла на коленях и едва держалась на ногах; оба они проигнорировали мага-охранника и его просьбу показать им палочки и прошли в центр атриума, где когда-то находился фонтан магических собратьев. По краям толпы несколько магов из правоохранительных органов заметили их присутствие и начали приближаться, но мужчина только улыбался, а девушка только трусила. И когда они оказались совсем близко, слишком близко, он достал какой-то предмет, короткий и цилиндрический, если не считать рукоятки, в которой он его держал, и направил его на девушку. Словно по команде, непроизносимой словами, ее глаза закрылись, голова откинулась назад, и она застонала.

Раздалась волна энергии такой силы, что все, кто оказался неподготовленным, а это значит, что все, кроме мужчины и его проводника, были сброшены с ног. Полированный пол начал деформироваться и трескаться, а те, кто находился слишком близко, выгнулись дугой от невообразимой боли, так как их кости вибрировали с силой, достаточной для того, чтобы разрушиться.

На мгновение, которое можно было принять за целую жизнь, все это продолжалось, а затем раздались слова шепотом произнесенной похвалы, девушка замолчала, и мир снова стал неподвижным. Мужчина стоял, самодовольно осматривая свои разрушения, и, поворачивая голову из стороны в сторону, посылал неровные осколки света, отражавшиеся от линзы, расположенной только на одном глазу.

Все внимание было приковано к нему, и поэтому он заговорил. "Я Вольфганг фон Штрукер, и я несу вам спасение".

http://tl.rulate.ru/book/98824/3361015