На следующий день... Я проспала.
— ... М... Уже семь тридцать... А-а-а-а-а-а-а?!
Я взяла телефон с тумбочки, посмотрела на время. А потом подлетела с кровати и поскакала вниз.
Плохо. Просто ужасно.
Это уже совсем заброшенный случай, когда домохозяйка в семь тридцать встаёт.
В семь тридцать... Моя дочь уже должна из дома выходить!
— А... Что делать, что делать? Завтрак, обед... Нет, вначале надо Миу разбудить...
— ... А. Доброе утро, мама.
Переполняемая отчаянием, я спустилась вниз, а в гостиной уже была Миу.
— Встала наконец.
— ... Миу. П-прости, я сейчас завтрак приготовлю...
— Не переживай. Я уже хлопья поела, — спокойно ответила она. Похоже успела позавтракать.
И вообще на ней уже форма. Волосы уложены, на плече школьная сумка.
Готова идти в школу.
— Вчера я рано легла, вот и проснулась рано. А, обед я куплю, так что не переживай.
— ... Вот как. Прости, завтра буду готовить как обычно.
— Да ничего. Редко ты так долго спишь. Вчера допоздна с братиком Таки пила?
— ... М?!
Услышав имя Таккуна, я тут же напряглась. В сонной голове всё тут же прояснилось.
— Э-это... Д-д-даже и не знаю...
Самой смешно, как голос дрожит, ещё и глаза бегают.
Не то, чтобы мы допоздна пили.
В кровать я легла как и всегда в одиннадцать.
Просто... Никак заснуть не могла.
Лежала под одеялом, а мысли из головы вообще уходить не собирались.
... Я люблю вас, Аяко-сан.
Перед сном было шокирующее признание, и такое серьёзное, оно всё в голове крутилось...
— Что с тобой, мама? Ты вся красная, всё нормально?
— А?!
Я тут же коснулась щёк, как же они горят.
— У тебя не жар, случаем? Термометр принести?
— В-всё нормально! Я в полном порядке!
— Тогда ладно... А. Братик Таку, доброе утро.
Голова в одно мгновение прояснилась. Друг детства моей дочери как обычно пришёл её проводить.
— Да. Доброе, Миу.
И вот Таккун посмотрел на меня.
— ... Д-доброе утро, Аяко-сан.
Голос был напряжённым, и на лице была неловкость. Он был озадачен и смущён.
Да и у меня самой... В голове было пусто. Каждый день его видела, а сегодня в глаза посмотреть не могу.
— Д-д-доброе утро, Таккун... А?!
Вспомнив, в каком я виде, я смутилась. Всё ещё в пижаме, а волосы растрёпанные. Я тут же стала приглаживать их руками.
— П-прости! Д-даже в порядок себя не привела!..
— ... Ты чего разволновалась, мама? Подумаешь, братик Таку в пижаме увидел.
После холодного замечания Миу я пришла в себя. Он ведь столько раз ночевал у нас и видел меня в пижаме. И без макияжа он меня видел, какой я только перед ним ни показывалась.
У-ува... Стыдно-то как!
Чем я вообще занималась?!
И чего я как девочка-подросток реагирую?!
Теперь мне ещё более неловко не от пижамы, а от того, что я смущаюсь стоять тут перед ним в пижаме.
Будто.
Внезапно осознала, что Таккун мужчина...
— ... Миу. Прости, можешь идти вперёд.
Пока я с ума сходила, он обратился к моей дочери.
— Мне надо поговорить с Аяко-сан.
— Хм? Ну ладно, без проблем.
Миу удивилась, но возражать не стала, обулась и вышла.
Дверь закрылась.
Мы остались одни, и в помещении повисло напряжение.
И вот он нарушил тишину.
— Так вы проспали, — сказал Таккун. — Нечасто вы просыпаете.
— А-ага... П-просто заснуть всё не могла.
— ... Я тоже вчера заснуть не мог, — сказал он, глядя прямо на меня.
Глаза такие же до ужаса серьёзные, как и вчера.
— Аяко-сан, я...
— В-всё нормально! Я понимаю, всё понимаю! — я сама не поняла, как вскрикнула.
Не давая ему договорить... Отказываясь слышать продолжение.
— П-притворимся, что вчера я ничего не слышала.
— А...
— Так что... Можешь ни о чём не переживать, Таккун. П-понимаешь же? Мы напились. Ну вот... Так всё и вышло. Понимаю... Я всё понимаю.
— Аяко-сан... Я.
— З-забудем. Вместе забудем то, что вчера было. В-всё нормально... Я уже взрослая женщина. А не ребёнок, который всерьёз пьяные разговоры воспринимает...
— Аяко-сан!
Серьёзный тон заставил меня застыть.
— Почему вы говорите это?..
Таким... Я Таккуна не видела. Разозлённый и опечаленный.
— Вчера я... И правда перебрал и был слишком возбуждён. И сказал всё спьяну... Это правда.
«Но», — продолжил он.
— Всё сказанное — правда.
— ... М.
— Я люблю вас, Аяко-сан. Всегда любил... — сказал он.
Продолжал так, будто слетел с тормозов.
Пытался донести до меня свои чувства...
— Для вас я возможно всего лишь мальчишка, я уже столько раз думал сдаться... Но всё же я вас люблю. Я правда хочу быть с вами.
— Таккун.
— Я не требую ответ прямо сейчас... Но... Я буду рад, если вы подумаете.
«Ну... Я пошёл», — сказал он.
И вышел из прихожей.
А я шлёпнулась прямо на месте.
— ... Он серьёзно?
Похоже не шутит. Если бы вчерашнее признания было шуткой, если бы всё было из-за алкоголя, вот чего я хотела.
И потому... Неосознанно я решила считать всё это шуткой.
Предложила всё забыть.
Но.
Его искренность, его страсть... Не позволили моему хитрому плану побега сработать.
И теперь я в ситуации, когда все мосты сожжены.
Истинные чувства Атерадзавы Такуми...
— Таккун... На самом деле любит меня... Всегда любил и мучился от неразделённой любви... У, а, ува, а...
Я схватилась за голову. До этого переживала, что я в пижаме расхаживаю, а теперь у меня голова была готова взорваться.
— ... Ч-что мне желать?..
***
— Такуми, подъём, — меня потрясли за плечи, и я открыл глаза.
Я в сто втором кабинете здания экономического факультета.
У нас была лекция по современной экономике... А я похоже уснул. Я тут же подскочил, но преподавателя уже не было, а студенты вставали со своих мест.
— Блин...
— Всё основное я записал, сделать копию?
— А, спасибо. Очень выручишь.
— Да ладно. Ты же всегда за мной присматриваешь, — сказал Сатоя и мило улыбнулся. Своим милым почерком он отметил все важные места на лекции.
Ринго Сатоя.
Невысокий и худощавый. Выглядит как ученик средней школы, а ещё у него собранные в хвост длинные волосы.
Даже не подумаешь, что мы ровесники.
Одет всегда стильно, а ещё со всякими блестящими побрякушками. Вроде парень... Может я такой отсталый, но у него даже ногти накрашенные.
Если говорить как есть, он миленький стильный красавчик.
Сатоя мой друг с того же факультета, сейчас мы даже на одни семинары ходим. Почти все курсы у нас одинаковые, потому мы часто ходим вместе.
— Хотя необычно. Ты и уснул.
— Вчера не спалось.
— Хм? Какие-то задания всю ночь делал?
— Нет, не задания.
— Значит... Всё думал о мамочке, живущей по соседству.
— ... М.
— О, угадал.
Детское лицо Сатои искривилась и появилась хитрющая улыбка.
— Легко же тебя понять, Такуми. Изменять ты точно не сможешь.
— ... Заткнись.
Болтая, мы вышли из аудитории и пошли в столовую.
Там в это время было оживлённо.
Мы встали в очередь за талонами. Я взял карри, а Сатоя заказал локо-моко, после мы нашли свободные места, куда и сели.
— ... А? Что... Признался? Серьёзно? — его глаза округлились, когда он услышал это.
Я ему уже рассказал о чувствах к Аяко-сан... Моей любви к живущей по соседству уже десять лет матери-одиночке.
Как-то ляпнул, когда мы выпивали.
— Ого. Ого... Ува, и что теперь? Интересненько.
— ... Ничего интересненького. Для меня всё серьёзно.
— Знаю. Прости, но ведь и правда интересно. Всё же лучший друг сделал шаг навстречу своей любви, которой уже десять лет.
Свой интерес Сатоя скрыть не мог. Чёрт. Говорит так, будто это ничего не значит.
Эх.
Я сам... До сих пор не верю.
Взял и признался. Вспоминаю, и от стыда умереть хочется.
Мне не о чем сожалеть... Было бы круто так сказать, но я сожалению. Ещё как. Очень сильно. Всё мучился с тех пор, как лёг на кровать. Столько раз хотелось время назад вернуть.
Вчера я переступил черту, после которой пути назад уже нет.
— Ты и правда её любишь, — глядя куда-то вдаль, восхищённо сказал Сатоя.
— Что, а ты не верил?
— Ну, не скажу, что сомневался... Но до конца уверен не был. Всё же это безответные чувства к матери подруги детства, живущей по соседству, которая тебя на десять лет старше.
— ...
Это... Ну да, так и есть.
Наверняка это странно любить мать подруги детства.
Я и сам это понимаю.
К тому же... Я продолжаю любить Аяко-сан уже десять лет.
Всё думал, что хочу с ней встречаться.
— Что у тебя там было? За эти десять лет ты ведь и ванную с ней принимал и видел Аяко-сан голой.
— Н-ну тебя. Какого-то извращенца из меня делаешь.
— Но ведь вы мылись вместе?
— ...
Мылись.
Мылись, и голой я её видел.
Но тогда мне десять было, она совсем из-за этого не переживала и не прикрывалась... Потому я видел всё, чего было нельзя.
— Ты видел её голой десять лет назад, не мог этого забыть и до сих пор любишь... Ну и извращенец ты, Такуми. Прямо сталкер.
— ... Заткнись. Мы просто мылись вместе тогда.
Ну... Не могу отрицать, что после совместных купаний я начал воспринимать её как женщину.
Но дело не только в этом.
Одним этим дело не ограничивается.
Чувства, которые длятся уже десять лет парой слов не выразить.
— Ну, в определённом смысле это потрясающе. На других девушек ты даже не смотришь, а любишь уже десять лет только одну. Как же близко держатся извращение и невинная любовь, — с пониманием, говорил Сатоя. — Я могу понять друга, который разглядел очарование красивой мамочки. Моя мать для меня уже немолодая женщина, но вот чужие мамочки и мне казались привлекательными... Но это скорее детские фантазии. Обычно от такого быстро отходят.
— ...
— Но тебя твои чувства и в двадцать лет держать. За такое время даже фальшивые чувства станут настоящими.
Протянув руку к моей голове, он говорил это с восхищением и издёвкой.
— Главное, что ты донёс свои чувства. Правильно сделал, что признался. Молодец. Давай похвалю.
— ... Заткнись. И завязывай уже.
Я отмахнулся от руки, которой он собирался меня погладить.
— Но всё же как-то отстойно, что ты ей спьяну признался.
— Ух... Н-ну да...
Вот об этом я больше всего сожалею.
Признался, но при каких обстоятельствах.
— ... А, Аяко-сан тоже виновата. Сама предложила это, сказала, чтобы рассказал обо всём любимой девушке... Вот я и распалился.
— Так она не думала, что ты её любишь. Конечно удивилась.
— ... Ну, верно.
Вчера вечером и сегодня утром Аяко-сан была всё ещё обескуражена.
Похоже она не замечала мою благосклонность.
— Как-то... Мне теперь неловко. Своим признанием я только проблем прибавил.
— Такая уж штука признание, — со знающим видом сказал Сатоя.
— Набраться храбрости и сказать, о чём думаешь... Вроде это и прекрасно, но на деле может просто подорвать отношения между людьми. Хорошо, если всё удачно пройдёт, но в случае неудачи пострадают все. Не только тот, кто признался, но и тот, кто отказал, будет мучиться от стресса и страдать.
Безжалостные слова омрачили меня.
Но Сатоя прав.
Я сбросил просто огромную бомбу. Признание — это смертельное оружие, завёрнутое в прекрасные слова, которое может уничтожить отношения между людьми...
Наши отношения уже не станут такими, как раньше...
Если она откажет, и даже если предложит «давай всё оставим как было» и будет улыбаться как раньше... Уже не сможет вести себя со мной как с другом детства своей дочери.
А я разрушу те отношения, что были у нас в течение десяти лет...
— Твоё будущее зависит от ответа Аяко-сан.
— Ага...
Ответа я пока не получил.
Я и сам затягивал с тем, чтобы услышать ответ. Вчера и с утра сбежал, так и не услышав ответа. Сказал, что не требую ответ сейчас, но это не так, я просто боялся его услышать.
Но вечно бегать не получится.
Я тяжело вздохнул.
Напившись, я признался... Совру, если скажу, что не жалею об этом, но в какой-то мере я был готов к этому.
Рано или поздно это бы случилось.
Я бы уже скоро оказался на пределе.
Всё же нестерпимо обидно, что любимая женщина обращается с тобой не как с мужчиной, а как с ребёнком.
***
Работа и домашние дела в этот день не клеились.
Хотелось сосредоточиться на чём-то и обо всём забыть, но мысли никак не выходили из головы. Я ни о чём не могла думать, всякий раз вспоминая признание Таккуна.
Как давно мне парни признавались?
В школе несколько раз... Но.
Так серьёзно это сделали впервые в жизни.
Из-за того, что Таккун донёс до меня свои чувства... Голова вообще не соображает.
— Я дома. Мама, что на ужин... А это что?
Как и всегда вернулась Миу, и поразилась, когда увидела, какая я жалкая в гостиной распласталась. Постиранные вещи так и не убрала, уборку не закончила, ноутбук и материалы не доставала. Всё на полпути бросила.
В комнате был бардак.
Прямо как у меня в душе...
— Что случилось, мама? Что происходит?
— ... А, с возвращением, Миу. Ах... Уже так поздно.
Я наконец заставила себя подняться с дивана. Я посмотрела на часы, было уже больше пяти часов. Думала немного отдохнуть, а потерялась в своих мыслях на три часа.
— Прости, сейчас приберусь. И это... Может поужинаем вне дома? Я ничего не приготовила.
— Тогда ладно... Но ты точно в порядке, мама? Может тебе нездоровится? И с утра странно себя вела.
— В-в порядке. Всё нормально... — ответила я и стала складывать бельё.
— ... У тебя с братиком Таку что-то случилось? — с подозрением спросила Миу. А у меня вещи из рук выпали.
— А... Ч-ч-что?..
— Вы оба с утра себя странно вели... Вчера вечером, когда я спать пошла, что-то случилось?
— Н-н-ничего! Ничего не было! А-ха-ха, странные вещи ты говоришь... А-ха, а-ха-ха! — старалась выкрутиться я и пошла взять попить из холодильника.
От напряжения в горле пересохло.
— Быть не может... — сказала Миу.
Голос был спокойный, но сказала она нечто шокирующее.
— Братик Таку тебе признался?..
— ... М?! Ай!
Поражённая, я врезалась.
Совсем забывшись, ударилась об холодильник.
«Бамс», — прозвучал звук.
— Ну точно, — вздохнула Миу, пока я потирала лоб.
— Н-н-нет же! Я совсем не паникую...
— Вот как. Значит признался.
— ... Биться головой обо что-то даже по... А?
— Да уж, и так вся затянулось.
— П-п-погоди-ка, Миу... С-с-стой. Это, а? Послушай...
Я была в замешательстве.
Стоп, подождите-ка. Чего Миу такая спокойная? Что-то реакция совсем другая. Она не удивлена.
Мне Таккун признался! Сказал, что любит меня!
Это ведь важно!
Неужели...
— ... Ты всё знала?
— Знала... Ты про то, что братик Таку в тебя влюблён?
— А-ага...
К-как неловко!
Когда говорят такое, мне очень стыдно.
Это дочь сказала, а всё равно стыдно!
— Ну заметила. По братику Таку всё видно же. Но ты твердолобая, потому и не заметила. И всё не так поняла. Думала, что он в меня влюблён.
— ... М!
— Твердолобая ты, и интуиция у тебя не работает.
— Т-так ведь... — под пристальным взглядом дочери я старалась оправдаться. — Ты ведь... Понимаешь. Между нами десять лет разницы. Я для Таккуна старая... Просто тётенька, живущая по соседству...
... Самой обидно от таких слов.
Но это правда.
Для молодого парня я уже немолодая женщина. Для меня в мои двадцать тридцатилетние уже все старушками были.
Потому... Я о таком даже подумать не могла.
Что в меня влюбится мальчик на десять лет младше.
— Ну, для меня ты и правда уже не молодая, но для братика Таку это не так, — не особо поддержали меня слова поддержки Миу. — в любви разница в возрасте — не помеха.
— Это...
Я и сама Таккуну это сказала.
Предложила действовать и сама же напоролась.
— ... Я думала, Таккун тебя любит.
— Говорю же, ты всё не так поняла.
— Всё же он каждый день тебя провожал...
— Просто хотел с тобой увидеться.
— И так старательно с учёбой тебе помогал...
— Потому что ты попросила.
— ... Когда я простывала, чтобы тебе легче было, всё время за мной присматривал...
— Это тоже, что ни думай, ради тебя.
— ...
После всего сказанного оставалась лишь замолчать.
А? Погоди-ка.
То есть... Все чувства к Миу, это на самом деле чувства ко мне?
— ... Из-за любви ко мне он приходит каждое утро, из-за этого же помогал тебе с экзаменами и за мной присматривал, когда я болела... Чего? Таккун настолько сильно меня любит?!
— Настолько.
— А... У, а, ува...
Я вообще дар речи потеряла. Лицо просто пылало. Почему так? Ничего не понимаю. Почему в старушку вроде меня влюбился двадцатилетний парень?
— И как поступишь? — спросила Миу, пока я пыталась справиться со смущением.
— Как поступлю?..
— Будешь встречаться с братиком Таку или нет?
— Х-хоть ты и спрашиваешь...
— Я уже говорила, за меня переживать не обязательно, — сказала Миу, усевшись на диван. — Мне уже пятнадцать и я не собираюсь мешать матери в личной жизни. Скорее уж... Поддержу.
— П-поддержишь?..
— Ага. Если ты выйдешь замуж за братика Таку, я буду только рада.
— Выйду замуж?.. Ты что такое говоришь?!
У меня признанием голова забита, о том, что дальше я вообще не думала.
Свадьба.
Я и Таккун поженимся... А, нет. Нельзя думать о таком!
— Мне нравится братик Таку.
Пока я паниковала, Миу сказала нечто невероятное весёлым тоном.
— Как мужчина он не в моём вкусе, но как человек он мне нравится, и я его уважаю. И его я могу папой звать. Очень даже неплохо, когда папа такой молодой.
— ... П-прекрати, Миу. Хватит над взрослыми издеваться.
— Да я и не издеваюсь, — опустив голову, она вздохнула.
Лёгкий тон куда-то пропал, и девушка заговорила серьёзнее.
— Я... Тоже чувствую вину. Я ведь по сути посторонняя, а ты свою молодость на меня потратила.
У меня перехватило дыхание.
Сердце с болью сжалось.
— Ты ведь такая красивая, а ни с кем не встречаешься, и это из-за меня. Жертвуешь своей жизнью ради меня...
— ... Миу. Что ты говоришь? — сказала я. Сурово сказала. Должна была сказать.
Я обязана была возразить ей.
— Я никогда не считала тебя посторонней. К тому же... Я вообще не считаю, что пожертвовала своей жизнью ради тебя. Скорее... Наоборот. Ты мне столько дала... — голос стал решительнее.
Глаза начали гореть, я готова была заплакать.
— Эй, Миу... Ты помнишь? День, когда ты впервые назвала меня мамой... Уже после того, как я взяла тебя...
— А, всё, поняла. Хватит, хватит, — она меланхолично начала отмахиваться.
Я была так взволнована, а она такая спокойная.
— Хватит. Не надо этих трогательных баек.
— Что?!
Какие ещё трогательные байки?!
Я тут такую замечательную историю рассказать собралась! Должны были расчувствоваться от прекрасных воспоминаний, думала, мы обнимемся!
— Мама, ты как выпьешь, начинаешь в слезах об этом рассказывать. Хватит, я уже слушать устала.
— У...
— Ну, неправильно я выразилась, когда сказала, что ты пожертвовала. Просто могла бы в своей опеке и любви посдержаннее быть.
— Э-это...
Ну.
Это и правда так.
Я как бы любовь или мужчину себе не ищу, и когда Миу уйдёт, я не знаю, смогу ли кого-то себе найти... Но её существование при том, что я и так в любовных делах не разбираюсь, только осложняет дело.
— Мама. Для меня ты и правда как родная, — сказала Миу.
Такие прекрасные слова, только взгляд спокойный.
— А ты меня считаешь своей родной дочерью, верно?
— А-ага...
— Ну так пойми. Ты желаешь мне счастья, а я желаю счастья тебе.
— ...
— Я конечно рада, что ты в первую очередь обо мне думаешь, но может будешь и о своей жизни думать?
— ...
Я ничего не могла сказать.
В этом споре я проиграла...
Задавленная аргументами даже бурчать не могла.
— Т-ты стала такой взрослой, Миу... — сдавшись, сказала я.
Пятнадцатилетняя дочь стала взрослее, чем я думала. Как мать я одновременно рада и опечалена.
http://tl.rulate.ru/book/71226/1906379
Сказали спасибо 14 читателей