- Разведись с ней! – кричит Рабастан и швыряет в стену бутылку – кажется, уже пустую – своего любимого шампанского.
- И тебе здравствуй, - говорит брату Родольфус, с трудом открывая глаза и пытаясь проснуться. Жены рядом нет… но она редко бывает по утрам рядом. Он уже привык и смирился за эти полгода их брака.
- Разведись с ней! – Рабастан прыгает к нему на кровать и встряхивает брата за плечи. – Слышишь?
- Почему? – всё-таки не надо было так пить вчера… и вообще прав Малфой – пора с этим завязывать. Голова ничего не соображает… нельзя так. Мало ли, как может начаться утро…
Например, вот так: ворвавшимся в твою спальню братом.
- Потому что… потому, - Рабастан хватает что-то с его прикроватного столика и снова швыряет – на сей раз в окно; он попадает, и то разлетается с громким звоном кучей блестящих осколков. Рабастан вообще любит швыряться вещами – по счастью, не в людей, а в стены или вот в окна. Родольфус не возражает: брату нужно как-то сбрасывать напряжение, а это далеко не самый плохой способ. Да и Репаро есть, если что.
- Так, - Родольфус садится и трёт виски. – Дай мне полчаса – и мы поговорим. Хорошо?
- Разведись с ней, - упрямо повторяет Рабастан.
- Я не могу, - терпеливо говорит Родольфус. – И ты это прекрасно знаешь. Даже если не брать во внимание моё собственное мнение по этому вопросу – я попросту не могу. Мы не разводимся. И ты это прекрасно знаешь, - повторяет он.
- Всё равно, - мотает головой Рабастан.
- Я тебя спрашивал, - напоминает Родольфус, - согласен ли ты на этот мой брак. Если помнишь. Ты согласился. В чём дело?
- Я был не прав! – с вызовом говорит Рабастан. – Доволен?
- Это уже не важно. Я не могу развестись. Ты же знаешь.
- Ты просто не хочешь! – зло говорит тот.
- И не хочу, - Родольфус кивает. – Но мы же сейчас обсуждаем не это. Тебе ведь не интересно моё желание.
- Потому что ты ничего не соображаешь… Руди, я не могу рисовать, - вдруг говорит он совсем другим тоном, горько и тихо.
- Почему? – это пугает. Сколько Родольфус помнил своего брата – тот всегда рисовал. Как только научился толком держать в руках карандаш. – Асти, что случилось? – он придвигается к брату и берёт его за руки.
- Я… просто не могу, - шепчет тот, отворачиваясь. – Я не хочу объяснять. Просто разведись с ней. Пожалуйста.
- При чём здесь Белла? – Родольфус и напуган, и растерян, и злится немного. Брат, конечно, привык манипулировать им… но это как-то слишком даже для Рабастана. Он никогда прежде не шутил такими вещами.
- При том, - Рабастан поворачивается к брату спиной. – Не скажу.
- Асти, - Родольфус вздыхает. – Я не могу так с тобой разговаривать. Объясни мне, пожалуйста. Почему ты не можешь рисовать? Асти?
- Она убила его, - нервно говорит Рабастан. – Того… маггла. Убила.
- Убила… Белла убила какого-то маггла? – непонимающе переспрашивает Родольфус. – И что?
- Я там был. Вместе с ней.
- Так… и? Асти?
- Ты правда не понимаешь?! – он вскакивает и, схватив со столика книгу, швыряет её в стену – та падает с глухим стуком.
- Нет, - Родольфус абсолютно искренен. – Объясни мне, пожалуйста.
- Она убила его авадой. При мне. Ты знаешь, как это… как ему было…
Он запинается и замолкает, задышав тяжело и неровно. В ярких карих глазах бьётся боль.
- Асти, - до Родольфуса, наконец, доходит – и куда больше, чем собственно говорит Рабастан. Тот был сильным эмпатом с самого детства – им говорили, таково свойство всех художников – но сейчас эта его особенность грозит обернуться огромной бедой. И что делать, Родольфус с ходу сообразить не может.
- Я не хочу её больше видеть. Не могу. Меня… меня переворачивает всего.
- Я понимаю, - очень медленно и серьёзно говорит брату Родольфус. – Асти, обернись на меня, пожалуйста.
- Не хочу, - дёргает тот плечом. – Разведись с ней, Руди. Или я её просто… убью.
- Ты не сможешь, - печально качает головой Родольфус, обнимая брата со спины за плечи. – Ты вообще никого никогда не сможешь убить, Асти. И это ужасно.
- Ну что ты несёшь?! – взвивается тот, вырываясь из его рук и вскакивая. – Конечно, смогу! Просто… не так.
- Нет, не сможешь, - Родольфус тоже встаёт – на нём нет ничего, в комнате холодно, он ёжится и накидывает длинный халат, быстро заворачиваясь в него. – Асти, это очень серьёзно. Посмотри на меня.
- Да не хочу я смотреть! – тот отходит к разбитому окну, в которое видно зимнее море. – Я хочу, чтобы ты с ней развёлся.
- Это невозможно, - говорит Родольфус. – Но я постараюсь сделать так, чтобы вы не встречались. Хочешь, можно даже пространство поделить.
- Я не собираюсь ничего делить с ней в нашем доме! – вновь заводится Рабастан. – Это МОЙ дом, Руди! Мой и твой! – он гневно оборачивается, и Родольфус понимает, почему тот так упрямо прятал лицо: оно мокро от слёз.
- Мы не разводимся, - повторяет старший брат младшему. – Брачный обряд – это клятва. Я дал клятву быть с ней всегда и до самой смерти. Тут нечего обсуждать. Я не могу её нарушить.
- Даже ради меня? – с вызовом спрашивает Рабастан.
- Тем более ради тебя. Асти, ну успокойся, пожалуйста, и подумай. У нас куда более серьёзная проблема, на самом деле. Ты понимаешь?
- У нас только одна проблема! – упрямо возражает тот, но видно, что он уже начал уставать от этого разговора. – Твоя жена!
- Ты сам хотел этого брака, - неохотно напоминает Родольфус. Это жестоко, конечно, напоминать ему об этом сейчас, но он не знает, как по-другому успокоить брата.
- Я ошибся, - н-да, Рабастан – не Люциус Малфой и не сам Родольфус, он признаётся в своих ошибках так же легко, как и их совершает: он вообще не видит в этом никакой проблемы. – А зачем ты меня послушал?
- Это не я послушал тебя, - усмехается старший брат. – А Лорд. Ты же ему эту идею высказал, сколько я знаю.
- Ты мог отказаться!
- Правда? – вскидывает брови Родольфус, но на Рабастана это никогда не действовало – не действует и теперь:
- Ты вовсе не потому женился на ней, не надо мне врать! Да ты за ней хвостом бегал с нашего детства! Ты её любишь! – он говорит это так, словно бы это оскорбление.
- Люблю, - спокойно кивает Рабастан. – И для тебя это тоже не новость. В общем, никакого развода не будет – а вот кое-что другое нам нужно с тобой обсудить. И побыстрее.
- Тебе нужно – ты и обсуждай, - Рабастан разворачивается и выходит, почти что выбегает из комнаты, захлопнув за собой дверь с такой силой, что та едва не слетает с петель.
Почти всю вторую дня Родольфус проводит в море, один, и возвращается домой уже затемно. В большом зале он слышит два голоса – они смеются, и он почти что бегом идёт к ним, радуясь тому, что его брат и жена, кажется, всё же сумели найти общий язык.
Рабастан лежит на шкуре прямо перед камином – тот жарко горит, бросая яркие блики на всё вокруг. Его брат пьян, и, кажется, продолжает пить – во всяком случае, у него в руках полупустая бутылка шампанского, которое он пьёт по своей невозможной привычке прямо из горлышка. Рядом с ним сидит Беллатрикс – тоже, как ни странно, похоже, пьяная. Мантия на Рабастане расстёгнута, так же, как и рубашка под ней – а больше на нём и нет ничего. Беллатрикс, сидя совсем с ним рядом, с силой гладит его обнажённое тело – её платье тоже расстёгнуто, от горла до самого низа, и оно – её единственная одежда. Родольфус замирает на пороге, будто споткнувшись, и хватается за косяк с такой силой, что, кажется, пальцы оставляют отметины на вековом дубе.
Его брат и жена смеются – Рабастан возбуждён, но выглядит одновременно совсем расслабленным и совершенно, абсолютно пьяным.
- Ну что ты делаешь? – спрашивает он Беллартикс – в его голосе отчётливо звучит удовольствие, смешанное, правда, с каким-то недоумением.
- Тебе ведь нравится, - смеётся она. – Ты вообще любишь, когда тебя гладят…
- Люблю, - соглашается он. – Но ты делаешь это как-то… по-моему, так нельзя…
- Ерунда это всё, - она снова смеётся. – Я просто хочу, чтобы мы помирились, и тебе было бы хорошо… что такого?
- Ничего, - соглашается он – её руки скользят по его телу, касаются шеи, лица – и вновь спускаются вниз.
- Ну вот видишь? – она улыбается и, взяв его руку, кладёт её на свою грудь – неожиданно полную и тяжёлую на её тонком теле. Рабастан приоткрывает глаза, но она тут же шутливо накрывает их своею ладонью. – Мы договорились не смотреть, - напоминает она.
Он улыбается и, слегка приподнявшись, вновь отпивает из бутылки, потом протягивает её ей. Она тоже пьёт, придерживая её за горлышко, и гладит, гладит его совсем ещё юное тело…
Потом наклоняется – и целует. По-настоящему, страстно.
Родольфус стоит, не в силах пошевелиться, не в состоянии ни уйти, ни вмешаться. Отстранённо он отмечает, что почему-то совсем не злится, и даже, кажется, не удивляется – просто его мир разрушается, осыпается вокруг него хлопьями (он почему-то застревает на этом образе, на этих летящих хлопьях – почему не осколках? Он не знает, но совершенно уверен в том, что это важно), и он совсем ничего не может с этим поделать. Конечно, он с самого начала не питал никаких иллюзий по поводу этого брака, но вот такого – не ожидал. Что угодно… но так…
Из этого ступора его выводит вполне однозначный стон – мизансцена за это время немного сменилась: он видит жену и брата, касающихся друг друга там, где должны делать это только супруги, видит наслаждение на лице юноши и страсть – на лице женщины, это был её стон, такой знакомый ему и такой всегда прежде желанный… Она двигается всё быстрее и однозначнее, и шепчет что-то своему деверю – Родольфус, наконец, не выдерживает и беззвучно опускается на пол, обхватив голову руками и закрыв уши… но он всё равно слышит их.
Уйти он так и не сможет…
Когда они оба засыпают в истоме, Родольфус тихо, не чуя под собой пола, проходит в зал и левитирует их: жену в их с ней общую... супружескую спальню, а брата – в его комнату. Там он и остаётся, устроив его поудобнее и закутав во все найденные одеяла: он знает, что, просыпаясь на утро после таких вот попоек, Рабастан всегда очень мёрзнет, а послерождественские дни в этом году просто на редкость холодные. Родольфус не спит – спускается вниз, приносит какие-то зелья и чистую воду, садится в кресло с взятой со стола брата книгой – и ждёт, в темноте. Книгу он в эту ночь так и не откроет.
Рабастан, как всегда, просыпается рано утром, когда встаёт солнце. Родольфус понимает это по тихому стону и шевелению, едва слышному, но вполне для него достаточному. Встаёт, подходит к брату, смешивает что-то в стакане, садится на кровати и, приподняв его голову, говорит шёпотом:
- Пей.
Тот пьёт послушно, вновь издаёт немного картинный стон и роняет голову обратно – Родольфус поддерживает её и осторожно кладёт на подушку, а после сидит и гладит блестящие тёмные волосы, пока брат не приходит в себя и не бормочет капризно:
- Ох, как же мне плохо, Руди…
- Ты помнишь, что вчера было? – тихонько спрашивает у него тот.
- Н-нет, - задумчиво тянет Рабастан. – Зачем же я так напился…
Родольфус почему-то улыбается и снова спрашивает:
- Совсем ничего не помнишь?
- Ну помню, - соглашается тот. Родольфус меняется в лице, а Рабастан, лёжа с закрытыми глазами, тем временем продолжает, - я пил шампанское в зале… а! Точно! Мы, кажется, помирились с Беллой… Она точно была, и мы точно с ней говорили… и, кажется, помирились… не помню, - он приоткрывает один глаз и смотрит на брата, - или нет? – спрашивает он слегка озадаченно.
- Вы… помирились, да, - очень тихо говорит тот и улыбается. – Асти… я очень прошу тебя, не надо так больше пить. Слишком много.
- Кто б говорил, - ворчит тот, заворачиваясь в одеяла и сворачиваясь под ними в клубок. – А что случилось? Мы что, что-нибудь сделали? Порушили что-то? – он хихикает.
- Нет, - еле заметно вздыхает Родольфус. – Ты совсем ничего не помнишь?
- Нет, - повторяет тот – и, уловив в голосе брата что-то тревожное, открывает глаза, смотрит на него и спрашивает на сей раз вполне нормально, - случилось-то что?
- Ничего, - тот опять улыбается. – Вы просто оба… были совершенно пьяны. Мне это не нравится, Асти.
- Точно ничего? – тот хмурится и требовательно на него смотрит.
- Точно, - кивает Родольфус.
- Ну ладно, - успокаивается Рабастан и, вновь закрывая глаза, добавляет: - Ну, раз ты всё равно не хочешь с ней разводиться… я решил, что надо к ней привыкать… вот сдам летом экзамены, вернусь сюда насовсем - и привыкну, - добавляет он сонно.
- Спасибо, - серьёзно говорит Родольфус, поправляет на нём одеяла, проверив, нет ли где щели, потом наклоняется вдруг и крепко его обнимает.
- Ну ты чего? – совсем уже засыпая, бормочет тот, тоже обхватывая брата рукой за шею. Запах Беллатрикс на пальцах Рабастана на миг оглушает Родольфуса, но голос брата выдегивает его в реальность. – Я спать хочу, Руди… всё точно в порядке?
- В полном, - шепчет тот. – Спи.
И уходит тихонько, приказав по дороге эльфам получше проветрить и протопить здесь.
Он идёт в свою спальню. Беллатрикс спит в той же позе, в какой он её и оставил, Родольфус встаёт коленями на кровать и быстрым резким движением хватает её одной рукою за шею, а второй коротко, но довольно сильно и очень звонко бьёт её по щекам: раз и другой.
- Проснись, - яростно приказывает он. – Просыпайся сейчас же!
Она просыпается – а кто бы на её месте не проснулся – и смотрит удивлённо и даже сквозь остатки сна столь же, как и он, яростно.
- Ты что себе позволяешь? – шипит она, хватаясь за держащую её горло руку. На ней по-прежнему то же платье, и оно точно так же расстёгнуто сверху донизу.
- Слушай меня очень внимательно, - говорит он почти шёпотом, приблизив своё лицо к её. – Если ты ещё раз посмеешь тронуть моего брата – я тебя сам убью. Развестись я с тобой не могу – у нас не разводятся. А вот убивать жён - убивали, бывало. И ещё одна смерть нам проклятий особенных не добавит. Ты меня поняла?
- Так ты видел? – она… смеётся. – Глупый, мы же были просто пьяны… Я вовсе не…
- Асти – табу, - жёстко говорит он. – Мне плевать, с кем ты спишь, но про Асти забудь. Это ясно?
- Ясно, - говорит она неожиданно мирно. – Отпусти меня, пожалуйста, мне больно, - её глаза вдруг наполняются слезами, и от неожиданности он её отпускает. Беллатрикс садится на кровати и начинает растирать свою шею, грустно глядя на мужа. – Ну прости меня, Руди, - говорит она искренне. – Сама не знаю, как так вышло… я вовсе не собиралась. Он просто такой…
- Не смей, - с трудом выговаривает он сквозь зубы. – Белла, дай мне слово. Сейчас.
- Даю, - легко кивает она. – Я больше никогда такого не сделаю. Ну? – она тянется и берёт его за руку – он вырывается, но не уходит, а замирает на коленях на краю кровати. – Руди, это вышло случайно, - говорит Беллатрикс, придвигаясь к мужу поближе. – Я просто пыталась с ним помириться… он так разозлился из-за…
- Это второе, - он немного отодвигается от неё. – Второе, что ты мне пообещаешь сейчас.
- Конечно, - послушно кивает она. – Что пообещать, Руди?
- Ты больше никогда не будешь никого при нём убивать. И пытать тоже не будешь. Это понятно?
- Конечно, - повторяет она. – Он сам хотел посмотреть, Руди, я бы…
- Ты поняла меня? Никогда. Поклянись.
- Ну клянусь, - легкомысленно кивает Беллатрикс и слегка улыбается. – Руди, я всё понимаю: художник, эмпат… посмотрели – и хватит. Это был… эксперимент. Ну же, - она вновь берёт его за руку. – Иди сюда, - зовёт она, заглядывая ему в глаза. – Руди, я знаю, что виновата. Пожалуйста, ну прости.
Он отворачивается и вздыхает – но руку не отнимает. Она придвигается ближе и касается кончиками пальцев его лица.
- Я совсем не хотела, чтобы так вышло, - шепчет она. – Мне искренне жаль, - она прижимается к мужу всем телом и касается губами кожи за его ухом. Он ощутимо вздрагивает. – Руди, - зовёт она. – Ну иди ко мне… Я в самом деле виновата, я знаю… Руди, пожалуйста… ну же…
Устоять он не может. Он никогда не мог… Родольфус сглатывает комок и, развернувшись к жене, обнимает её, подняв палочку и шепнув: «Нокс». На комнату опускается темнота, и чего больше в ней – счастья или боли – Родольфус не знает.
...Позже, когда Беллатрикс, утомленная, снова заснёт, Родольфус спустится в библиотеку, отыщет там старую книгу то ли по бытовой, то ли по ритуальный магии, вернётся в комнату к тоже всё ещё спящему брату и так тщательно, словно от этого зависят их жизни, отчистит его руки, тело и даже одежду, чтобы на них не осталось даже тени так хорошо знакомого ему запаха.
А платье жены он сожжет, и никогда больше у нее не будет таких - расстегивающихся сверху донизу.
Никогда.
http://tl.rulate.ru/book/63476/1659728
Сказал спасибо 1 читатель