Воскресная школа находилась при часовне Сент-Клемент в полутора милях от приюта. Прямо за ней начиналась дорога к красному вокзалу Сент-Панкрас: район, который Том исходил вдоль и поперек. Любимым его местом была Воксхолл-Роуд — уходящая под гору улочка с двухэтажными домами. В одном из них располагалась лавка Оливера Барнетта — продавца канцелярских товаров и антикварных безделушек. Том время от времени заходил туда посмотреть на блокноты, тетради, восточные фигурки или причудливые пресс-папье. Мальчик даже примеривался к покупке ежедневника с лощеной кремовой бумагой, но он был слишком дорогим.
Том посмотрел в окно. Обложной ливень закрывал вид на маленькие домики из темного камня. Возле одного из них рос куст диких роз. Обычно они цвели до поздней осени, но сейчас из-за сильного ветра побитые лепестки валялись в грязи. Некоторые из них плавали в луже, погружаясь в мутную воду.
— Риддл, повторите, как звали первых учеников Христа?
Отец Джером, похоже, заметил рассеянность Тома. Пожилой священник был строг. О любых провинностях он сообщал миссис Коул, и нарушителя ожидала порция розог от завхоза Эрни Спенсера. При одном воспоминании о его сальных волосах мальчика передернуло от омерзения. Белокурая Люси Стюарт фыркнула, предвкушая провал Тома.
— Андрей и Петр, — Риддл саркастически посмотрел на Люси. В ее темно-синих глазах было написано разочарование. Зато рыжеволосая Лесли Инн послала ему улыбку. Том улыбнулся в ответ. Они не были друзьями, и все же Лесли никогда не задирала Тома и улыбалась ему при встрече.
— Что же, верно, мистер Риддл. Мисс Стюарт, может, Вы поясните разницу между вероучением английской и римской церкви?
— Ммм… наверное… Там, где Спаситель пришел к….
Маленькие пальчики девочки стали лихорадочно листать Библию. Том усмехнулся. Люси после чтения глянцевых журналов строила из себя «настоящую леди», часами крутясь у зеркала и отрабатывая походку, а вот Библия ей упорно не давалась.
— Скверно, — нахмурился священник. — Мистер Риддл?
— Мы не признаем приоритета Петра над другими апостолами. — От волнения большие глаза Тома поблескивали влажным бирюзовым светом.
— Верно, — кивнул священник. — Думаю, можем перейти к чтению Евангелия от Марка. Мисс Стюарт, вы сейчас же подготовите рассказ о Рождении Спасителя.
Испуганная Люси уставилась в Библию. Лесли что-то зашептала подруге. Том вздохнул. Люси, как и все, нуждающиеся в подсказке, казалась ему полным ничтожеством. Внутренний голос подсказывал, что пришло время задать давно мучивший его вопрос. Том сначала попытался прогнать прочь эту мысль, но затем, решившись, поднял руку.
— Да, мистер Риддл? — удивленно спросил отец Джером.
— Простите, сэр… Почему мы почитаем апостола Петра, если он трижды отрекся от Спасителя?
— Том, — священник с отчаяньем посмотрел на него. — Ну почему Вы всегда так категоричны? Почему Вы так категорично судите обо всем?
Упреки Тома в категоричности были коньком отца Джерома. Однако сегодня старик по-настоящему рассердился. Сзади раздался смешок. Том обернулся. Бренда Бэкки, отбросив густые каштановые волосы, толкнула длинным пальчиком Билли Стаббса и что-то зашептала им с Джеймсом Биггертом.
Том с яростью посмотрел на библейскую страницу. Если бы смеялись Люси, Джеймс или Эрик, он ограничился бы ответной колкостью. Но Бренда! Ее Риддл по-настоящему ненавидел. В детстве она частенько приходила посмотреть на избиения Тома. У Бэкки, кроме того, уже тогда были телохранители десяти-двенадцати лет. Они вырывали у маленького Тома рождественские или пасхальные конфеты, и Бренда демонстративно поедала их, сидя на краю стола и болтая тонкими ногами. Том пытался мстить Бренде, подбрасывая слизней в ее серые форменные туфли. За это покровители Бэкки били Тома так, что он по нескольку дней валялся в лазарете.
— Риддл, что Вы натворили? — голос пастора вывел Тома из забытья.
Взрыв хохота сотряс класс. Том потерянно осмотрелся, затем перевел взгляд на деревянный стол и только тут понял, что произошло. Страница Евангелия, на которую он со злостью смотрел, была разорвана пополам.
— Вот черт, — прошептал Том. Порвать страницу священной книги было слишком большой провинностью, чтобы ее спустили с рук.
— Не представляю, Риддл, как Вы это сделали. — Лицо отца Джерома покраснело. — Нет, это неслыханно! Я сообщу миссис Коул.
— Сэр… я не хотел… — злость прошла, и Том чувствовал, как к сердцу подкрадывается холодок страха.
— Вы соображаете, что говорите, Риддл? — Тому казалось, будто отец Джером захлебнется от ярости. — Урок окончен, — добавил священник под восторженный гул сирот. Не глядя на Тома, он благословил класс и пошел к двери.
* * *
За обедом Том ловил на себе ехидные взгляды. Почти все однокашники, кроме тихони Эрика Волея да доброй Лесли Инн, были в предвкушении его неизбежного наказания. От злости Том быстро поглощал безвкусный суп из разваренных овощей.
— Риддл, — бросила на ходу Марта, молодая помощница миссис Коул, — в шесть зайдешь к директору.
Том грустно посмотрел ей вслед. Думать о предстоящей порке не хотелось, и он решил перед наказанием навестить лавку мистера Барнетта. Покончив с холодным чаем, Том быстро спустился к выходу и пошел по размокшему гравию дорожек. Уход из приюта не поощрялся, но дети свободно выбегали через боковые ворота. Хуже было другое. Сиротам не полагались зонты: их выдавали, когда они шли на церковные праздники или в воскресную школу, поэтому старые зонты, выброшенные в мусорный ящик своими бывшими владельцами, находились и чинились всеми приютскими детьми. После долгих мучений Том сумел криво пришить заплатку к дырявому черному зонту, подобранному им пару недель назад. Раскрыв свою немудреную поделку, он побежал по улице.
Через десять минут Том мчался мимо продуктовых лавочек. Хозяева, предусмотрительно выставив на улицу фрукты, прятались от дождя. Маленький ресторанчик был пуст: официант-индиец раскладывал накрахмаленные скатерти и салфетки. Том перебежал перекресток и остановился возле магазина с восточными фигурками. В дубовую дверь было встроено резное стекло с рисунком индийского бога Шивы. Том стукнул дверным молотком и стал терпеливо ждать.
Владелец лавки Оливер Барнетт был из тех, кого принято называть «настоящим джентльменом». Высокий и темноволосый, он носил изящные очки на мясистом носу. Неестественно большой живот придавал хозяину оттенок старости, хотя на деле ему едва перевалило за сорок.
— А, привет, Том, — мистер Барнетт давно привык к этому странному ребенку.
Подойдя ко входу, он зажег керосиновую лампу, а затем, ссутулившись, стал медленно подниматься по стертым ступенькам. Том последовал за ним. Через некоторое время он оказался у знакомого окна, выходящего не на улицу, а на мощеный дворик. Возле старого камина стояло неопрятное кресло; на стене тикали часы в виде черного эллипса с желтыми символами римских цифр.
— У Вас прохладно, — поежился Том, оглядывая бронзового Будду. Ему казалось, что статуэтка всегда радовалась его приходу.
— Никак не накоплю на камин, — пожаловался хозяин. — Только печка. А так, все, как и прежде, — мягко пошевелил он губами.
Том не улыбнулся. Он всегда чувствовал, когда люди лгут, и сейчас мистер Барнетт точно врал. Нахмурившись, он последовал за хозяином в небольшой холл по скрипучим доскам. Тому казалось, что даже доски в этом магазине скрипят иначе, чем на пыльных лестницах в приюте.
— Идем, Том, я покажу тебе кое-что интересное, — улыбнулся хозяин, когда мальчик повесил, наконец, на крюк свой видавший виды сизый плащ. Швы в его карманах были настолько порваны, что вряд ли их смогли бы зашить даже в старом ателье на Риджент-стрит.
Они пошли мимо стеклянных витрин с восточными безделушками. Том весело кивал им, словно радуясь встрече со старыми друзьями. Увлекшись, мальчик чуть не пропустил стоящий в одном из стеллажей фарфоровый сервиз. Том пригляделся и едва сдержал возглас изумления: на темно-синих тарелках, чашках, масленке, блюдцах и чайнике были изображены маленькие макаки и большие обезьяны с посохами.
— Страна обезьян… — прошептал Том.
— Да, это «обезьяний сервиз» из Тайбэя. Но у меня сегодня другая новинка, — мистер Барнетт указал на стеллаж в дальнем углу. — Взгляни — не пожалеешь, — легонько потрепал он мальчика за плечо.
Сгорая от любопытства, Том подошел к небольшому черному серванту. На средней полке стоял серебряный поднос с семью чашечками. Каждая из них была величиной с наперсток и испещрена непонятными черными значками.
— Что это? — выдавил, наконец, потрясенный Том.
— Это, — мистер Барнетт поправил очки, — чашечки для саке. Саке, — улыбнулся он, — японская рисовая водка. Ее подают в чаше, а затем разливают на семь чашечек. Ведь семь — число, приносящее удачу…
Том, как завороженный, смотрел на витрину. В этой таинственной Японии было много цветов, карликовых деревьев и людей в белых одеждах со странным названием «кимоно». Каждая из этих чашечек будто хранила запах цветущих белых вишен — японцы называли их «сакуры». От самого этого слова веяло далеким сладковатым ароматом. Том не знал, были ли люди той страны счастливы. Но он точно знал, что там не было миссис Коул, запаха квашеной капусты и рассыпавшихся стиральных порошков.
— Будда? — Том указал на толстую статуэтку, которую он не видел здесь прежде.
— Лао-цзы, — покачал головой мистер Барнетт. — Ладно, давай спускаться.
Дождь превратился в моросящую пелену. Вечерний ресторан наполнился гамом посетителей. При виде нарядно одетых прохожих Тома охватило непреодолимое желание пойти вместе с ними к вокзалу и погулять по перрону. Прикрыв глаза, Том радостно подумал о том моменте, когда он увидит сияющие окна темно-зеленых вагонов и ощутит смешанный из гари и мазута запах железной дороги. С минуту Том озирался по сторонам, а затем, вдохнув влажный осенний воздух, помчался к Сент-Панкрасу.
* * *
— Где ты шлялся? Я спрашиваю, где ты шлялся, мерзавец?
Том стоял посередине комнаты. За овальным черным столом сидели миссис Коул, Марта и миссис Роджерс. Напротив миссис Коул стояла, как обычно, ваза с сухими осенними цветами — физалисами. Том с отвращением смотрел на красные плоды сухоцветов: они всегда напоминали ему о неизбежности очередного наказания.
— Я немного заблудился, — Том всегда был с ложью на «ты» и попытался бросить на директрису самый искренний взгляд. — Простите, пожалуйста.
— Пожалуйста, — передразнила его миссис Роджерс. — Вы только посмотрите на этого наглеца. Сказано прийти в шесть, а он явился через полтора часа!
— И это не говоря уже о порванной странице священной книги… — притворно вздохнула Марта, поправив коричневый фартук.
— Я не рвал. Честно, — глаза Тома отливали неестественным бирюзовым цветом.
— Нет, Том, пришло время поучить тебя, — вздохнула миссис Коул.
Мальчик отвернулся к стенке, смаргивая слезы. Обычно директриса назначала провинившимся количество ударов розгами, ремнем или крапивой. Если она этого не делала, воспитуемого могли сечь сколько угодно. Неделю назад Люси Стюарт за прогул утренней молитвы выпороли так, что она пролежала дня три в лазарете.
— Только за то, что я немного опоздал? — Том с ненавистью посмотрел на маленький комод с хрустальной вазой.
— Ты опоздал и посмел порвать священную книгу, — продолжала миссис Коул. — По этой ли причине или просто потому, что ты мне не нравишься, тебя, Риддл, ждет отменная порция розг. Марш в чулан, да поживее! — воскликнула она, указав на дверь.
Приютский чулан под лестницей был каморкой уборщицы, но завхоз Эрни Спенсор переделал его в комнату для порки сирот. Том бывал здесь чаще других и отлично знал ее устройство. В центре стояла деревянная лавка. Над ней висели два мотка веревки, которой привязывали руки и ноги. В большом ведре с соленым раствором мокли длинные розги. Том со вздохом снял брюки, затем рубашку и, поежившись щуплым телом от сквозняка, лег на лавку. На полу были видны кровавые пятна: должно быть, следы недавней порки Люси. Том посмотрел на них со смесью отвращения и страха: его наказали бы так или иначе, но за возражение миссис Коул он без сомнения получит двойную порцию розг.
— Он здесь, Эрни? — послышался грудной голос в дверном проеме.
Том вздрогнул. Он был готов к чему угодно, но не к появлению миссис Роджерс. Лицо покрылось красными пятнами. Он медленно повернул голову.
— Сейчас ты запоешь другие песни. — Миссис Роджерс взмахнула розгой. Размокший прут, разбрызгав капли соляного раствора, угрожающе свистнул.
— Миссис Роджерс… Когда придет мистер Спенсер?
— Нет, Риддл, — улыбнулась кастелянша. — На этот раз я сама объясню тебе некоторые вещи.
Глаза Тома расширились. Неужели его будет пороть женщина? В приюте это было высшим позором. Том с омерзением осмотрел коричневое платье миссис Роджерс и ее замшевые туфли с открытыми носами. Пухлые пальцы кастелянши привязали руки Тома к деревянным «усам» лавки. Затем, умело пропустив веревку снизу, кастелянша привязала к доске и ноги Тома.
— Сегодня ты у меня накричишься, как следует, — назидательно заметила она.
Снова раздался свист розги, и острая боль обожгла тело. Последовал новый удар. Кастелянша секла не спеша, крест-накрест. Спина Тома стала покрываться красными полосами. Розги вызывающе свистели, и удары становились все больнее. Том изо всех сил старался не кричать, не выдать своих страданий, ведь именно этого добивалась миссис Роджерс. Но сохранять самообладание с каждым ударом становилось всё труднее. Том попытался отвлечься, вспоминая чашечки для саке. Розга, между тем, свистнула сильнее, и новый удар заставил его застонать.
— Не сладко под розгой, Риддл? — с наигранной добротой спросила миссис Роджерс, взяв новый пучок. — Не горюй, это только начало.
Том продержался еще с десяток ударов, искусав губы в кровь. Боль усиливалась: миссис Роджерс старалась попасть по старым рубцам. Наконец, длинная розга рассекла спину, и Том уже не сдерживаясь, закричал во все горло. Глаза застилали слезы. Тому казалось, что с него снимают кожу.
— Кричи, кричи… — проворковала кастелянша. — Ты, гаденыш, надолго запомнишь этот день!
Задняя часть Тома превратилась в кровавое месиво. Кастелянша, войдя во вкус, поливала ее соленым раствором. Крик боли стал переходить в бред. Тому чудилось, будто не миссис Роджерс, а ненавистная Бренда сечет его под хохот Биггерта и Стаббса. Последним усилием воли он заметил у ведра коричневую туфлю: кастелянша брала очередную порцию розг.
— Только посмей у меня нарушить правила снова, — фыркнула миссис Роджерс. — Только посмей…
Лицо Тома пылало, правое плечо сводило судорогой. Он поднял горящие глаза на мучительницу и прошипел что-то на непонятном языке. Миссис Роджерс не поняла ни слова, но приняла это за оскорбление. Протянув руку, она взяла новый пучок розог и продолжила порку. Том закричал: женщина, похоже, намеренно, стала бить по старым ранам.
Наконец, миссис Роджерс развязала мальчика и вышла из комнаты, хлопнув дверью. Едва Том остался один, он попытался натянуть майку. Ткань тотчас стала мокрой и въелась в кожу. Том застонал от прикосновений к шрамам и зарылся лицом в подушку.
http://tl.rulate.ru/book/53861/1389250
Сказали спасибо 3 читателя