Готовый перевод Severus Snape / Принц-полукровка: Глава 30

Аппарировав у знакомого, высокого дерева, я несколько минут простоял, не двигаясь, рассеяно поглаживая сухую кору.

Здесь ничего не изменилось, только кладбище стало казаться еще более заброшенным. Пробираясь через могилы к белому надгробию, я задавался вопросом, почему ни один человек не приходит в этот день почтить память Поттеров. Неужели прошедшие годы привели к тому, что их жертва обесценилась?

С другой стороны, рациональная часть меня прекрасно осознавала, что в таких упреках нет здравого смысла. Не произошло ничего особенного — в то время многие падали жертвами Темного Лорда, вот только не каждому ребенку удавалось его уничтожить. Люди преклонялись перед младшим Поттером, а Лили была для них не более чем матерью героя.

Глубоко вздохнув, я остановился рядом с надгробием и осторожно прикоснулся к белому мрамору.

Холодный. Холодный и неживой, как и те, над чьей могилой он возвышается.

«Здравствуй», — подумал я, и перевел взгляд на выгравированные имена — Джеймс Поттер, Лили Поттер.

Лили. Она разделила с ним не только жизнь, но и смерть, и каждый раз, приходя сюда, я чувствовал, словно мне отказано в праве даже просто постоять рядом с ней. С ней, не с ними.

Конечно, это всего лишь могила, но сколько я ни убеждал себя в этом, так и не смог поверить. Именно в этом месте чувствовалось нечто неуловимое, полузабытое и в то же время родное. Может быть, ее душа ощущала, когда кто-то особо остро в ней нуждался?

Но нет, я не льстил себе мыслью, что она может захотеть прийти ко мне. Я именно тот, кто заслуживал этого меньше всех. Я потерял право быть рядом, и даже смерть Лили этого не изменила.

Тем не менее, я вновь мягко погладил надгробие и закрыл глаза. Так было легче.

«Ты всегда понимала меня лучше других. После твоего ухода это старается делать Альбус, и у него даже получается — но далеко не всегда. Он не представляет, как можно одиннадцать лет жить исключительно прошлым, мучить себя виной и невозможностью искупить ее. Иногда я думаю, что он на самом деле и сам испытывает нечто подобное, и только мои чувства ему непонятны. Когда-нибудь я наберусь смелости и спрошу, а пока мне удобнее строить догадки.

Может, ты тоже тяготишься тем, что я не могу тебя отпустить? Это было бы только логично, учитывая, через что тебе пришлось из-за меня пройти. Поттер, останься он жив, вряд ли бы надоедал тебе своими сумасшедшими мыслями так, как я. Он бы не забыл тебя, но и не помнил. Он не любил тебя достаточно — я думал так раньше, думаю и сейчас. Для меня же ты была особенной — наверное потому, что я никогда не мечтал, что встречу такого человека. Что в моей жизни будет что-то настолько светлое. И, конечно, я никогда не предполагал, что так глупо потеряю тебя.

Твой сын — единственное, что после тебя осталось, но в нем слишком много от его отца. Вынужден признать, что в этом году я начал замечать у него и твои черты — он рассеян, наивен, очарован волшебством и совершенно не умеет врать. Но все это блекнет рядом с его заносчивостью, самовлюбленностью и эгоизмом. Он слишком прост, в нем нет ничего стоящего, хотя одну вещь я никак не могу понять. Почему он так безразличен к годовщине смерти своих родителей? Ты не поверишь, но я даже пытался найти ему оправдания. Думал, что его равнодушие — показное, даже предполагал, что он может не знать о нужной дате, но это все не так. Ему просто... плевать. Пожалуй, данная черта также принадлежит его отцу, потому что ты никогда не была такой. Мальчишка невыносим, и, кажется, собственное благополучие его не волнует. Нет, все же он часто ставит меня в тупик.

Темный Лорд скоро вернутся. Я чувствую. Это может случиться в следующем году, и у меня есть все шансы не пережить даже первую встречу с ним. Что ж, я тешу себя иллюзиями, что тогда мне удастся увидеть тебя — хотя бы раз. Скорее всего, этого не произойдет, но я все равно надеюсь. Так проще. Так страх, рвущий меня изнутри на части, становится меньше».

Особо сильный порыв ледяного ветра, пробравший до костей, заставил меня вздрогнуть. Я открыл глаза и снова посмотрел на имя — Лили Поттер.

Лили.

— Я вернусь, — прошептал я, в последний раз касаясь мрамора пальцами.

Ответа не было, но почему-то так легко сейчас было поверить, будто удивительно нежный поток воздуха, бросившийся мне в лицо, это вовсе не происки разбушевавшегося урагана, а прикосновение.

Прикосновение Лили.

* * *

Уже много лет я не изменял своим привычкам, и в этом году тоже не был намерен от них отказываться.

Зажег свечу, поставил у кровати фотографию и долгое время смотрел на нее, прежде чем протянуть руку к темно-зеленому флакону.

Зелье Трех воспоминаний. Я в любом случае буду обязан выпить следующую порцию, так почему бы не сейчас?

Вкус снадобья не изменился — такой же приторно сладкий вначале и горький — в конце.

Не сводя глаз с маггловского снимка, я повыше натянул одеяло и вздохнул.

Прошло некоторое время перед тем, как я, наконец, погрузился в сон.

***

1975 год

Я учил ее вызывать Патронуса. Не то, чтобы я сам являлся в этом специалистом — мне было чрезвычайно сложно сконцентрироваться на хорошем воспоминании — но знаний теории должно было хватить.

По крайней мере, я так думал.

— Просто представь себе что-то светлое, — уверенно говорил я, пристально наблюдая за тем, как Лили, крепко сжимая палочку, морщится от прилагаемых усилий. — Что-то такое, заставляющее тебя улыбаться и мечтать повторить это. Воспоминание, делающее тебя счастливой.

— Все равно у меня не получается, Северус! — раздраженно воскликнула она. — Может, ты неправильно что-то прочитал?

Я обиженно поджал губы, с трудом сдерживая резкий ответ, но потом все же достал толстую книгу и в сотый раз перечитал выученный наизусть текст.

— Нет, все правильно.

— Тогда почему у нас не выходит? И вообще, что ты представляешь?

— Ну... — я с отвращением почувствовал, как щеки начинают алеть. Злясь на самого себя, буркнул: — Ничего такого.

— Северус? — в зеленых глазах Лили вспыхнула заинтересованность, и она придвинулась ближе ко мне. — Скажи мне.

— Ничего. Правда!

— Ты обманываешь! Северус, ну я же теперь от тебя не отстану! Скажи мне, пожалуйста!

— Ладно, — мой голос звучал раздосадовано. — Я думаю про тот день в лесу — когда мы с тобой убежали из дома и решили никогда не возвращаться.

— О, — Лили удовлетворенно улыбнулась, — но ведь мы нарушили наше обещание тем же вечером.

— Ты нарушила, — необдуманно ляпнул я. Лили нахмурилась.

— Это же была просто шутка, Северус. Я поссорилась с Петуньей и злилась на весь свет. Не мог же ты воспринять мои слова серьезно? Северус?

Я молчал, по-прежнему ощущая, как горит лицо. Неудивительно, что мне не удавалось вызвать Патронуса — я прекрасно понимал, что для Лили все было не больше, чем недолгой вспышкой раздражения. Но как же я был тогда счастлив...

Теперь мне было стыдно за проявленную сентиментальность.

— Экспекто Патронум! — Лили взмахнула палочкой. Посыпался сноп серебряных искр. — Давай же — Экспекто Патронум!

Снова ничего.

Я уже собирался поинтересоваться, что представляет Лили, когда за нашими спинами раздался бодрый голос:

— Мистер Снейп, мисс Эванс.

Лили испуганно вздрогнула и обернулась. Я, скорчив недовольную гримасу, последовал ее примеру.

Слагхорн.

Этот абсолютно безразличный к большинству учеников человек меньше всего подходил на роль декана, тем более такого факультета, как Слизерин. Я никак не мог понять — Дамблдор был действительно не больше, чем спятившим идиотом, не замечающим ничего вокруг, или же он просто так изощренно издевался над слизеринцами? С каждым днем я все сильнее убеждался в последнем варианте. Хуже декана, чем Слагхорн, было невозможно представить, а Дамблдор, несмотря на все свои глупости, не смог бы добиться столького, не обладая при этом незаурядной мудростью. Нет, его неприязнь направлялась именно на слизеринцев, поэтому он и предпочитал игнорировать все наши проблемы. Вот если бы я отвечал за факультет, я бы никому не позволил унижать или травить моих учеников. Я бы установил четкие правила и любой нарушивший их сильно бы пожалел.

Мстительно сжав кулаки, я заставил себя посмотреть на Слагхорна относительно спокойно.

— Вы искали меня, профессор?

— Да, да, именно вас, мистер Снейп. У меня очень плохие новости. Мой дорогой мальчик, — в его тоне зазвучали скорбные нотки, — сегодня утром умерла ваша мать.

Мир пошатнулся. Я вздрогнул, на секунду прикрыл глаза. Открыл их снова. Задал самый глупый вопрос из всех возможных:

— Что?

— Я понимаю, для вас это, вероятно, большая утрата. Приношу свои соболезнования. О похоронах не волнуйтесь — профессор Дамблдор берет все затраты на себя. Он уже дал вам разрешение покинуть Хогвартс на несколько дней, и подключил камин в вашем доме к сети перемещений. Я провожу вас, пойдемте...

Я стоял на месте, вытаращившись на него, не понимая ни слова. Все вокруг стремительно меняло краски — то блекло, то, наоборот, становилось неестественно ярким. Словно в трансе, я обернулся к бледной Лили, которая стояла, зажав рот рукой. В зеленых глазах застыли ужас и жалость.

— Мистер Снейп? — Слагхорн шагнул ближе ко мне. — Вы слышите меня, с вами все в порядке?

Гул в ушах и бессвязные обрывки воспоминаний заставили меня испустить дрожащий вздох и крепко сжать кулаки. Медленное осознание истины вызвало волну ослепительной боли, перекрывшую доступ к кислороду. Почувствовав, что в глазах защипало, а ноги собираются подломиться, я последним оставшимся усилием воли вынудил себя взглянуть на Слагхорна. Маска холодного безразличия трещала по швам, своему голосу я не доверял, но каким-то чудом смог кивнуть.

Слагхорн, тут же успокоившись, развернулся и засеменил к замку. Повторяя про себя как мантру непонятно что означающее «подожди», я последовал за ним, все еще ощущая, как в висках стучит кровь. На половине пути в сознании неожиданно вспыхнула мысль: «Мама», и я остолбенел.

— Мистер Снейп? — Слагхорн тоже затормозил и обернулся. Я беспомощно приоткрыл рот, но из горла вырвался лишь хрип.

Трудно было сказать, сколько я стоял на месте, пока Слагхорн не схватил меня за руку и не повел вперед. Хогвартс казался чужим и неестественным, как и ученики, пялящиеся мне вслед. Случайно наткнувшись взглядом на насмешливую улыбку Поттера, я вздрогнул и немного пришел в себя. По крайней мере, до камина в кабинете Слагхорна мне удалось добраться уже самостоятельно.

Адрес, вспыхнувшее зеленое пламя — и я оказался в до боли знакомой гостиной.

Отец, сидящий на диване, выглядел удивительно растерянным и ранимым. Услышав рев камина, он отшатнулся и замер.

— Добрый вечер, — поздоровался Слагхорн, и даже в своем состоянии я услышал в его голосе брезгливость. — Приношу вам свои соболезнования, мистер Снейп. Я привел вашего сына — директор Дамблдор позволил ему отправиться домой на неделю. Ровно в это же время, через семь дней, я вернусь за ним, но если возникнут осложнения, свяжитесь с нами обычным способом. И еще раз — мне очень жаль, что так случилось с вашей женой и... — глаза Слагхорна остановились на мне, — матерью. Хорошая была женщина...

Скорбно покачав головой, он вступил обратно в камин и спустя мгновение исчез.

Я посмотрел на отца. Перехватив мой взгляд, он неуклюже поднялся на ноги, но я, в два шага приблизившись, с силой толкнул его обратно на диван. Боль, страх и отчаяние сменились ослепляющей, удушливой яростью, и с моих губ сорвалось шипение:

— Что ты с ней сделал?

— Ничего...

— Что ты с ней сделал?! В чем она ошиблась на этот раз — разбила тарелку? Начала подметать не с того угла, нарушив очередную маггловскую традицию? Какая из твоих выходок наконец убила ее, ты, ублюдок?!

В глазах отца мелькнул гнев, но очень быстро он погас, сменившись неизвестной мне эмоцией.

— У тебя есть причины подозревать меня в ее гибели... Северус, — мое имя с непривычки он произнес неуверенно, — но я не... я никогда не хотел, чтобы она умерла.

— Да, именно этой мыслью ты руководствовался, превращая ее жизнь в ад! Что с ней случилось?! Как это произошло, какова твоя роль во всем этом?! Подонок!

— Слушай, ты... — отец грубо схватил меня за воротник, рывком привлекая к себе, но вспышка моей спонтанной магии с силой отбросила его назад. На секунду лицо отца исказилось ненавистью, но и она потускнела, словно теперь все эмоции были слишком сильными для него, и он больше не мог их испытывать.

— Она готовила завтрак, — наконец глухо проговорил он. — Потом я услышал шум, спустился вниз посмотреть... а она лежала на полу. Не двигалась. Я попытался что-то сделать... я... я принес ее чертову штуку. Палочку. Вложил ей в руку, но... ничего не произошло. Она просто... умерла.

— Просто так не умирают, должна быть причина!

Отец будто не слышал ни слова из произнесенного мной — уставившись в одну точку, он продолжил говорить:

— Я не успел даже вызвать скорую — в доме появился старик в дурацком платье... один из ваших. Он осмотрел ее и сказал, что у нее остановилось сердце. Я... я спросил, может ли он что-нибудь сделать. Он сказал нет.

Мне оставалось лишь бессильно сжимать и разжимать кулаки. Наконец я хрипло выдавил:

— Где она?

Отец рассеяно взмахнул рукой, указывая на второй этаж. Бросив на него последний ненавидящий взгляд, я, пошатываясь, двинулся вверх по лестнице.

Мама лежала на кровати, в своей спальне, одетая в шелковое зеленое платье, перевитое серебряными нитями. Насколько я знал, оно было последним из дорогих вещей, что находились в нашем доме — единственное, что мама так и не решилась выбросить.

Словно в трансе, я подошел ближе, глядя на бледное, напоминающее восковую маску лицо. Черные волосы казались безжизненными и сальными, кожу бороздили морщины. Ничто в лежащей здесь женщине не напоминало о молодой, талантливой волшебнице, которой по всем законам магии предстояло жить еще долгие годы.

— Мама? — шепотом позвал я, и тут же ощутил себя идиотом.

Сегодня утром умерла ваша мать.

Верно.

Все казалось каким-то омерзительным сном. Необыкновенно счастливое утро и Лили, наконец согласившаяся учиться вызывать Патронуса, карикатурно безразличный и недалекий Слагхорн, до странности ранимый, размякший, непохожий на себя отец, и эта полутемная комната, вызывающая тошноту и воспоминания о прошлом.

Я безвольно опустился на колени перед кроватью, крепко сжимая ледяную руку мамы в своей. Осознание, что я любил ее, принесло новую, самую сильную волну боли, заставившую меня задыхаться.

Я думал, все давно в прошлом. Я считал, мальчик, боготворивший свою мать, перестал существовать в тот день, когда понял, что шансов на ответную любовь у него всегда будет втрое меньше отцовских. Все ее истории, советы, редкие слова утешения и подарки вроде старых книг с опасными, сложными заклинаниями, больше не производили впечатления... или мне так казалось. Потому что сейчас под тяжестью воспоминаний я мог только беспомощно уткнуться в холодную ладонь и издать приглушенный всхлип.

Я не говорил ей. Я думал, что любви во мне не осталось, и вел себя безразлично и отчужденно, игнорируя попытки мамы сблизиться. После того, как она отговорила меня от решения убить отца, я больше не прислушивался к ней. Я ей не верил. Где-то глубоко внутри я испытывал мрачное удовлетворение при виде того, как ее глаза становятся грустными от моего очередного резкого язвительного ответа, но, тем не менее, бережно хранил ее ежемесячные письма, сам не зная, зачем.

Зато теперь я понимал.

Я любил ее.

Боже, я действительно ее любил.

Крепче прижавшись к застывшему, неподвижному телу, я попытался это сказать. Сказать, что уже скучаю, что меня убивает мысль о невозможности с ней поговорить, почувствовать такую мелочь, как тепло кожи или прохладу дыхания; невозможность увидеть измученную улыбку и темные глаза, светящиеся такой любовью при каждом взгляде на отца. Сказать, что теперь я вижу, как ошибался, и хоть я не могу простить ее, понять мне все же удалось.

Вместо всего этого вслух у меня вышло произнести очередную ничего не значащую глупость:

— Ты самая красивая.

Я давно не говорил ей ничего подобного, и, наверное, она была бы рада услышать эти слова.

Но она не слышала. И никогда не услышит. Время делать признания прошло, оставляя меня с чувством вины, скорби и еще большего одиночества.

Спрятав лицо у мамы на груди, я заплакал.

http://tl.rulate.ru/book/53747/2052113