Готовый перевод Sui Yu Tou Zhu / Бусины из битого нефрита: Глава 5. Этот непостоянный человек.

Дин Ханьбай подумал, что это, вероятно, карма.

Он нагнулся и начал пристально разглядывать иероглифы. Если отбросить содержимое, написано было весьма неплохо, да и гравировка была хорошей. Прикосновение к ней рукой позволило заметить крайне энергичную манеру письма, линии гравировки на поворотах были глубокими, к ним было приложено немало силы.

Вспомнив вчерашнее противоречивое впечатление, Дин Ханьбай понял, что это точно сделал Цзи Шенью. Но у него были сомнения: разве Шенью способен так глубоко вырезать иероглифы? С этими тонкими пальцами и беспорядочно дрожащим при рисовании запястьем?

В размышлениях даже забыл выяснить, кто написал эти ругательства, и в приподнятом настроении отправился завтракать. В конечном счёте столкнулся с Цзи Шенью наверху.

— Шиди*.

*Используется 师弟 шиди (противоположность 师哥 шигэ), т.е. младший брат.

Он разделил хворост из теста на две части и протянул одну.

— Любишь каллиграфию с тонкими линиями?

Цзи Шенью взял одну и взволнованно сказал:

— Люблю, это так изящно.

Дин Ханьбай заинтересовался, так как разбирался в подобном, и считал, что, даже если это было ругательство, оно было красивым. *

*Речь идёт про гравировку, технику исполнения.

Закончив есть, поскорее ушёл из дома, портфель всё ещё висел на руле велосипеда. Пока сидел, позвонил несколько раз в звонок, затем поднялся, чтобы схватить руками ветви плакучей ивы, которая стояла у обочины дороги, но не рассчитал и сломал ноготь, после этого беспорядочно размахивая рукой. Цзи Шенью больше не мог прятаться, к тому же его руки болели, после того как схватил другую часть ивовых ветвей, опасаясь, что Ханьбай будет провоцировать.

Дин Ханьбай левой рукой держал руль велосипеда, а правой тянул на себя ветви, но не знал, что делать дальше. Он, словно змея, вытянулся и двинулся вперёд отодвигать ветви. Шаг за шагом, всё ближе и ближе, и вдруг прикосновение кончиками пальцев о Цзи Шенью.

Одним быстрым движением Дин Ханьбай ударил тыльной стороной руки.

Ивовые прутья выскользнули и хлестнули по подшипнику, который отвалился, а затем его сдуло ветром. Эта грубость Ханьбая не имела никакого смысла,

ему стало несколько неловко. Опустив голову, увидел эти иероглифы на покрышке и притворно ахнул:

— Ты приложил столько сил, должно быть сильно ненавидел меня, когда вырезал их.

Цзи Шенью не издал ни звука, пока выходил из дома. Был занят запоминанием каждой веточки, которую они проходили, если перекрёсток имел хоть что-то приметное — всё откладывалось в памяти. Он нёс в кармане ручку, время от времени вынимал ладонь и рисовал. Когда дошёл до дверей школы №6, на ладони была крошечная карта.

Опираясь ногой о землю, Дин Ханьбай небрежно заверил:

— Я ухожу с работы в 6:30, в 45 минут я приду, сделай пока в кабинете домашку и выходи.

Неожиданно Цзи Шенью взвалил сумку на плечо и сказал:

— Не нужно, я запомнил дорогу.

Дин Ханьбай не поверил:

— Так далеко, а ты запомнил?

— Ага.

Цзи Шенью выглядел уверенно.

— Я знаю, что тебе неохота встречать меня, это был последний раз, больше не буду тебя обременять.

Он думал об этом с самого утра, как можно быстрее запоминал дорогу, чтобы больше никогда не побеспокоить Ханьбая. Даже если вчера Дин Ханьбай забыл забрать его, то сейчас Шенью хотя бы запомнил дорогу. К счастью, Дин Ханьбай никак не отреагировал, молча сжимая велосипедный руль. После не проронил ни слова, лишь помотал головой и ушёл.

Дин Ханьбай отправился на работу. Как только кто-то перегораживал дорогу, он зажимал звонок и устремлялся вперёд. Когда Ханьбай приехал в Управление по вопросам культурного наследия, в офисе не было ни души. Тогда уселся на своё место один-одинёшенек и, уставившись на свои ногти, задумался.

Не нужно забирать Цзи Шенью, это, несомненно, было радостное событие, которое стоит отметить. Однако он чувствовал себя брошенным. Это было так, будто его «уволил» Цзи Шенью.

Цзи Шенью вырезал на его велосипеде «подлец и сволочь», а это уже бессрочный долг Ханьбаю.

Дин Ханьбай был первый раз в жизни настолько недоволен. Мало того, что полночи мучила совесть, так даже не полюбовался на вчерашние дефектные реликвии.

— Ну что за ерунда!

От ругательств легче не стало, тогда оставалось только предаться беспросветной тоске.

Затем со злобой поднялся:

— Я не собираюсь заботиться о тебе! Просто узнаю, как ты сдал итоговый экзамен!

На самом деле, помимо Дин Ханьбая, это хотели узнать и остальные члены семьи. Братья уже определились со специальностью, они не в счёт, Цзян Тинген был тем ещё любителем поиграть в компьютерные игры.

Цзи Шенью не знал, что его результаты экзамена вызвали такой ажиотаж, он лишь старательно учился. Притом подружиться с остальными не получилось, в конце семестра из-за накалившейся атмосферы старался лишний раз не высовываться.

После занятий внезапно подошёл староста:

— Через неделю экзамены. Два дня ты дежуришь.

Цзи Шенью согласился, лучше сегодня остаться убирать, чем паниковать. После того, как в школе не осталось практически никого, помог с уборкой. У ворот школы не было ни тени Дин Ханьбая, ему было незачем там ждать, ни к чему эти неудобства.

Цзи Шенью шёл обратно вдоль улицы, остановился на остановке и запрокинул голову, чтобы взглянуть на вывеску. Далее он посмотрел маршрут автобуса, который остановился рядом. Действительно было очень далеко. К моменту, когда Шенью вышел на станции «Пруд у императорского дворца», автобус уже был достаточно пустым. Осталось ещё пройти пешком несколько сотен метров.

Легкий ветерок раздувал ивовые ветви. Цзи Шенью вздрогнул, оттолкнул их и двинулся дальше. После отъезда из Янчжоу это был первый самовольный поступок. Один прогуливался вправо и влево, пинал камешки на земле и тихонько напевал себе под нос. Никто из взрослых не следил за ним, никто не насмехался, да и он никого не раздражал. Сейчас был только полный жизни вечерний закат.

— Учитель.

Тихо прошептал Шенью:

— Господин Цзи, до меня внезапно дошло, что не могу вспомнить, как вы выглядите.

Замедлил шаг:

— Я лишь надеюсь, что вы благословите матушку, обо мне не беспокойтесь.

В дюжине метров от него Дин Ханьбай медленно шёл, придерживая велосипед. Он наблюдал, как Цзи Шенью исчезает за углом. Пришлось сбежать с работы, чтобы прийти раньше на пятнадцать минут. Пока Цзи Шенью копался в школе, Ханьбай уже успел выпить три бутылки газировки в магазинчике. Всю дорогу мчался за автобусом как угорелый, а затем переводил дыхание, пока ждал его.

Поскольку Ханьбай беспокоился, что маленький южный варвар может заблудиться, но не хотел показываться ему на глаза, только и мог молча следовать за ним по пятам. Однако оживлённый силуэт Цзи Шенью вызывал только раздражение. Что это значит? Так счастлив, потому что они не виделись?

Дин Ханьбай не стал ужинать по возвращении домой. Он разложил обломки подводных реликвий и приступил к изучению. Держа в руках тетрадь, принялся записывать результаты. Ханьбай исписал три листа и даже не заметил, что запачкал рубашку.

Цзи Шенью вышел в сад и остолбенел. То, что Дин Ханьбай может любоваться грудой мусора, не было секретом. Унять любопытство не вышло, потому подошёл спросить:

— Шигэ, что это?

Дин Ханьбай подобрал осколки, пропустив эту фразу мимо ушей. Перед его глазами были лишь орудия труда столетней давности, а никак не живой человек.

Цзи Шенью с сомнением спросил:

— Выглядят, как какие-то подводные реликвии. Они настоящие или это подделка?

Дин Ханьбай бросил на него взгляд:

— Ты разбираешься в культурных реликвиях?

Цзи Шенью ответил:

— Я видел в книге «Как горы, как море».

Лучше было не поднимать эту тему, ведь Ханьбай так и не взял её, и от одного упоминания разозлился, собрал вещи и ушёл в кабинет. Цзи Шенью не разглядел реликвии как следует, поэтому бесшумно подошёл к кабинету, склонив голову. Его взгляд остановился на «куче рухляди».

Он задумался. Ханьбай любит древние реликвии? Должна ведь золотая молодёжь любить что-то, кроме денег.

Что Дин Ханьбай лихорадочно записывал? Смогу ли я разглядеть это из дверного проёма?

Цзи Шенью опустил голову. Его взгляд упал на жилистые руки Ханьбая, в них чувствовалась сила. Когда он сжимал ручку и размахивал ей, когда писал, на тыльной стороне руки отчётливо виднелись вены, они переплетались, показывая его волю к жизни.

Шенью внезапно вспомнил о том, как Дин Ханьбай держал его за запястье, как сжимал руку.

Ручка остановилась, Дин Ханьбай закончил писать. Он взял миску и попытался отмыть извёстку, чтобы разглядеть надписи, но только больше запачкался. Цзи Шенью наблюдал, как тот морщится. Стоило Ханьбаю погрузиться в раздумья, его переносица напоминала крутые горные вершины, обладателя такого лица было лучше не злить. В нём переплетались талант и безжалостность.

Как бы долго не смотрел на памятники культуры, всё равно не вышло разглядеть большинство. Цзи Шенью посмотрел на руки ещё раз, наконец, вернулся в свою комнату, включил лампу и принялся за учёбу.

Двое сидели за своими столами, разделёнными стеной. В десять свет погас в передней части дома, а в одиннадцать — в восточной. Только в небольшом дворике горела лампа. Перед рассветом из мастерской вдруг раздался звон сломанной западной реликвии, который зазвонил вновь и резко затих.

Цзи Шенью закрыл книгу, вынул гладкий кусочек нефрита с рисунком. Он рисовал и одновременно повторял уроки. Заканчивал материал — продолжал рисунок. Отправляясь в душ, увидел, что в кабинете горит свет. Когда Шенью вышел из душа, свет уже потух, а Дин Ханьбай обнаружился сидящим в коридоре.

Шенью спросил, как только прошёл мимо:

— Шигэ, что ты тут делаешь?

Дин Ханьбай боролся с зевотой:

— Как это что, жду, пока ты выйдешь из душа.

На его рубашке виднелись грязные пятна, и, возможно, несколько раздавленных насекомых. Цзи Шенью так и не понял, как кучка старых реликвий может быть такой грязной. Он отошёл ещё немного и сказал:

— Когда будешь раздеваться, не клади одежду в корзину с бельём.

Услышав это, Дин Ханьбай скривился:

— Не клади, да я брошу её на твою кровать.

Перекинувшись парой равнодушных фраз, они закончили диалог, и Цзи Шенью, вернувшись в комнату, лёг спать. С тех пор, как Цзи Фансю заболел, Шенью не мог выспаться, независимо от того, насколько уставал, ему требовалось много времени, чтобы уснуть. Пока лежал на спине, не в силах погрузиться в сон, решил сначала наполнить желудок.

Он встал, чтобы съесть сладкого печенья, но нащупал только крошки, не осталось практически ничего.

Замаячила чья-то тень, остановилась у двери, подняла руку и толкнула её. Вошёл Дин Ханьбай с суровым выражением лица, нисколько не смущаясь присутствия здесь:

— Я был до смерти голоден, принёс и тебе немного.

Он не ужинал, поэтому, едва оказался вплотную к Шенью, даже не дожидаясь, пока тот кивнет, взял кусочек.

— Невкусно.

Снова откусил немного и затем положил обратно. Даже если бы умирал с голода, это не стоит того, чтобы испортить желудок.

— Очень плохо, жёсткое.

Цзи Шенью немного нервно объяснил:

— Такие мне пекла тётя.

Этим объяснялась его экономия в еде и то, почему не мог позволить себе не доедать остатки.

Дин Ханьбай был озадачен и понял всё неверно:

— Тебе подарили коробку печенья, и ты его не ел? В смысле, в Янчжоу ведь много разных сладостей, не прикидывайся простачком.

Он вспомнил, что Шенью был внебрачным ребенком, а жена Цзи Фансю его ненавидела:

— Наверное, ты не пробовал ничего нормального.

Цзи Шенью, услышав это, тут же спросил:

— Сегодня матушка учителя купила курятины, которую обычно едят перед постом, как на вкус?

Дин Ханьбай ответил:

— Курятина очень качественная, конечно, она хороша на вкус.

Цзи Шенью стиснул руки:

— Я так и думал, что у вас очень хорошая еда.

Спустя пару минут на кухне загорелся свет, Цзи Шенью и Дин Ханьбай всё ещё не переносили друг друга, думая о том, кто из них остается в ситуации победителем. Цзи Шенью не осмеливался сказать ни слова: боялся, что Ханьбай начнет кричать и разбудит других. Он оттолкнул Дин Ханьбая в сторону, повернулся и вынул из холодильника оставшуюся половину жареного цыпленка.

Дин Ханьбай спросил:

— Ты что делаешь?

Цзи Шенью не ответил. Вместо этого насыпал в мешочек специй, затем нарезал туда курицы, добавил зеленого лука и сычуаньского перца. Затем опустил его в воду и, когда вода закипела, добавил тонкой лапши и кочанной капусты.

Наконец, разлил в миски куриный суп с лапшой. Дин Ханьбай чуть не потерял сознание от жары, но после того, как взял в руки палочки и попробовал, выражение его лица смягчилось. Без жира и соли, со вкусом тушёной курятины, душистого лука и перца. Ханьбай уплетал за обе щёки. Он не был скуп на комплименты, сейчас ему было не до того.

Цзи Шенью вынул мешочек со специями:

— Хоть и курица уже приготовлена, у неё не слишком насыщенный вкус. Курятина не будет нежной после долгой варки.

Голод Ханьбая немного отступил:

— Тогда убирай.

Цзи Шенью направился к мусорке с мешочком в руках. Оглянувшись, они с Ханьбаем встретились взглядами, сейчас им уже точно не хотелось соперничать.

— Шигэ.

Шенью уставился на миску.

— Я тоже голоден.

Дин Ханьбай взял нежный кусочек капусты:

— Открой рот.

Один горячий кусочек заставил Цзи Шенью зажмуриться от удовольствия. Когда открыл глаза, Дин Ханьбай уже доел весь бульон и лапшу. Ночь подходила к концу, из-за наполненного желудка Ханьбая клонило в сон.

— Если хочешь поехать на автобусе, лучше выйти пораньше.

Цзи Шенью понял, Ханьбай добавил:

— Ты можешь встать?

Шенью уже ничего не понимал, и Ханьбай снова задал вопрос:

— Или мне понести тебя?

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: идёт перевод

http://tl.rulate.ru/book/48282/2764109