Готовый перевод Zaregoto Series / Бессмыслица: 5. Бессердечный (чёрный и белый)

тымненравишьсянравишьсяялюблютебяоченьсильнолюблю

1

В субботу, двадцать первого мая, я проснусля рано утром.

— Пора вставать.

Я виде какой-то стрёмный сон. Там меня будто собирались убить, а я сам пытался кого-то убить.Всё моё тело усправлялось искренним желанием нанести вред, и в то же время мне самому наносили вред. Я бежал и бежал, и бежал, и бежал, и бежал, но в какой-то момент фигура, гонявшаяся за мной, оказалась мной же, и меня охватил ужас. Смерть была прямо за мной, но это почему-то бодрило. Такого рода ужасный сон.

Сам факт того, что я не мог вспомнить это, превратил сон в кошмар, а факт того, что это был кошмар, заставил меня проснуться.

Я встал с футона и сверил часы. Без десяти шесть часов утра. С Микоко-тян мне нужно будет встретиться минимум после десяти часов, так что у меня было где-то четыре, которые нужно убить. Не зная, чем заняться, я сложил футон и убрал его в кладовку.

Я вышел на улицу с мыслью, что стоит впервые за долгое время пойти на пробежку. Ради безопасности, я закрыл дверь  на замок, но с замком такого качестве не только Айкава-сан смогла бы с лёгкостью вскрыть или сломать его, если захочется. Не то чтобы там было что-то, краже чего я поспротивился бы.

Я побежал на восток по улице Имадэгава и повернул обратно, едва увидев университет Досися. Я вернулся обратно в квартире и сменил одежду, пропитанную потом. Почему, ну почему я решил, что бег в такую жару будет хорошей идеей?

Я взял книгу, взятую из библиотеки, и перечитал тот отрывок, на середине которого я остановился в прошлый раз. Одно лишь перечитывание заняло немало времени, так что после этого я взял конверт от Кунагисы, сдержимое которого я уже мельком просмотрел несколько раз.

В конверте были полицейские документы. Каким способом Кунагиса заполучила их, я не знал, но между собой мы договорились о подобном не спрашивать и не рассказывать. Но я знал, что Кунагиса может получить доступ к любому месту, в котором есть электричество, и что в её кругу друзей были преступники, знавшие практически всё в Млечном Пути. Конечно, обычно меня не особо интересовали расследования. Но это были документы по делу об убийстве Эмото Томоэ.

— Но да ладно...

Я пролистал скреплённые листы формата A4.

В них не было никакой новой информации. Документы уточняли некоторые мелкие детали, но большая часть из них казалась неактуальной и о них мне более-менее рассказала Сасаки-сан. Мне было немного больно осознавать, что именно ради этого я вынес допрос от Айкавы-сан.

Но всё это было не совсем зря. В документах была информация, о которой я не знал, и она того стоила.

— А вот и алиби.

Как говорила логика, четыре однокурсника, которые были с Эмото Томоэ в ночь её смерти (то есть мы), были главными подозреваемыми.

Тем не менее, у нас всех было алиби. По крайней мере, пока. Миико-сан изящнопокрыла нас с Микоко-тян, в то время Муими-тян и Акихару-кун поручились друг за друга. Вероятность того, что они сговорились и совершили преступление, была, но это вряд ли относилось к делу, согласно наблюдениям полиции. Сасаки-сан вроде говорила, что Муими-тян и Акихару-кун пошли в караоке вдвоём, но другие студенты там тоже были. Другими словами, Акихару-кун и Муими-тян имели крепкое алиби, как и у нас с Микоко-тян. Если у кого алиби и было слабым, так это у меня. В конце концов, Миико-сан могла доложить лишь о том, что она услышала (или не услышала) через стены квартиры.

Но, само собой, я зна, что убивал не я.

​​​​​​​— Ладно, с этим всё понятно...

Дальше шёл список вещей в квартире. Когда я проник туда с Дзэродзаки, мне не показалось, что оттуда что-то пропало, но оказалось, что я был неправ. В документах приводился полный список всего, чтобыло в квартире Томо-тян: от огромной мебели до малейшей безделушки. Словно самой идеи конфиденциальности больше не существовало, но в то же время это давало понять, кем была Эмото Томоэ.

В списке было всё, отсутствовала лишь одна вещица: подвеска с жидким основанием в капсуле, которую Акихару-кун подарил Томоэ-тян.

Я лично видел, как он отдал её, так что меня смутил факт отсутствия подвески в списке. Самым логичным объяснением этого, как мне показалось, было то, что убийца забрал её, но это лишь заставляло задуматься над тем, зачем убийце вообще могла понадобиться эта вещь.

​​​​​​​— Много не набралось...

В то же время мобильный телефон, через который она звонила мне, был найден у неё в кармане. Среди документов была сводка звонков, основанная на истории звонков в памяти её телефона.

​​​​​​​Никаких других вещей в квартире так же не появилось. Очевидно, что убийца ушёл с куском ткани, с помощью которого он предположительно задушил её.

​​​​​​​— Ткань... ткань... ткань?

Затем был детальный отчёт о том, как Микоко нашла тело, с информацией, которую я не смог выудить из неё. Она пришла в жилой комплекс Томо-тян утром и набрала её через интерком. Но ей не ответили. Трубку она тоже не брала. Посчитав, что это странно, Микоко прошла через автоматическую дверь, когда кто-то из жителей выходил на улицу, и пошла в сторону комнаты Томо-тян. Входная дверь не была закрыта. Я боялся того, что перед нами могла оказаться ещё одна чёртова закрытая комната, но дело было явно не в этом.

​​​​​​​— И наконец.

Надпись «x больше y».

​​​​​​​Полиция назвала её «работой преступника»​​​​​​​, что имело смысл. Сасаки-сан сама сказала, что Эмото Томоэ умерла мгновенно, так что она не могла написать предмертное послание. Это я смог и сам понять. Но это вновь заставляло задмуаться над вопросом: зачем убийце делать это? Оставлять знак на месте преступления. Это ведь не Джек-потрошитель.

​​​​​​​— И всё.

Эти факты я посчитал полезными. Но в целом моё мнение касательно дела особо не изменилось.

И это нормально, подумал я.

Опираясь на эту информацию, я смог срезать число возможных вариантов.​​​​​​​ Теперь можно понемногу сужать круг оставшихся вариантов. Но пока что можно было спокойно сказать, что суждения начали обретать форму.

​​​​​​​— Но всё же...

Чем я вообще занимался? Зачем я сделал всё это?

Это было ради Томо-тян?

Или ради Микоко-тян?

Получение этих документов, затрата немалого количества времени ​​​​​​​— чем я, чёрт возьми, занимался?

​​​​​​​— Видимо, мне опять нужно поговорить с Сасаки-сан...

Я хотел кое о чём спросить. Некоторые варианты нужно было обсудить. Я не стану пользоваться словом «решение», пока у меня не появится нечто неопровержимое.

Я убрал бумаги обратно в конверт, разорвал конверт и выбросил всё в мусорку. Проблемы будут, если кто-то найдёт и прочтёт эти документы, что было маловероятно. К тому же большую часть информации из них я уже запомнил после тщательного их изучения.

А теперь.

До появления Микоко-тян осталось чуть больше часа. Два часа, если учесть её «пунктуальность».

Я лёг на пол и задумался.

Об убийстве?

Нет.

О нелепости собственных действий.

​​​​​​​К счастью, времени было ещё полно.

​​​​​​​Жизнь только началась.

2

Микоко-тян пришла вовремя.

— Сегодня я не опоздала! — сказала она, подняв обе руки в радостном немецком приветствии. К этому моменту это уже было как данность, но она была такой активной, что можно было подумать, что её коротнуло. Она была одета в обтягивающую майку и огромный комбинезон. На её голове была большая жёлтая шапка, словно принадлежавшая детсадовцу (не то чтобы я хочу этим что-то сказать).  Было нечто милое в её красных волосах, торчащих из-под её шапки. Майка была такой маленькой, что могло показаться, что она надела комбинезон поверх голого тела, что, ну, как бы так сказать... неважно. Наверно, я ничего об этом не думал.

— Ну так что, идём?

Я начал выходить, но она тут же меня остановила:

— Ой, постой-постой-постой. — Она заталкивала меня обратно и вошла сама без приглашения. В прошлый раз она сделала то же самое. Возможно, вторжения в дома было одним из её хобби. Не самое социально полезное, подумал я. — Сегодня я тебе кое-что принесла. В благодарность за то, что ты проводишь со мной весь день.

Она тут же открыла сумку — сумку на плечо, отличную от её обычной сумки, — и вытащила что-то, похожее на коробку для завтраков и обёрнутое банданой. Она развязала бандану, и я увидел пластиковый судок от «Таппервэйв».

— Ничего себе. Что это?

— Угощение, — радостно сказала она и открыла судок. Внутри было шесть кусков батата, сложенные в форму Монблана. По незначительным отметинам я понял, что всё сделали вручную.

— Так ты умеешь выпекать и прочее.

— Ага. Только не жди, что будет вкусно или съедобно.

— Можно их съесть?

— Конечно. Ах, да, — она вытащила термос, дала мне чашку и налила в неё чёрный чай. «Марко Поло», не иначе. Так она даже подготовилась к тому, что у меня здесь нет ничего, кроме воды. Эта девушка ничего не упустила.

Она налила себе немного чая и блеснула милой улыбкой.

— Ну, на здоровье.

Мы чокнулись, и я отведал батат. Безграничная сладость немедленно ощутилась у меня во рту. Конечно, батат не зря называли сладким картофелем, но такое количество сахара для меня было непривычным.

— Так сладко? — спросил я, позволяя проявиться своим настоящим впечатлениям.

— Ага. Я люблю сладкое.

— И не говори. — Я кивнул и положил в рот следующий кусок. Да. Сладко. А я ведь сегодня утром не завтракал, так что этот сюрприз был как раз к месту. Но разве не Микоко-тян ранее сказала, что ей нравится сладкое? Мне показалось, что она могла и не сказать это. Я не могу вспомнить.

Ну да ладно.

В конец концов, она девушка. А девушки могут быть очень переменчивыми.

За пять минут весь батат был съеден.

— Микоко-тян, ты хорошо умеешь готовить?

— Ага. Потому что я была беспризорной.

— Бес... призорной?

— Эм, беспризорный ребёнок очень часто остаётся дома один. Его родители работают и должны отдавать ему ключ от дома, когда он уходит в школу.

— Зачем?

— Потому что дверь никто не откроет, если дома никого не будет. — Она выглядела озадаченной. — Поэтому таких детей ещё называют детьми с ключами.

— О... теперь до меня дошло.

Я уставился на потолок, чтобы скрыть от Микоко-тян выражение своего лица.

Ничего себе. Значит, и такие дома существуют.

— Ик-кун, я что-то не то сказала?

— Что? С чего бы?

— У тебя сейча очень странное лицо.

Она была не столько взволнованной, сколько нервной, даже испуганной. Я покачал головой:

— Нет, ничего.

Да, вообще ничего. С чего бы это должно меня волновать?

— Так мы уже пойдём? Куда ты хочешь сходить?

— Что?

— Ты ведьхотела за покупками пойти? Думаю, ты сказала именно это. Синкёгоку? СТанция Киото? Или ты хочешь в Осаку?

— Ох. Эм. Эм. — Она начала смущаться, будто она вообще об этом не думала. Её глаза метались из стороны в сторону в поисках спасения, но в итоге она посмотрела на меня и сказала:

— Эм, неважно куда.

А это ещё что значило?

— Постой, нельзя так говорить. Это ведь ты за покупками идёшь.

— Так ты не хочешь сходить со мной в какое-то определённое место?

— Так мне ничего такого не нужно. В такой комнате, как эта, места мне хватает только на то, что можно быстро выбросить. Мне незачем закупаться. Не то чтобы я против этого бреда. Мне правда нечего купить. А что ты хотела купить?

— Ну, эм, знаешь, одежду и прочее.

— Ага.

— И я хочу где-нибудь поесть.

— Ну, тогда нам стоит пойти на улицу Каварамати.

— Хорошо, — ответила она.

Может, из меня плохой помощник, но у Микоко-тян с этим могло быть гораздо хуже. Зачем я решил, куда нам стоит пойти? Конечно, подобные вопросы были бессмысленны.

— Хорошо, пошли, — сказал я, и мы вместе вышли из комнаты. Мы немного походили, пока не дошли до автобусной остановки Сэнбон Накадатиури, где мы стояли в ожидании автобуса, едущего в сторону Сидзэкаварамати. В течение пяти минут подъехал автобус с номером 46. Мы вошли в него и нашли пару свободных мест. Я сел ближе к окну, а она — рядом.

— Кстати, а ты на «веспе» приехала?

— Да, на ней. На моей «веспе», — ответила она, слегка встревоженная. Похоже, мой ранний гнев сильно впечатлил её. Я думал, не унесло ли меня слишком далеко в прошлый раз, но порой даже я не могу сдерживаться.

На деле это происходит часто.

— Так тебе придётся вернуться за ней...

— Да ничего. На автобусе ведь цена та же! Для меня всё в порядке в пределах города!

— Да. Видимо, да.

— Так ты не обираешься покупать машину или скутер?

— Нет. Без транспорта здесь и так удобно.

— Хмм... — многозначительно промычала она. — Томо-тян была такой же. У неё были права, но не было никаких колёс. Она говорила, что просто хотела пользоваться правами вместо паспорта.

— Да, именно так я ими и пользуюсь.

— Ясно. Похоже, все такие. Но я хочу начать водить, как только получу свои права.

Постойте. Я могу припомнить, что она рассказывала мне о том, что она учится в автошколе и что её отец купит ей машину, как только она получит права.

— Я вожу от случая к случаю, — сказал я. — Иногда я прошу машину у Миико-сан.

— Ага. — СТоило мне упомянуть Миико-сан, как Микоко-тян в мгновение заскучала. К этому моменту даже я понял, что с Микоко-тян не получится хорошо поговорить о Миико-сан.

— Так у Томо-тян тоже были права.

— Ага. Да.

— Ясно. Кстати, а ты ходила вчера и позавчера на заняия?

— Да. Тебя я там почему-то не увидела.

Потому что я не ходил на занятия вчера и позавчера. Имея на руках документа от Кунагисы, мне было о чём подумать. Не то чтобы Я-студент был для меня неважен в принципе, но моим приоритетом номер один он не был.

— Я вот с Акихару-куном и Муими-тян встретилась. Я обсудила с ними идею устроить собрание, чтобы почтить память Томо-тян. Тебе стоит пойти, когда мы соберёмся.

На мгновение я засомневался:

— Да, конечно. Пригласите меня.

Я не мог сказать, соглашался ли я искренне или я просто так сказал, потому что выбора не было. Зная свою личность, я склоняюсь ко второму варианту, но в данном случае и первый вариант мог быть правильным.

Мы доехали до улицы Сидзёкавара и вышли из автобуса.

— Хорошо! Сегодня отрвёмся! — объявила она, вытянув руки. Затем она показал мне самую красивую, вдохновляющую, раскрепощающую улыбку и звсех, что я когда-либо видел. — Попрощайся я мраком. Сегодня мы веселимся! Да, Ик-кун?!

— Да, верно.

— Да! Микоко-тян, полный вперёд!

Следующие шесть часов Микоко-тян делала именно то, о чём она объявила: бегала по Синкёгоку из одного конца в другой, будто она уже забыла про Томо-тян.

Прыгала и скакала.

Проказничала.

Истребляла зло.

Отрывалась.

Шутила.

Почти безумно.

Будто она сломалась.

Будто её тень каким-то образом растворилась.

Будто она сама растворилась.

Бешено танцевала.

Чуть ли не парила.

Постепенно уходила.

Будто она что-то искала.

Будто ещё что-то сдерживало.

Будто на была в самоуничижительном запое, но всё ещё была похожа на фею.

Словно невинное дитя, полностью свободное от греха.

Воистину чистая.

Способная свободно проявлять эмоции — смех, гнев, порой даже скорбь со слезами на глазах — и возвращаться с радостной улыбкой в итоге.

Даже я, даже я, простой парень, который оказался здесь.

Я, господин Побитый.

А может быть, она уже решила столкнуться со своей судьбой. Для меня, того, кто не смог спасти её — нет, кто не спас её, — всё это было лишь оправданием, но я не мог не думать.

Она уже знала свою судьбу?

— Ух ты, время так летит. Не верится.

— Ну, Эйнштейн ещё говорил об этом. Есть разница между минутой, проведённой с красивой девушкой, и минутой, проведённой с рукой на печи, — сказал я, будто Эйнштейн были моим старым другом.

— Что?! — сказала Микоко-тян, впечатлённая до глубины души. — Возможно ли? Ты хочешь сказать, что ты думаешь, что я красивая?

— Я не хочу сказать, что я это отрицаю, — сказал я, .чтобы просто поддержать разговор. Если меня чему и научил этот день, так это тому, что любой прямой ответ на вопросы или просьбы Микоко-тян может затащить меня в нечто необязательное.

Сейчас у меня было три сумки в правой руке, две в левой и ещё две пластиковых сумки на спине. Они были набиты преимущественно одеждой, поэтому они не были тяжёлыми, но для меня было шоком видеть, как Микоко-тян разбрасывается купюрами в десять тысяч иен. Кунагиса тоже любила покупать всякое, но она всё покупала через Интернет, поэтому вид человека, разбрасывающегося деньгами, был для меня освежающим опытом.

— Так... может, поедим и пойдём обратно?

— Да-да! Ух ты-ы!

— Что?

— Я так рада, что ты спросил меня! — сказала она с широкой улыбкой.

Сегодня она была очень активной. Почему она была такой чертовски счастливой?

Мы пошли в местечко на улице Киямати на перекрёстке между пабом в японском стиле и кофейней. Интерьер напоминал о тюрьме, а сотрудники носили форму полицейских или заключённых, но при всём этом еда и цены были подъёмными. Я уже бывал здесь с Миико-сан, и тогда мы назвали это место одним из трёх лучших ресторанов в городе, но мне, думаю, не стоит говорить об этом Микоко-тян Айкава-сан вела бы меня только в японские бары, в которых подают только японский ликёр, Кунагиса ела только фастфуд, а прочие места, а остальные мои знакомые были привередливыми. В целом нужно радоваться тому, что есть человек, с которым можно сходить в места, подобные этому.

(Ненастоящая) полицейская провела нас к нашей клетке.

— Не хотите ли чего-нибудь выпить? — спросила она. Микоко-тян заказала коктейль, а я — стакан чая улун.

— Ты и вправду не пьёшь?

— Это личное. Как у Муими-тян не курить при некурящих.

— Ха-ха, точно! Знаешь, её перестать попросила Томо-тян. Томо-тян редко что-либо требовала от своих друзей, поэтому даже Муими-тян прислушивалась к ней.

— А ведь она обычно не думает о том, что она может доставить неудобства окружающим.

— Да, но она говорила, что бросает.

— Ясно.

— Её здоровью от этого будет лучше! — сказала она, убирая возможную тьму. В это же время нам принесли напитки. Официантка поставила коктейль передо мной и чай улун перед Микоко-тян. Мы не стали обращать на это внимание.

— Так ты дружила с Муими-тян с начальной школы? — спросил я.

— Да. И даже тогда она курила.

— И она ведь такая высокая.

— Да. Но я уверена, что она была бы ещё выше, если бы она не курила. — Представить такое было невозможно. — Знаешь, она была задирой. В какой-то момент в старшей школе она перестала задирать.

— Крайней поздно.

— Она встретила Томо-тян, и, ну, кое-что произошло. Ну знаешь, ля-ля тополя.

Кое-что.

Да, я уверен, что что-то произошло. Они точно провели предостаточно времени вместе.

— А ты? — спросил я.

— Я что?

— Из твоих слов выходит, что Томо-тян сильно влияла на Муими-тян, но что насчёт тебя? И Акихару-куна?

Она затихла, затем глубоко вздохнула:

— Знаешь, я всегда думала, что человеческие отношения — игра на длинной дистанции. Ты тратишь много времени на то, чтобы узнать человека, а потом в какой-то момент всё начинает щёлкать. Я думала так. Но я ошиблась. Я была неправа, Ик-кун. Не нужно знать человека длительное время или дожидаться «щелчка», чтобы тебя начало тянуть к человеку.

— Почему ты думаешь, что Томо-тян убили?

— О-откуда мне знать такое? — Она опустила голову. — Нет ни единой причины, из-за которой Томо-тян должна была умереть. Не было ни единой возможной причины убивать её.

— Я думаю, что причина для убийства человека крайней проста, — сказал я, не обращая внимания на её слова. — Помеха. Если что-то мешает тебе жить, то логично будет попытаться избавиться от того, что тебе мешает. Это как сбивать камни с рельс.

— Но Томо-тян—

— Да, Томо-тян решила никогда не переступать личные границы других или надоедать. Другими словами, не было ни деиной причины считать её помехой для кого-либо. Она была слишком далеко от других.

— Ага.

— Другими словами, она даже не была в той позиции, в которой она стала бы объектом чьего-то злого умысла, неприязни или гнева. Следовательно, ни у кого не было причины убивать её. Она никому не мешала.

Ты только живёшь,

и это уже

мешает другим.

— Но не всё так просто. Точнее, Томо-тян ведь не была отшельнией, живущей в лесах горы Фудзи. Она была обычной студенткой, живущей обычной студенческой жизнью. Из этого следует, что ей нужно было формировать личные связи, независимо от её отношения к этому. А теперь позволь мне задать тебе вопрос, Микоко-тян. Прошу ответить мне честно. Каково это создавать личные отношения?

— Эм... — Казалось, что этот вопрос её озадачил. — Ну, не могу сказать наверняка, но это сближение с кем-либо, как мне кажется.

— Да, верно. Это полностью правильно, Микоко-тян. Если это нужно было бы перефразировать, то получилась бы фраза «выбирать кого-то». А теперь подумаем над этим. Выбрать кого-то означает не выбрать кого-то другого. Акт «выбирания» и акт «невыбирания» всего лишь рзные стороны одной монеты. И я не говорю о веща вроде тех, что у тебя может быть только один лучший друг или один любовник. Такие дилеммы здесь неважны. Я говорю о том, что для человека логически невозможно понравиться всем, сблизиться с каждым, кого не выбрали.

— Хм... Это может быть сложно — понравиться всем, — но я не думаю, что это невозможно. Может, не со всеми в мире, но, думаю, это по крайней мере возможно с людьми, окружающими тебя.

— Я так не думаю. Я верю вот во что: не все люди такие добрые, как тебе кажется. Есть чудовища, смотрящие на людей, как на вещи, которые можно препарировать. Есть и грустные люди, для которых всё в мире можно проанализировать нулями и единицами. Есть величайшие леди человечества, иничто относящиеся ко всему в мире, не говоря уже о других людях. Есть прорицатели, видевшие всю надежду и всё отчаяние целого мира и всё ещё усмехающиеся. Художники, смотрящие на собственное существование — и не только на своё, — как на элементы своего стиля. Еть даже люди, способные принять людей исключительно либо как добрых, либо как злых.

— ...

— Только не подумай, что настороженность Томо-тян касательно этого заставило её избегать близких связей с людьми, хорошо? Она пыталась создать себе как можно меньше врагов.

— Томо-тян не была... такой девушкой, — сказала Микоко-тян, то затихая, то говоря, но я по большей части не слышал её. Мне казалось, что она сама знала, что у этого заявления не было никакго основания. — Но даже если всё так, то фактом остаётся то, что её убили.

— Ты права. Томо-тян делала всё, чтобы ни с кем не вступать в глубокие контакты, но в то же время она отлично умела это скрывать.

Именно на это не был способен я.

Сколько бы я не пытался.

— Но её всё равно убили. Томо-тян убили. Сейчас, Микоко-тян, давай посмотрим на этого серийного убийцу, ставшего сенсацией в последнее время. Он убийца без принципов. Просто попав в его поле зрения или, точнее, не войдя в поле его зрения, а случайно задев или не задев его плечо, будет достаточно, чтобы он убил тебя. Он убивает на автомате. Для такого убийцы даже Томо-тян будет потенциальной жертвой. И даже я.

— Значит, Томо-тян убил этот мясник?

— Пока что нет, если верить словами Сасаки-сан — то есть, того детектива. Это они точно знают. А теперь, если можно слегка соскочить с этой темы, я спрошу вот что: ты вообще когда-нибудь задумывалась над тем, что в этом мире слишком много людей?

— Но это ещё не значит, что можно просто так убивать людей, — сказала она. — Ик-кун, ты сможешь кого-либо простить за убийство?

— Нет, — ответил я без раздумий. — И речь идёт не о прощении или непрощении. Этот вопрос куда более глубокий. А также само убийство — самая ужасная вещь из всех. В этом я уверен. Желание забрать жизнь — самое глупое из всех. Надеяться, молиться и желать другому человеку смерти — безнадёжной злой поступок. Этот грех нельзя искупить. Это мерзость, недостойная прощения, и мне не будет спасения, если это может быть как-то связано с прощением.

Мой голос звучал беспощадно, что на меня вообще не похоже.

Полная бессмыслица.

И кто здесь был безнадёжным?

— Всякий, кто забрал жизнь, должен гореть в аду, без исключений.

— Н... но... — взглотнула она, услышав моё смелое заявление, но она смогла придумать возражение: — А что, если человеку угрожала опасность? Что, если бы ты гулял по парку Камогава ночью, и на тебя там вышел бы киотский бродяга с ножом? Ты бы просто сел и позволил ему убить себя?

— Нет. Полагаю, я бы стал сопротивляться.

— Да?

— Ты права. И я мог бы применить силу и случайно убить его. То же самое касается и остальных. Но я также осознал бы в тот момент, когда я забрал бы чью-то жизнь, чтобы сохранить свою, собственную грешностью. Я бы признал, что я виновен в таком тяжёлом грехе, что за него меня не простят даже после смерти.

— Но тебя ведь могли убить! Это ведь естественно защищаться в такой ситуации, ведь так?

— В данной ситуации ты уже совешаешь грех. Давай я кое-что проясню, — сухо сказал я. — Я способен на убийство.

— ...

— Ради спасения себя или кого-то ещё я смог бы зарезать человека. Я смог бы уничтожить чью-то жизнь, будь то друг или родственник. Как думаешь, почему?

— ...

— Например, у меня есть подруга, которой не хватает самых базовых человеческих эмоций. Она всегда навеселе, несмотря ни на что, но это лишь потому, что она не знает никаких других эмоций. Как итог, она едва ли может понять, когда другие грустят или злятся.

Только так она могла воспринимать мир, не отличая рай от утраченного рая.

— Я такой же. Нет, я гораздо хуже. Я даже самую малость не могу понять чужую боль. Почему? Потому что я сам не могу понять свою «боль» или «страдания». Мысль о смерти меня даже не тревожит. Я как бы не хочу умирать, но моё желание сопротивляться этому крайне слабое.

И это ведёт к тому, о чём я говорил.

— Есть множество «ограничителей», останавливающих людей от убийств. Одним из самых важных являются мысли вроде: «Боже, это наверняка больно,» «Чёрт, мне его жаль.» разве не так? Всё так. Например, я уверен, что тебе уже хотелось кому-нибудь навредить, да? Но ыт ведь ни из кого не выбила всё дерьмо?

— Ага. Я никого никогда не била.

— Но, думаю, тебе хотелось это сделать?

Она не ответила. Это было самое ясное подтверждение, которое она могла мне дать. Но это не было преступлением. Никто не может прожить жизнь, не желая причинить кому-либо вред, даже в раю.

— Думаю, я говорю о способности проявлять эмпатию. Ты понимаешь эмоции других людей, тебе их жалко и ты им сочувствуешь. Конечно, это не всегда хорошо. Зависть и ревность в своих корнях имеют эмпатию. Это даже не забавно. Но каким-то образом я смог сдежрать этих демонов.

Мне было непросто жить, связываясь с этим монстром в себе.

— Ик-кун...

— Сейчас я в любой день могу достичь предела. И именно поэтому я не могу простить убийцу. Как я смог бы? Само существование убийцы отвратительно. Печально. Я от всей души ненавижу всех убийц. Искренне. Думаю, я бы их всех раздавил.

— ...

— Просто шучу. Я так вообще не думаю, — сказал я.

Нам принесли еду. Микоко-тян заказала ещё алкоголя, а я — стакан воды. Некоторое время мы молча ели.

— Скажи, Ик-кун...

— Да?

— Зачем ты мне всё это рассказываешь? — с подозрением спросила она. Этот день был таким весёлым.

В тишине я покачал головой. Несомненно, этот жест был до одури холодным.

— Я просто подумал, что тебе захочется это послушать. Я ошибся ли я? Нет, ведь так? И, ну, я хотел, чтобы ты знала, насколько я побитый.

— Побитый? Как ты можешь такое говорит? Причём о себе!

— Потому что я могу так сказать о себе. И если я не побитый, то я как минимум ошибка природы. Тебе так не кажется? Вообще мне часто об этом говорят. Всякий, кто вырос хоть сколько-нибудь близко ко мне, говорил мне подобное. «Ты не в своём уме,» — говорят они. «Ненормальный.» «Еретик.» «Больной.» «Жуткий.» И всё это верно.

— Ик-кун... — встревоженно сказала Микоко-тян. — Ты говоришь так, будто собираешься покончить с собой.

— Я не покончу с собой. Я обещал.

— Ты... обещал?

— Да. Первому человеку, которого я убил.

Тишина.

Я положил себе в рот кусок стейка.

— Просто шучу, — сказал я. — К сожалению, моя жизнь не такая впечатляющая. И я не настолько романтик, чтобы пообещать такое. Я всего лишь обычный парень, которому не хватает чего-то критически важного. На самом деле я не покончу с собой, потому что, ну, со стороны это плохо. Ну знаешь, всё равно что убегать от своих недостатков. Конечно, я убегаю от своих недостатков, но я не хочу выглядеть как я.

— Ик-кун, я знаю, что ты не как другие, но... Если ты убьёшь себя, то я буду рыдать. Я знаю, что буду. Забудь о том, чего тебе не хватает. Ты ведь живёшь обычной жизнью?

— Сломанное можно починить. Нечто просто неадекватное — нет.

Микоко-тян глубоко вздохнула:

— Я словно с Томо-тян разговариваю.

— Что? Она часто разговаривала с тобой о таких вещах?

— Ну, не совсем. Точнее, она не открывалась много другим. Но будь у нас были «настоящий» разговор, я уверена, он был бы примерно таким.

— В таком случае...

В таком случае это было действительно жалко. Мне всё сильнее кажется, что мне стоило тогда поговорить с Эмото Томоэ.

Если бы я... если бы я?

Что, если бы я?

Кого это спасло бы? Я действительно считал, что её можно было спасти? Если бы.

Точнее, разве так не было потому, что мы говорили о том, что она...

— Насчёт Томо-тян, — сказал я, не смотря на Микоко-тян. — Я не думаю, что она злилась бы на человека, убившего её. Я уверен, что она не стала бы, нисколько.

— ...Почему ты так думаешь?

— Всего лишь догадка. Других причин нет. Но именно так я и думаю. Я уверен, что не в её духе злиться на других.

Мне даже хватило смелости использовать настоящее время вместо прошедшего.

Настоящее время.

— Конечно, говорят, что её задушили сзади, поэтому возможно, что она даже не видела лица убийцы. Я не думаю, что она могла бы разозлиться на убийцу, даже если бы ей этого хотелось.

— Лицо... убийцы... — повторила Микоко-тян. — Человек, убивший её...

— Но вряд ли Томо-тян заинтересовало бы что-то такое. Точнее, исход будет одним и тем же, кто бы её не убил. В итоге погибнуть от чьих-то рук — всего лишь смерть от убийства. Факт смерти не меняется от того, чья это вина. К тому же Томо-тян была как я: она в елом слабо противилась идее смерти. Я могу сказать это более чем уверенно. Мне кажется, что её воротило от себя. Она сказала мне это в тот день. Она хочет переродиться мной.

Услышав это, Микоко-тян была готова разрыдаться. Она смогла сдержать слёзы, но она некоторое время продолжала тихо произносить имя Томо-тян.

— Томо-тян... Томо-тян... Томо-тян.

Я смотрел на это. Меня это не тронуло. Искренне, действительно, никак не тронуло.

— Микоко-тян, как думаешь, кто это сделал?

— Знаешь, ты на этом явно помешан, — сказала она с сомнением в голосе. — Ты расследование проводил?

— Да, — честно ответил я. — Точнее, не столько расследовал, сколько хотел узнать. Я хочу увидеть того, кто это сделал. Я хочу ответить на кое-какие вопросы. Нет, я хочу допросить этого человека. Вроде: «Ты можешь оправдать собственное существование?»

— Ик-кун, — сказала Микоко-тян, — ты пугаешь, ты в курсе?

— Я? Лично я так не думаю, но может быть.

— Ты накладываешь на других людей свои правила. Я не знаю, как это описать. Ты словно смотришь на себя как на часть мира, а на остальных... как на мировые шестерёнки. Нет, не шестерёнки. Если шестерёнка пропадёт, то вся машина развалится, но тебе плевать будет, если кто-то пропадёт.

— Я не зашёл бы настолько далеко.

— Я правда не думаю, что ты мог бы просто так кого-то убить, Ик-кун. Но также я готова поставить на то, что ты не станешь сдерживать и сможешь сказать кому-нибудь, чтобы тот сдох.

— ...

— Я права? Знаешь, спросить у человека, убившего Томо-тян, это — всё равно что сказать: «Ты недостоин жизни.» Это жестоко. Это так жестоко. Ик-кун, ты это осознаёшь?

— Да, — ответил я. — Я полностью осознаю это. Я знаю о собсвтенных грехах и о своей природе распространителя бессмыслицы, как и о том факте, что место мне в аду. Мне кто-то говорил, что большинство убийств происходит вследствие того, что человека «заходит слишком далеко» или «использует слишком много силы», но в моём случае я полностью способен на преднамеренное убийство. Я отношусь к редкому, скверному типу людей, способных лишить жизни без нужды в самоодобрении, самообмане, самоотрицании или самоудовлетворении.

— Но ты явно ненавидишь себя.

— Я мазохист, — спокойно сказал я. — Причём крайне мерзкий. Но это мой путь, мой стиль, моё заявление. И я не намерен отказываться от него.

— Да, я и не думала об этом.

Вид у неё был слегка грустный.

Она будто смотрела на кого-то вдалеке.

На кого-то, что уже ушёл.

Эфемерный, болезненный взгляд.

Её выражение.

Её аура.

Это явно было потому, что она никогда не скрывала своих эмоций и даже не пыталась это делать.

Я мог понять.

Я мог принять.

Будто я понял чьи-то эмоии.

— Но это... — сказала она.

И это, среди прочего:

Чувство привязанности.

Приятное присутствие.

Выражение чувств.

Поистине отстранёнаня атмосфера.

Поистине простая аура.

Сингулярная невозможность.

Неспособность оставаться апатичным.

Ослепительный кошмар.

Ощущение разрушающейся реальности.

Я желал партнёра. Я видел своего партнёра.

Удовольствие от избиений.

Удовольствие от набегания на меня.

Экстаз от расчленения.

Разрезания на мелкие кусочки.

Критичная крадущая компонент,

Разрывающая сердце,

Пронизывающая сознание

Улыбка.

— Это Ик-кун, которого я люблю, — сказала она.

3

Человек бандитского вида присел на корточки перед моей квартирой. Я подошёл ближе, думая, кто это может быть, и понял (наполовину ожидая этого, полагаю), что это бла Айкава-сан. Её причёка слегка сменилась после среды. Возможно, она укорочена. Стиль у неё был как у знаметитостей с чёлкой впереди, образующей идеально ровную линию над бровью. С её уже неординарными пропорциями её новая причёска придало ей шарм фотомодели. Если бы она только не приседала, как старшеклассник-хулиган.

— Здарова, — сказала она, увидев меня. Она встала и пошла приветствовать меня. На её лице была бессердечная, местами кошачья ухмылка, — И как прошло твоё свидание?

— Ты наблюдала за нами?

— Я заметила вас только в Синкёгоку. Так что я пришла сюда, что посмеяться над тобой.

— Я... понял.

Да сколько у этой женщины свободного времени? Я был впечатлён. Она была совершенно непостижимой. Нельзя было предугадать её следующее действие. Коварный призрак, а не женщина.

— Так ты укоротила волосы? Пытаешься сменить темп?

— Точнее, мне их укоротили, — сказала она, поправляя чёлку.

— Ну ладно, наверно.

— Ага. Вот как — вжух — охотничим ножом. Уклонись я на секунду позже, я бы попрощалась со своим левым глазом. Должна признать, даже мне было страшно.

Похоже, она сходила к худшему в мире парикмахеру.

— Думаю, я могу какое-то время и с укороченными волосами походить. Что думаешь? Мне идёт?

— Айкава-сан, на вас любая причёска смотрится хорошо. Вы красивая женщина.

— О, ты такой ласковый. Но сколько, чёрт возьми, раз я должна тебе говорить, чтобы ты называл меня не по фамилии?

Она схватила меня в замок и вышибла мне мозги, прежде чем отпустить. Затем она блеснула своей озорной улыбкой.

Иметь что-то против этой женщины было сложно. В противном случае с рук это не сойдёт.

— Ну? Как прошло свидание? Что там с этой девочкой помладше? А? А? Ну же, поговори со мной. Если у тебя проблемы, то я могу дать тебе совет.

— Мне кажется, что вы неправильно всё поняли, эм, Дзюн-сан. Она всего лишь одна из вовлечённых в это дело об убийстве.

— Что? Ах. Точно. Тогда... это была Аой Микоко?

Я кивнул. Её лицо помрачнело.

— Ясно. Тем не менее, раз уж ты уже вернулся, выбор у тебя невелик.

Так уж вышло, что сейчас одиннадцать часов вечера.

Микоко-тян влила в себя очень много алкоголя и столкнулась с неизбежными последствиями. Она отрубилась в ресторане. Я поднял её на спину и отнёс её до Хорикавы Ойкэ, вошёл в её квартиру, положил её на кровать, закрыл дверь и на автобусе доехал до дома. В этот раз она действительно спала.

— Очень плохо, малыш. Хочешь, я тебя утешу? — искренне удивляясь, дразнила она меня.

— Говорю же, всё не так... и что важнее, — я решил сменить тему, пока у меня не появилось ещё больше проблем, — так это тот парикмахер, сделавший тебе чёку. Это был Дзэродзаки?

— ... — Выражение её лица размылось. И стало восторженным. — Да. Тот ещё сорванец, скажу я тебе. Всё ещё второсортный убийца, но владеет ножом он превосходно. Он отлично знает, какими мышцами человек должен двигать, чтобы разогнаться. Только взгляни на это, — сказала она, закатывая правый рукав. На её руке были белые повязки, пропитанные кровью. — И он без каких-либо царапин ушёл. Без шуток, тот ещё бес. Думаю, он оправдывает своё имя.

— ...Он сильнее даже тебя?

— Речь здесь не о силе или слабости. Что касается чистой силы, то я гордо могу сказать, что я несколько рангов выше него. Но признаю, что он чертовски быстрый, но даже так он на сто лет отстаёт от меня.

Айкава-сан, нарцисс. Владелица несравнимой уверенности.

— И когда он настроен на побег, он способен на многое. И ещё он был необычайно спокоен. Я думала, что он, будучи маньяком, будет менее хладнокровным. Но он был именно таким, каким ты его описывал.

— В каком смысле?

— Он как ты. Я не могу указать на какую-то определённую схожесть, но он прям как ты, — цинично сказала она. — Больной фрик-мазохист и больной фрик-садист. Это пара, созданная в чёртовом раю.

— Другими словами... — сказал я, подбирая слова как можно осторожнее. — То есть вы нашли Дзэродзаки и позволили ему уйти?

— Что?! — жутко ухмыльнулась она и потянула за мои щёки. — Прости, но мне не послышалось? Из твоего рта что-то вылетело? Хм? Что это было? Айкава Дзюн — всего лишь девчонка, которой нравится ходить вокруг да около и нахваливать себя?

— Нет, я не это имел ввиду. Во-первых, вас ни за что не получится назвать «девчонкой»...
Жмяк.

Чёрт. Кто ж знал, что эластичность человеческой щеки была такой огромной?

— Эх, наверно, ты прав, — сказала она, внезапно отпустив моё лицо. Она почесала макушку с унылым выражением лица. — Похоже, мне есть чему учиться. И мне интересно, в Киото ли это лицо с татуировкой.

— Будь я Дзэродзаки, я определённо убежал бы в другую префектуру.

— Да, знаю, — сказала она, опустив плечи. — Ох, какая морока. И я не намерена позволить ему уйти.

Увидев её ледяной взгляд, пока она говорила, я не мог не посочувствовать Дзэродзаки. Айкава-сан казалась очень настойчивой.

— Ну, я закончила с тобой, — сказала она. Она почесала свою спину и начала уходить. Очевидно, сегодня она пришла, а не приехала. — Точнее, я устала пытаться достать тебя и лажать из раза в раз. Неважно, почему. Спокойной ночи. Чтобы у нас обоих были сладкие сны.

— Дзюн-сан. Могу я спросить вас кое о чём? — спросил я её, пкоа она стояла ко мне спиной.

— Что?

— Вы простили бы убийцу?

— Что* Что это ещё за вопрос? Это какая-то метафора?

— Эм, ну, как бы сказать прямее... для тебя нормально, когда один человек убивает другого?

— Да, — ответила она немедленно и сухо. — Люди, которые должны умереть, должны умереть. Хе-хе, — цинично рассмеялась она. — Допустим, ты убиваешь меня. Просто расслабься, блин. Всё идёт своим чередом, — продолжила она холодно, затем помахала мне и исчезла из виду.

Боже.

— ...

Вот бы я был таким же дерзким. Таким циничным. Как превосходно это было бы.

— Я и вправду недоделанный.

Мне было так тошно от себя.

И не просто тошно, а мерзко.

— Тем не менее, Айкава-сан, это всего лишь бесмыслица.

Я вошёл в жилой комплекс и смог дойти до двери, ни в кого не врезавшись. Я потянулся в карман за ключом и ощутил инородный объект внутри. Я вытащил его и пргляделся.

Это был ключ от квартиры Микоко-тян.

— ...

Чтобы положить её на кровать, я вытащил ключ из её сумки, не спросив её. Я не мог просто оставить дверь открытой, поэтому я забрал ключ, чтобы закрыть её. Поначалу я хотел просунуть ключ через почтовый ящик, но ключ висел на одной связке с ключом от «веспы», поэтому я забрал его, решив, что принесу его завтра на «веспе». Не то чтобы я хотел получить оправдание на пробы «веспы».

— К тому же мне не только ключ и «веспу» нужно будет оставить.

Может, я и асоциальный, беззаботный, большой мудак, но нельзя было игнорировать человека после стльких проведённых с ним часов.

Аой Микоко.

— Я помню, Аой Микоко.

Я вошёл в свою комнату и лёг на пол, даже не доставая футон.

Это был мой первый день в университете после возвращения с того чёртового острова. Я не знал основ японской системы образования, и именно Микоко-тян первой решилась заговорить со мной.

— Рада встрече! Ты что-то не понимаешь? — От неё веяло дружелюбием. Это был жест доброй воли девушки, присматривающей за отстающим студентом.

—Я был до одури разозлён. И лишь самую малость благодарен. Потому что в этой яркой, невинной ауре эхом доносилось слабое сходство с моей ценной подругой.

— Это настоящий шедевр, — сказал я, словно Дзэродзаки Хитосики, и закрыл глаза.

Не думай о завтрашнем дне.

Не думай о деле.

Не думай о бродяге.

Не думай о частнице или своей единственной подруге.

Я не хотел больше ни о чём думать.

http://tl.rulate.ru/book/4792/3995000