Готовый перевод Льдом и мечом / Льдом и мечом: Глава 18

На берегу встречают Тимориса, тот виновато разводит руки, водит по земле непривычно угрюмым взглядом, поиски выживших провалились.

Но увязнуть в тоске не дают ни ему, ни Эгорду.

Саффлы тянутся вереницей вдоль берега, наблюдают за спрутами.

Гиганты без цепей, сухопутные младшие братья освобождают последних, оттаскивают ржавые стальные кольца на песок. Спруты мирно поют, голоса мелодичные, натянуто-упругие – словно в воде рождаются, растут и стремительно всплывают огромные пузыри. Уплывать чудовища не спешат: ворочаются, кружат, словно греются в лучах дня, медленно, величественно.

И вновь Эгорд ощущает мысленное общение, разумы саффлов и спрутов переплетены одной сетью. Не понять, какой смысл несут эти волны, но что-то хорошее, успокаивающее... от спрутов исходит благодарность... хочется бесконечно быть в эпицентре мысленного обмена, плавать в этом чувстве...

«Они прямодушны, – объясняет Удараг. – Готовы сию же секунду уплыть на родную глубину, не были там больше сотни лет. Но если саффлы попросят о помощи – согласятся без колебаний».

Тиморис делает шаг назад

– Па-а-агадите... Мы что... поплывем на этих страшилищах? Да нас в пути такие чуть на куски не...

Осекается. На лице возникает усталое равнодушие.

– А, ладно, делайте что хотите...

Эгорд улыбается. Спокойная радость, как будто в детстве отец усаживает на колени, рассказывает сказку...

Спрут протягивает щупальца к берегу, смыкает в подобие моста. Троица идет по серой дуге, вокруг серебрятся капли, Эгорд придерживает Тимориса, тот балансирует раскинутыми руками, глаза от страха большие, но губы чаще и чаще подергивает улыбка.

Тело гиганта ровное, как блестящая серая жемчужина, схватиться не за что, остается рассчитывать на собственное чувство равновесия. Удараг возвышается впереди – у клюва и тяжелых век, синие канаты его щупалец оплетают живую твердь, будто срастаются с плотью древнего предка.

«Держитесь за бивни».

Эгорд и Тиморис хватаются за длинные костяные пики на спине Ударага. Щупальца спрута начинают движение, вода превращается в шипучую пену, по бокам вздымаются волны. Эгорд всем телом чувствует перемещение в пространстве, хотя океан везде одинаковый, кажется, стоят на месте. Но оглядывается – скалы стремительно уменьшаются.

Спруты, самые громадные в мире создания, числом около полусотни несутся клином, разрыхляют воду, та гудит разноцветными роями, на каждом спруте – по три-четыре саффла. И во главе этой армии, на острие громадного треугольника, – Эгорд. Даже не верится... Грудь распирает изнутри, в спину дышит непомерная мощь, впереди все залито жидким солнечным золотом.

Тиморис восторженно орет, шея тянется, словно хочет закинуть голову за горизонт, глаза как у голодного кальмара.

Мелкие сожители Ударага – рыбы, скаты, медузки, всяческие моллюски, – вылезают из коралловых норок, актиниевых зарослей, складок ног, резвятся по всей макушке спрута, лезут к людям поиграть, суются в опасные потоки между щупальцами.

Время течет оскорбительно быстро, медовые блики на волнах наливаются клубничным соком, закат прочерчивает небо розовыми трещинами.

Эгорд и Тиморис привыкают к движению, ходят по спруту как по самой надежной из земель, уже не удивляют искристые капли в воздухе – как дождь, только не сверху, а со всех сторон.

Удараг неподвижно созерцает даль все время.

– Мне бы так научиться, – с печальной задумчивостью говорит Эгорд, солнечные лучи сменяются лунными, брызги как сотни тысяч крошечных лун.

Тиморис на спине, руки за голову, считает звезды, но из-за мелькающих капель кажется, что звезд в десять раз больше.

– Ты о чем?

Эгорд кивает на Ударага, тот как мрамор, с самого начала пути.

– Вокруг вода, жизнь, день, ночь, все меняется, а он какой был, такой и есть, – поясняет воин-маг.

– Дык меняться же полезно, сам вроде говорил, – хмыкает Тиморис. – Ну, мол, когда меняешься – становишься лучше... или хуже, это уже от человека зависит. Ха! Что, дружище, океан тянет на хилософию?

– Есть такое. Но меняться непрерывно – тоже плохо, никогда не получится достигнуть поставленной цели. Проще струсить перед очередной преградой, сломаться, сказать, а на кой бес мне эта цель. Не-е-ет, такая измена не нужна.

Тиморис хрустит припасенным из крепости яблоком.

– Тоже верно. Но мы же в пути, никуда не свернули. Не ломай голову, дружище, растопчем этого Загороха как блоху! А там можно и поменяться...

Бросает огрызок крабу, закрывает глаза, вскоре над шумом волн поднимается храп...

«Путь всегда ломает», – раздается в голове.

Эгорд поворачивает взгляд на Ударага.

Тот по-прежнему как статуя.

«Вопрос лишь, как разлом срастется. Станешь либо искалеченным уродом, либо новым существом».

Ночью Эгорд просыпается от кошмаров. Во сне душил Милиту, а она улыбалась так, что губы от натяжения кровоточили, нежити не нужен воздух. Закалывал мечом, но та все равно держалась, нежити не страшны раны. Топил, травил, поливал кислотой... А она все улыбалась...

Эгорд смотрит на силуэт Ударага – черное на синем, – на мерцание воды, поляну звезд, пятнистый шар луны, но сквозь реальность проступают те же видения: Милита, кровь на улыбке, бесчисленные попытки ее убить...

Эгорд хватается за голову.

Накатывает прохладное спокойствие, миражи исчезают.

– Удараг, это ты?

«Ты был встревожен. Я погасил твои чувства, тебе не нравилась эта тревога».

– Еще как...

«И я не люблю тревогу, даже чужую. Она проникает в мой разум так же настойчиво, как я сейчас проник в твою голову спокойствием».

– Прости. Сам не знаю, что со мной... Хорошо быть спокойным, в голове так ясно. Ты всегда в этом состоянии?

«Почти».

– Тоже хочу такое «почти».

«Если понадобится холодный рассудок, моя ментальная сила в любой миг и на любом расстоянии погасит пожар твоих чувств, просто мысленно позови».

– Спасибо.

Каждый день птицы встречаются реже, на семнадцатый день исчезают вовсе, даже Тиморис обращает внимание.

«Рядом драконы», – объясняет Удараг.

– В общем, новость хорошая, – говорит Эгорд. – Мы почти на месте.

Спруты работают щупальцами как механизмы, ровно и без передышек, страшные хлысты крутятся как мельничные лопасти. Вода перемалывается из сплошной темной массы в пыльны белые фонтаны, монотонный гул действует усыпляюще, словно со всех боков мягкие подушки.

Тиморис сидит, ноги под себя, разглядывает царапины и вмятины на доспехах, одни с довольной рожицей, другие как грозовая туча, третьи – недоуменно, будто не знает, откуда взялись.

Чешет в затылке.

– Эх, столько скопилось… Вот бы вспомнить, где какая загогулина получена! Жаль, нельзя их читать, как буквы, тут хватит на книгу.

– Вообще-то можно, – говорит Эгорд. – Есть специальный раздел магии...

Тиморис подпрыгивает.

– Да ну! Научишь?

– Я его не знаю, но могу поводить по библиотекам, самому интересно.

– Идет! Порубим Захряка в капусту – и в библиотеку. Нет, сначала в таверну, выпьем за упокой бедняги демона, а потом – в библиотеку! По рукам?

– По рукам, – просто отвечает Эгорд.

Вскоре Тиморис лежит в позе поэта, сочиняющего очередной шедевр, кормит кусочками хлеба любопытную живность Ударага.

– Вот буду с какой-нить принцессой, начнет краснеть, упираться, мол, нет-нет, это же неприлично, я леди, мне рано, только с будущим мужем...

Лицо воина искривляется хитрюще.

– А я юбочку прочитаю, посмотрю, сколько раз ее задирали, хе-хе! Там наверняка уйма ниточек, надорванных в порыве большой и светлой любви...

Эгорд скрашивает время попытками вслушаться в разговоры саффлов, получается лучше, но лишь на уровне чувств, эмоций, общего смысла. Но и этого достаточно, невероятное ощущение единства, не только саффлов, но и спрутов, даже, кажется, бесчисленных рыбок и моллюсков, что вьются в ногах. И Эгорд – в сердце этой громадной ментальной пирамиды, как в броне горных великанов, в ней можно летать и проникать хоть в лед, хоть в лаву, в неведомую черную пустоту – не страшно, ошеломляющая защищенность и уверенность во всем.

Двадцать первым днем атакуют драконы. Огненные, ледяные, ядовитые…

Один черный.

Когда раскрывает пасть – вспыхивает белая трещина, проламывает воду. Эгорд падает, остаток сознания сражается с темной мутью в глазах и онемением.

Вот Ямор, только молний не хватало!

Воин-маг шатко поднимается, деревянная рука цапает бивень Ударага.

Саффлы поднимают щупальца. Спруты копируют движения разумных братьев, выстреливают громадные венцы щупалец в драконов.

Пять ящеров гибнут в смертельных объятиях мгновенно, хруст костей как щелчки кнутов. Двое успевают отпрянуть, летят обратно – туда же, куда направляются мстители.

Тимориса тоже шатает.

– Бесячий хвост, вот это да! Что, словили по зубам, гады?!

Взгляд Эгорда цепляется за исчезающие в горизонте силуэты крыльев.

– Земля рядом, мы на драконьем пути. Надо чуть свернуть, не нарываться лишний раз.

Саффлы возвращают щупальца на обжитые места – оплетают тела серых братьев. Удар молнии загнал мелких существ в ноги и спины хозяев, вылезут нескоро... Клин спрутов тяжело поворачивает, вода снова бьет фонтанами, гиганты набирают скорость.

Показывается берег, в два слоя – снизу толстая шкура бурого, почти черного, на ней зеленая пленка.

«Шкура» оказывается высоченным утесом, едва не упирается в небо, сплошная темная стена тянется от края до края, валит катастрофической мощи водопад, грохот такой, будто боги пытаются просверлить мир насквозь, а сверло – вот оно, дико вращается, дымится облаками искр. Спрутов придавило бы ко дну.

Удараг ведет гигантов сквозь арочный туннель радуг, в опасной близи от убийственного водяного луча, спруты бросают щупальца вверх, кончики цепляются за береговые выступы, словно верхолазные крючья ассасинов.

Саффлы поднимаются по скользким столбам как по канатам, держаться помогают присоски, один за другим, медленно, но верно, переваливают за ломаную грань утеса. Эгорд и Тиморис висят на спине Ударага, тот методично выгибает закрученные в пружины щупальца, вновь сжимает, тело плавно подтягивается.

Спрыгивают на берег. Впереди джунгли: мясистые листья размером с одеяла, узловатые тросы лиан, всюду мох. Змеи висят как настенные прутья для факелов, смотрят на гостей черными бусинами.

Люди и саффлы гладят спрутов прощальными взглядами.

Тиморис указывает на широченную реку, мать водопада, та с ревом рожает новые и новые километры его тела.

– А они могли бы забраться туда?

«Могли бы. Но и так помогли больше, чем мы смели надеяться. Не нужно втравливать в войну с демонами. Эта месть только наша».

– Мда, они симпатяшки, – улыбается Тиморис. – Только если не хотят кушать...

Спруты кружат в прощальном танце симметричной фигурой: то ли цветок, то ли снежинка, то ли – морская звезда. Исчезают под водой, остаются быстро тающие пенные шапки...

– Ну, хоть одежду высушу, – весело говорит Тиморис.

Саффлы разбредаются группами по джунглям, Эгорд и Тиморис изучают лабиринт зелени с Ударагом. Эгорд впереди, суша для бывшего человека Ударага теперь – стихия чужая. Пересекаются с другими отрядами саффлов, грузным существам трудно двигаться в тесноте деревьев, сквозь путы лиан.

Проносится крылатая тень.

Все ныряют под широкие листья…

Дракон растворяется на краю неба. Интересно, в лагере Зараха уже знают об их неоговоренном дипломатическом визите?

Выходят к реке. Потоки бешеные, как свора голодных белошерстых собак. На берегу лишь Эгорд, Тиморис и Удараг, остальные прячутся в деревьях, на случай появления драконов.

«По джунглям двигаться трудно и медленно, – подытоживает Удараг. – К тому же, есть опасность наткнуться на демонов, все же их земли, а в чащах демоны гораздо маневреннее нас».

Тиморис хмурит лоб.

– И как быть?

«Поплывем по дну реки. Это и быстрее, и безопаснее, вряд ли у демонов есть подводные войска. Но как плыть вам?»

Воин почесывает голову, не сразу доходит, что на ней – шлем, сплевывает.

– Не хочется бежать вдоль берега, не угонимся, да и ящерки увидят.

«Жаль, что вы не саффлы».

Тиморис толкает Эгорда.

– А ты чего молчишь, кладезь безумных идей?

Тот задумчиво смотрит в реку, краешки губ потягиваются вверх.

– Есть мысль.

Вскоре Эгорд и Тиморис плывут по дну внутри светового шара, в невесомости. Удараг впереди, щупальца оплетают сферу, тянет легко и быстро, как пустую скорлупу. Следом плывут саффлы.

– А эта штука выдержит? – опасливо спрашивает Тиморис.

Руки Эгорда приподняты, ладони сияют.

– Не бойся, я не забываю подпитывать.

– Какая-то она тонкая.

– Чтобы проходил воздух.

Тиморис глядит на Эгорда, словно тот осел и вдруг заговорил по-человечьи.

– А откуда в воде воздух?

– Ну ты же еще не задохнулся, – усмехается Эгорд. – Я сделал самый слабый щит, под мелкоскопом как сетка. Кусочки воды не пролезают, а воздушные летят свободно.

– Какой умный, однако, а с виду не скажешь, вон как мечом машешься!

Пузырьки облепляют сферу как мох, прозрачные жемчужины воздуха громоздятся слоем толщиной с увесистую книгу, с мелодичным звоном множатся, растут, вихрями уносятся ввысь.

Россыпи пузырей не мешают любоваться дном. Рельеф удивляет формами и расцветками. Если хочется увидеть кашу из всего на свете: гор, равнин, холмов, каньонов, зарослей, – добро пожаловать на дно. Розовые бутоны грибов, водоросли, похожие на приплюснутых червей, колонна вертикальных столбиков разной высоты из чего-то красного и каменистого, сталагмиты с винтовой нарезкой и колониями хищных сияющих жгутиков... Чего только нет!

Рядом извиваются в подводном полете саффлы, грузных жертв магического эксперимента не узнать: гибкость, скорость, синяя кожа в воде переливается серебристыми огоньками. Ротовые щупальца сомкнуты в подобие клюва, веера и шипы сложены, а щупальца спины закрывают неуклюжие ноги в длинный острый кокон, тот гнется как хвост, саффлы похожи на идеально обтекаемых рыбин. Вокруг спиралями кружат верные младшие спутники. Медузы, лентообразные змеи, кальмары, – как живые щиты.

Над головами преломляется небо. На его белом фоне течение видится узорчатыми линиями, как зимой на стекле. Иногда пролетают тени, сердце тревожно замирает, нельзя понять, кто – мелькающая близко над водой стрекоза, летящая поверх деревьев птица или парящий в облаках дракон.

Ночью сфера горит ярче, пятна света в черно-синей воде видятся в мельчайших черточках.

Тиморис дрыхнет, медленно качается в воздухе, свернувшись как в утробе.

Саффлы плывут сверху, как потолок.

«Чтобы драконы не увидели свет», – объясняет Удараг, без устали тянет пузырящийся шар.

Эгорд глотает бодрящее зелье.

– Думаю, все равно заметно. В такой тьме даже светлячок виден на горизонте, а уж драконы наверняка видят в темноте превосходно.

«Мы много раз проникали в разумы драконов, когда те нападали или пролетали мимо, успели изучить их мышление. Саффлы постоянно в единой ментальной сети, накрывают пространство куполом мысленной силы на километры вокруг. К сожалению, не можем управлять драконами, как спрутами, могущества не хватает, но хотя бы можем убеждать их не нападать».

– Это неоценимая помощь, Удараг. Благодарю!

«Мы в одной лодке».

Радость расслабляет, еще бы, такая новость: битвы с драконами, основной ударной мощью Зараха, отменяются. Нужно лишь продраться через остальную мелочь!

Перед рассветом все же поддается дремоте...

Просыпается от перемены движения – сфера не плывет, а едет рывками по чему-то шершавому.

Открывает глаза. Удараг волочит сферу на берег, под ее светящимся брюхом хрустят серенькие овальные камушки и ракушки, много как монет в сокровищнице, остается широкая сыпучая борозда. Саффлы уже погружаются в джунгли.

Эгорд убирает сферу, Тиморис с грохотом падает, подскакивает как разбуженный толпой медведей заяц.

Удараг опускает щупальца.

«Мы на месте».

Тиморис загнанно озирается.

– А? Что? Приплыли? Ну картина! Репа набекрень, чуть не свернул. – Хрустит шеей. – Не ждали.

Удараг целит клешней поверх деревьев, там что-то вроде низкого плато.

«Похоже на кратер. Наши бывшие хозяева часто упоминали провал, где обитает Зарах и вся его армия. Очень глубокий провал».

Тиморис прочищает уши, бегает на месте, прогоняя сонливость.

– Да, слыхали. Надеюсь, там есть лесенка, лучше широкая...

«Зарах использует порталы, а драконам лестницы ни к чему».

Эгорд идет в джунгли.

– В любом случае, нам туда.

Деревья расступаются неохотно.

Из кратера вылетают три черных дракона, устремляются вдоль реки, наверняка – на полуразрушенный материк, добивать пылающий мир. Значит, и правда вход в логово Зараха. Но драконы не заметили гостей, ментальный щит саффлов работает! Эгорд на радостях пересказывает Тиморису, что благодаря новым союзникам драконы – больше не преграда. До сих пор не верится, воображение рисует бой с тремя черными, которые плюются молниями. От огня, яда, льда еще можно уклониться, а от мгновенно убивающей молнии...

Джунгли сменяются голыми камнями, Удараг приказывает саффлам ждать в деревьях, троица осторожно взбирается по склону.

Тиморис чуть не оседает от ужаса, его руки ищут опору, находят плечо Эгорда и шип Ударага.

Черная бездна такая огромная, что пожирает линию горизонта, ниточка этой обычно прямой грани сейчас провисает, как дряхлый ненадежный мостик. Солнечного света едва хватает озарить краешки грубых отвесных стен, а глубже – сотни километров абсолютной тьмы. Словно от ночного неба отрубили половину и бросили на землю.

– Какая встреча! – знакомый женский голос.

Оборачиваются.

Из джунглей изящной походкой шагает Милита.

– Надо же, меня опередили

Приближается к краю бездны, в стороне от троицы, любопытно заглядывает вниз.

– Еще и обзавелись армией... Похвально.

Воин-маг борется со шквалом эмоций, ладонь до боли трется о рукоять меча. Брови Тимориса нависают тяжело, нижняя челюсть вперед, губы в узел. Эгорд призывает в мысли портрет прежней Милиты, но ее вымещает серая нежить, пожирающая людей. Вспоминает Наяду, но ее плоть стремительно тает черной зыбью, оголяет кости...

Извне, как прохладная волна, омывает покой. Милита – просто озлобленная на весь мир девушка, у которой отняли единственный смысл жизни, и она готова на все. Эгорд мысленно благодарит Ударага.

«Мне тоже трудно», – понимающе отвечает саффл.

– А где твой крылатый дружок? – с холодной небрежностью спрашивает Тиморис.

– Пал смертью храбрых, – с наигранным вздохом говорит Милита. – Хотя и так был мертв. Нарвалась на тучу драконов, он их отвлек, пока уносила ноги.

Эгорд убирает руку с меча.

– И как без дракона собираешься спускаться?

Милита улыбается.

– А ты?

Оба косятся в пропасть, опять смотрят друг на друга, затяжное молчание. Тиморис глядит недоуменно. В голове Эгорда разгорается мысль сумасшедшая, но почему-то крайне соблазнительная. Глаза немертвой вспыхивают особо чистой белизной.

– Тоже думаешь об этом? – подзадоривает Милита.

Эгорд гадает, почему идея столь привлекательна, но тут же понимает: она яростная, безумная, и чтобы удержаться от искушения стереть в порошок Милиту, лучше вылить гнев иначе.

«Саффлы попробуют найти водные каналы, – окатывает Удараг мысленным эхом, – цитадель должна снабжаться огромным количеством воды. Проберемся через них как можно глубже, Зарах где-то на дне».

– Хорошо, друг, – кивает Эгорд, не отрывая взгляда от Милиты. – Встретимся внизу.

– Эй, про меня забыли? – обиженно ноет Тиморис. – Объясните кто-нибудь, что задум...

Если бы в этот миг у него в руке была дубина – выронил бы на ногу и даже не пикнул.

С улыбкой качает головой.

– Нет.

Шаг назад, улыбается шире.

– Не-е-ет…

В глазах паника, смотрит то на Эгорда, то на Милиту.

Еще шаг назад.

– Нет-нет-нет!

Хватается за голову, несколько рачьих шагов.

– Это шутка, да? Ребята, стойте, я... согласен, безумные идеи – это ого-го! Но... не такие же безумные!

Дергается, чтоб развернуться, пуститься наутек... но замирает. Обмякает как на вешалке. Глаза обращаются к небу.

– Скажите, вот зачем я с ними связался?

Не получив ответа, понуро плетется к обрыву.

– Ямора на вас не хватает...

«Буду всегда держать с вами мысленную связь, – сообщает Удараг. – Драконы вас не тронут, но не ручаюсь за остальных».

Эгорд кивает.

«Спасибо».

От Ударага приходит волна тепла, можно считать улыбкой.

«Делаешь успехи».

Вождь саффлов медленно идет к джунглям, покачивая веерами и щупальцами, у ног ползут и парят маленькие друзья, краски моря исчезают в зелени трав и деревьев.

Эгорд пристегивает края плаща к предплечьям, голеням, бедрам, Милита делает то же самое. Тиморис смотрит в пропасть глазами бездомного пса. Деловитые звуки трущихся ремешков, щелкающих бляшек.

Драконы всех мастей буднично вылетают из тьмы, падают в нее, кто-то, наверное, просто патрулирует местность, возвращается с докладами, но в основном – агрессоры, прут и прут, как гной из нарыва, во все стороны – опоясывать мир огнем, льдом, кислотой, молниями и прочими оковами террора.

– Вместе? – без особого интереса бросает немертвая.

Эгорд кивает, у Тимориса вздох приговоренного к казни.

Прыгают в бездну.

http://tl.rulate.ru/book/35457/811078