Готовый перевод Sacred: Die Chronik von Ancaria / Sacred I — Хроники Анкарии : Глава 31

Дверь трактира «У шелудивой собачонки» скрипела так пронзительно, что казалось, на пороге орет кошка, которой придавило хвост. Зато никто не мог войти в трактир незамеченным. Впрочем, когда трое путников, расседлав лошадей, устроив их в пустой конюшне и засыпав им овса из найденного тут же мешка, открыли дверь и зашли в полутемное помещение, им показалось, что трактир, как и весь город, пуст.

Потом они поняли, что это не совсем так. В заведении находились посетители. За угловым столом сидели трое мужчин в белых мантиях с длинными белыми бородами — похоже, такова была униформа волшебников. На столешнице перед ними было начерчено несколько прямых и косых перекрещивающихся линий, поверх которых лежали медные фишки. Заслышав скрип двери, посетители тут же забыли об игре и с недоверием уставились на вошедших.

Брутус, хозяин трактира, здоровенный парень довольно зверского вида, стоял за стойкой, вытирая руки о фартук, и столь же недоверчиво глядел на нежданных гостей. Он не спешил здороваться. Зара ответила ему столь же мрачным взглядом и подумала, что этот тип — скорее всего, плод любви какого-нибудь волшебника и самки орков.

Трое путешественников сели за круглый столик у окна. Зара устроилась так, чтобы видеть входную дверь, — береженого Бог бережет. Фальк плюхнулся на первый попавшийся стул и нетерпеливо забарабанил пальцами по столешнице. Брутус подошел к ним вразвалку и поставил на стол свечу.

— Чтамгодно? — поинтересовался он.

— Простите? — осторожно переспросила Джэйл.

— Чтамгодно? — как ни в чем не бывало повторил хозяин.

Наконец Джэйл поняла, что он с превеликим трудом шевелит огромными губами и едва ворочает языком. Поэтому большую часть звуков он попросту не воспроизводит. Видя затруднения серафимы, Брутус произнес по слогам:

— Что-вам-год-но?

Джэйл наконец поняла, что это означает: «Что вам угодно?»

— Принесите, пожалуйста, три кружки вашего лучшего эля… — радостно начала она.

Тут Тор, лежавший под стулом Зары, поднял голову и ткнулся носом в колено серафимы.

Понять его оказалось гораздо проще, чем Брутуса.

— Четыре кружки, — тут же поправилась Джэйл, — одну вылейте в миску и потом принесите нам всем лучшей еды, какая только есть на вашей кухне.

— Асбаки? — поинтересовался Брутус.

— Простите?… — переспросила Зара.

— Адясбаки? — И Брутус ткнул пальцем в сторону Тора.

— Ах, «для собаки»? — догадалась серафима. — Для собаки мяса. И побольше.

Брутус кивнул и так же неторопливо скрылся за грубой дощатой дверью, ведущей, судя по всему, на кухню. Минут через десять он водрузил на стол четыре кружки с пенящимся элем, а еще через нить прибыла и миска для Тора. С величайшей важностью и серьезностью Брутус перелил эль в миску и поставил ее на иол перед четвероногим клиентом. Волк с явным удовольствием вылакал эль, удивив этим не только гостей, но и своих спутников.

Окно, у которого сидели путешественники, стало мутным от дождя. Но в трактире было тепло и сухо, и путники наслаждались долгожданным комфортом. Вдыхая божественный аромат тушеного мяса, исходивший из кухни, Фальк мгновенно забыл о всех своих несчастьях. Еще немного — и он будет вознагражден за все труды и лишения. А пока он воздал должное элю. Годрик не солгал — напиток был превосходен.

— Ну так что же, — обратилась Зара к серафиме, едва Брутус отошел от стола, — здесь у стен тоже есть уши или ты все-таки скажешь, для чего обманула Годрика?

— Потому что не хотела его пугать, — произнесла Джэйл, пригубив эль. — Если бы он узнал о том, что случилось в Мурбруке, он, скорее всего, запаниковал бы. Он хорошо знает, что люди в Анкарии боятся волшебства и король нисколько не доверяет волшебникам. Если же здесь действительно, практикуют магические искусства, Годрик предпримет все возможное, чтобы помешать нам узнать об этом. Кроме того, — она прервалась, чтобы сделать большой глоток, — кроме того, я вовсе не обманывала Годрика. Слухи о том, что Цака видели в различных областях Анкарии, действительно дошли до ушей короля, и король действительно хочет узнать, насколько они правдивы. Но, скорее всего, это только слухи. Известно, что дух Елвариуса видят до сих пор, хотя великий бард уже много столетий покоится в гробнице.

— А есть еще винные духи, их тоже нередко видят, — добавил слегка захмелевший Фальк. — Такие маленькие, зеленые, с рожками!

— Действительно, — согласилась Джэйл без тени улыбки. — Когда я сказала Годрику, что король обеспокоен, это было чистой правдой. Однако он обеспокоен вовсе не слухами о Цаке.

— А чем же? — так же серьезно спросила Зара. — Что ты знаешь такого, чего не знаем мы?

Джэйл внимательно посмотрела на нее, на Фалька, на Тора, то ли решая, может ли она им до конца доверять, то ли как бы соединяя их своим взглядом. Затем она бросила косой взгляд на трех волшебников в углу и, убедившись, что они не прислушиваются к разговору, сказала тихо:

— Эти бестии… они не одни…

Фальк, услышав слова Джэйл, тотчас переспросил на удивление трезвым голосом:

— Ты говоришь про Мурбрук? Мы уничтожили не всех бестий? Туда придут новые?

Джэйл покачала головой:

— Мурбрук — всего лишь крошечный камешек в мозаике. И узор ее гораздо сложнее, чем ты можешь себе представить.

— Рассказывай! — твердо сказала Зара.

Джэйл помедлила еще несколько мгновений, собираясь с мыслями, и наконец сказала:

— Мурбрук — это отнюдь не единственное место, где за последний год были совершены подобные преступления. Жесточайшие убийства, жертвами которых становились молодые девушки, у которых вырывали сердца.

— И сколько их было?

— По меньшей мере три дюжины. Может быть, и больше. Мы не знаем точно. И во всех случаях раны на телах жертв выглядели одинаково — так, как будто их нанес дикий зверь.

— И где это происходило?

— В Бибельринге, Финстервинкеле и в Галадуре — это далеко на севере, в стране вечных льдов.

— Все эти города находятся довольно далеко от Штерненталя, — заключила Зара. — Много дней пути.

Джэйл кивнула:

— Более того, они далеко отстоят и друг от друга. Тем не менее убийства начались примерно в одно и то же время — на переломе зимы. Так что мы не можем предположить, что Сальери отправил своих бестий в путешествие. Также мы не можем считать, что священник в Мурбруке — единственный виновник преступлений.

— То есть ты хочешь сказать… — протянул Фальк.

— Что во всех частях королевства люди, подобные Сальери, собирают кровавый урожай. Не для себя, а для своего господина. Или господ. Сальери лишь один из многих, кто трудится над тем, чтобы вернуть культу Саккары былую силу.

Зара отхлебнула эля.

— Ты об этом знала еще в Мурбруке? — поинтересовалась она.

Джэйл покачала головой:

— Нет. Я получила важную информацию от Сальери. До этого ничто не связывало все эти преступления воедино. — И, предупреждая следующий вопрос Зары, добавила: — Прочие предатели умирали прежде, чем мы успевали добраться до них и задать вопросы. А перед смертью они уничтожали все, что могло навести нас на верный след. И все они, как и Сальери, были с виду вполне добропорядочными людьми. Один был пекарем, второй — учителем, третий — брадобреем. Ни одного из них нельзя было заподозрить в том, что он — адепт темных искусств. Мы медлили и дали злу глубоко пустить корни. Поэтому мы так торопимся сейчас.

— Злодеи, которые выглядят как злодеи, бывают только в сказках, — наставительно сказала Зара.

А Фальк тут же спросил:

— А что стало с бестиями? Ну с теми, другими, в других городах. Они сбежали?

— Мы их убили, — ответила Джэйл, и снова Фальк почувствовал, что слова причиняют серафиме боль. — Мы убили их всех.

И она сокрушенно покачала головой, словно и хотела бы забыть это, да не могла.

— А кто эти «мы»? — поинтересовалась Зара. — Кому ты служишь? Кто стоит за твоей спиной?

— За моей спиной стоят древние боги, — ответила Джэйл. — И я служу королю — так же, как и мои сестры, серафимы. Как я уже сказала Годрику, наш король — человек мудрый и дальновидный. Он встревожился, услышав об убийствах. И мы отправились в путь по его приказу. Он хочет, чтобы мы узнали все подробности о происшедшем, не вызывая беспокойства у жителей королевства. Король слишком долго боролся за стабильность государства, чтобы потерять все в одночасье.

— Я поняла. — Зара кивнула. — Но почему тогда ты явилась в Мурбрук одна? Где твои сестры? Почему они не помогли и не поддержали тебя?

— У меня есть поддержка, — улыбнулась Джэйл. — У меня есть вы. — Затем ее лицо вновь погрустнело, и она сказала: — Мир изменился. Это коснулось и нас. В прежние времена мы, серафимы, были бессмертны и неуязвимы. Но после войны богов в живых остались едва ли две дюжины моих сестер. Позже многие из них отдали жизнь в борьбе со злом. — Она сказала это, стараясь не смотреть на Зару. — А после войны с бестиями наши ряды опять поредели. Теперь нас можно пересчитать по пальцам одной руки, а этого слишком мало для Анкарии. Больше мы не можем действовать сообща, прикрывая спины друг другу. Я отправилась в Мурбрук, мои сестры — в другие места.

Зара решила сменить тему.

— Но почему никто не поднял тревогу? — спросила она. — Я имею в виду, что столько людей были умерщвлены таким зверским способом, но об этом почти ничего не известно?

— А ты слышала что-нибудь об убийствах в Мурбруке, пока не повстречала Яна? — ответила вопросом на вопрос Джэйл. — Мурбрук лежит в стороне от больших дорог и городов, там почти не бывает чужеземцев. Другие убийства тоже происходили в отдаленных местах, поэтому служителям Саккары удавалось скрываться от наших глаз. На самом деле нам повезло, что мы узнали обо всем достаточно рано и сейчас еще не поздно что-то предпринять. Когда мы будем в точности знать, что происходит здесь, в Штернентале, мы снова обратимся к Годрику, расскажем ему правду и попросим о помощи. Но до тех пор мы будем действовать одни…

Тем временем Брутус поставил на стол два больших котелка, от которых шел ароматный пар.

— Ятнопетита! — сказал он, расставляя тарелки на столе.

Затем снова ушел, вернулся и поставил перед Тором большую миску с сырым мясом.

— Рошабака! — пробормотал он, глядя, как Тор обнюхивает миску. — Дадярошебаки!

Тор заурчал от удовольствия и принялся за еду. Брутус принес всем еще по кружке эля. Путешественники заглянули в котелки. В одном из них плавали в соусе огромные куски тушеного мяса. В другом были жареные овощи с грибами.

Фальк схватил ложку, навалил целую гору себе на тарелку, и его челюсти задвигались с не меньшей скоростью, чем челюсти Тора. Остальные также принялись за дело, и очень скоро тарелки опустели. На вкус еда была ничуть не хуже, чем казалась с виду. Фальк выскреб со дна тарелки остатки, облизал ложку и откинулся на стуле.

— Во имя всех богов, — вздохнул он, — наконец-то я сыт.

Он отхлебнул эля и довольно рыгнул.

— Еще немного, и я съел бы всех ваших злодеев вместе с их сапогами.

— Жаль, что мы этого не дождались, — улыбнулась Джэйл, открывая висевший на поясе кошелек и выкладывая на стол несколько монет — плату за еду, эль и овес для лошадей. — Ну вот, теперь мы готовы встретиться с Илиамом Цаком. Хорошо бы найти кого-то, кто объяснил бы нам, где его башня. — Она быстро глянула на стоявшего за стойкой Брутуса и добавила: — Объяснил членораздельно.

Все же ей пришлось удовольствоваться Брутусом. Он с готовностью взялся объяснить, как пройти к башне Илиама Цака, и терпеливо повторил свое объяснение три раза, прежде чем Джэйл его поняла.

Серафима дала ему еще монету, за старания, Брутус расплылся в улыбке и, погладив Тора по голове, проговорил мечтательно:

— Рошабака… рошабака…

Меж тем трое бородачей встали из-за стола и покинули трактир. Зара обратила внимание, что за все время, пока путешественники ужинали и обсуждали свои планы, эта троица не обменялась ни словом. Впрочем, Джэйл говорила вполголоса, и вряд ли волшебникам удалось услышать что-то. Зара не собиралась верить никому из обитателей Штерненталя, но и шарахаться от каждой тени тоже не собиралась.

Джэйл, вампирша и Фальк вышли на улицу и оседлали лошадей. Дождь прекратился, влажная мостовая блестела, небо застилали серые облака, в воздухе висел туман. Тор затряс головой — погода ему не слишком нравилась.

Внезапный порыв ветра, резкий и холодный, закружил в воздухе опавшую листву. Путники переглянулись — если времена года будут меняться с такой поспешностью, то скоро следует ожидать снегопада.

Если они правильно поняли Брутуса, то их путь лежал на северо-западную окраину города, к высокой изгороди из розовых кустов. Там следовало повернуть налево и перебраться по мостику через ручей. Действительно, перебравшись через ручей, вода в котором шумела под мостом громко, как морской прибой, путники обнаружили тропинку, которая повела их вглубь леса. Теперь над их головами монотонно шумели густые кроны деревьев. Почва здесь была болотистой, под ногами чавкала грязь, и Зара спросила себя: кто и когда проезжал здесь в последний раз?

Тропа становилась все уже, деревья росли все гуще, ветер крепчал, превращаясь в штормовой, и путники начали опасаться, что какая-нибудь ветка или даже целое дерево упадет прямо на них. Пока ничего подобного не происходило, но зато с неба посыпалась снежная крупа.

Вскоре началась настоящая метель, и через несколько минут вся земля была покрыта белой пеленой. Зара почувствовала, как по ее позвоночнику пробежали мурашки. Пока вроде бы вокруг не было ничего угрожающего, но все же предчувствие близкой опасности заставило ее насторожиться.

Тор взъерошил шерсть и навострил уши. Сквозь вой ветра он различал тихую неясную команду: «Ко мне! Ко мне!» Однако у него не было ни малейшего желания следовать этому призыву — он не сомневался, что ничем хорошим это не закончится. Люди ничего не слышали, но все равно им было не по себе.

Внезапно деревья расступились, и перед путниками предстала башня, стоявшая на небольшой поляне в окружении высоких островерхих елей. Похожая на короткий уродливый палец, она отбрасывала угольно-черную тень на снег. Башня была круглой, метров десять диаметром, высотой в три этажа и сложенная из массивных черных, будто обгорелых камней. На каждом этаже в толстых стенах были пробиты узкие стрельчатые окна. Ни в одном из них свет не горел.

— Наверное, Цак уже спит, — осторожно предположил Фальк. — Время к полуночи.

— Сейчас посмотрим, — пробормотала Зара.

Про себя она решила, что Цак, возможно, и спит, но, скорее всего, не здесь. Башня выглядела нежилой.

Джэйл подъехала к массивным, обитым железом дверям, спешилась, нашла медный, сделанный в форме львиной лапы молоток и ударила в дверь.

После третьего удара дверь подалась, и Джэйл вдохнула пыльный и затхлый воздух. Она не знала, распахнулась дверь оттого, что она слишком сильно на нее нажала, или сработал какой-то механизм.

Остановившись на пороге, серафима крикнула:

— Здравствуйте! Тут есть кто-нибудь? Илиам Цак, вы здесь?

Ответом ей была лишь тишина.

— Илиам Цак! — повторила Джэйл.

Вновь никакого ответа.

Тогда Джэйл осторожно переступила порог. Зара, Тор и Фальк последовали за ней.

В башне царила полутьма. У дальней стены можно было различить очаг, над ним висели сковородки, посредине стоял большой деревянный стол, заставленный грязной посудой. В кубке плескалась какая-то мутная жидкость, на тарелках были разводы жира.

Зара повела пальцем по столешнице — гам был толстый слой пыли. Однако делать выводы было рано. Может быть, Илиам Цак ужасный неряха и вовсе не интересуется тем, что происходит у него на кухне.

Винтовая лестница привела их на второй этаж. Здесь располагались застеленная кровать, умывальник и ночной столик. На столике стояла наполовину сгоревшая свеча. На полу перед кроватью были разложены книги: «Водяная магия», «Глубины матриархата», «О эльфах, вампирах и других обитателях мира теней», «Жизнеописание рыцаря Маркуса Мариана». Здесь им тоже не удалось обнаружить никаких следов Илиама Цака.

Они решили подняться на третий этаж. Но едва Джэйл ступила на лестницу, раздался громкий скрип, и серафима отпрянула назад. Ее напугал не звук, а холодное дуновение, причем не похожее на порыв ветра, влетающего в раскрытое окно. Почему-то она невольно подумала о смерти.

Однако серафима тут же отогнала эту мысль и решительно зашагала вверх по лестнице. Зара, Фальк и Тор не отставали. Когти волка постукивали по деревянным ступеням. На третьем этаже находился рабочий кабинет. Большую часть помещения занимал огромный стол. На нем громоздились приборы алхимика: колбы, чашки Петри, сосуды для смешивания жидкостей, спиртовки и так далее. Рядом высилась странная конструкция, состоящая из стеклянных колец, полуколец, спиралей и предназначавшаяся, скорее всего, для дистилляции жидкостей. Стена у стола была покрыта разноцветными пятнами и копотью, на полу среди осколков стекла валялся перевернутый стул.

По молочно-белому оконному стеклу змеилась причудливая, похожая на молнию трещина. Правая половина стекла выпала, и в окно дул пронзительный холодный ветер. Снег засыпал книги и свитки, разбросанные по столу.

Джэйл отошла на два шага от двери и вдруг резко остановилась.

— Что там? — осведомилась Зара.

Но едва она подошла к серафиме, как сама увидела, в чем дело: поперек стола, лицом вниз, лежал труп. Это был высокий, крепкого сложения мужчина в богатой одежде.

Джэйл все еще стояла не шевелясь, но Зара подошла к столу, чтобы внимательнее рассмотреть мертвеца. На его коже были заметны следы ожогов. На правой руке не хватало мизинца, но человек лишился его уже давно — рана успела зарасти. На указательном пальце правой руки Зара увидела перстень с изображением венца из роз и двухголовой змеи — символ культа Саккары. Точно такой же символ она видела у Сальери и — совсем недавно — в башне городского совета Штерненталя.

Зара обошла стол, взяла мертвеца за плечи и перевернула — ей хотелось увидеть его лицо. Но это оказалось невозможным — лица не было, оно сгорело в неведомом пожаре, Зара увидела лишь обгоревшую плоть и кости. Также страшно была обожжена грудь — вампирша могла разглядеть белую грудину и ребра.

— Во имя всех богов, — едва слышно прошептала Джэйл.

Это зрелище потрясло даже серафиму, немало повидавшую за долгую жизнь.

Фальк двинулся вперед, чтобы взглянуть на находку, но тут же отскочил назад, словно от удара.

— Так это… — Голос едва слушался его. — Это и есть… Это и был…

— Да, — твердо сказала Джэйл. — Это Илиам Цак. Это был он.

— Ну что ж, где бы его ни видели в последние годы, сейчас мы точно знаем, где он, — пожала плечами Зара.

Она отошла от трупа и принялась рассматривать приборы и колбы на столе.

— Все выглядит так, словно он делал взрывчатку, — сказала она чуть погодя. — Тут сера… селитра… уголь… В общем, все, из чего состоит порох.

Фальк наморщил лоб.

— Что же, получается, Илиам Цак просто-напросто пытался сделать бомбу?

— Не обязательно, — ответила Джэйл, старательно отводя взгляд от мертвеца. — Те же вещества используются в магии для приготовления колдовских напитков или ведьмовского порошка. Может быть, он ошибся в пропорциях, и…

— И раздалось «бабах», — закончила фразу Зара.

Джэйл кивнула. Ее лицо оставалось серьезным и печальным.

Любопытство Фалька наконец победило страх, и он тоже подошел к столу. Тут он заметил нечто, что ускользнуло от внимания Зары и серафимы, — на пюпитре у стола стоял раскрытый на середине фолиант с пожелтевшими страницами. Фальк невольно присвистнул. Зара тут же повернулась к нему.

— Что там у тебя?

— Очень интересный том, — пояснил Фальк. — «Магические порталы. Их устройство и способы открытия». Неужели такое возможно? Если я не ошибаюсь, это относится к запретной магии? Кажется, в заточении Цак взялся за старое.

— Ты не ошибаешься, — пробормотала Джэйл, кажется, она сильно рассчитывала на беседу с Цаком и сейчас чувствовала себя растерянной. — Но, похоже, не он был заказчиком убийств в Мурбруке и других местах. Судя по состоянию трупа, Цак умер по меньшей мере шесть лун назад. А зверь появился в Мурбруке в начале зимы.

— А почему ты уверена, что это именно Цак? — спросила Зара. — Мы не видим его лица. А кольцо само по себе ничего не значит…

— И все же это Илиам Цак, — произнес голос у них за спиной.

Фальк ойкнул. Тор зарычал. Зара крутанулась на пятке, выхватив из ножен меч и готовясь отразить удар. Но вошедший вовсе не выглядел опасным. Это был невысокий щуплый человечек с длинной белой бородой. В руках он держал резной деревянный посох.

Не обращая внимания на ощетинившегося волка и замершую с мечом в руках вампиршу, человечек подошел к столу, глянул на обезображенное тело, а затем печально повторил:

— Да, это Илиам Цак. Это он.

— А кто вы? — спросила Джэйл. — Кажется, я уже видела вас сегодня в башне городского совета, в коридоре.

— И вы, как и все прочие в башне, выглядели не очень-то довольным нашим приходом, — тут же добавила Зара, презиравшая дипломатические увертки.

Маленький человечек как ни в чем не бывало кивнул:

— Совершенно верно. Я потом беседовал с Годриком, и он… как бы это сказать помягче… не слишком счастлив видеть вас здесь.

Тут он неожиданно улыбнулся и поклонился — изящно и немного театрально.

— Позвольте представиться. Меня зовут Виглаф, и могу вас заверить, что лично я очень рад видеть вас, хоть и не представляю себе цель вашего визита.

— Вот как? — осторожно переспросила Джэйл.

— Я слышал, вы говорили о том, что Илиам Цак будто бы собирался возродить культ Саккары. Не знаю, откуда у вас такие сведения, но… Что касается культа — вы совершенно правы, только бедняга Илиам тут ни при чем.

— Но откуда… — Джэйл не стала заканчивать фразу: то, что сказал Виглаф, было гораздо важнее. — То есть вы хотите сказать, что секта почитателей Саккары действительно возродилась?

Виглаф вновь кивнул:

— Да. Слухи об этом ходят в анклаве уже давно. Сначала им не верили — никто не предполагал, что нарушитель, единожды уже жестоко наказанный, попытается повторить свое преступление. Мы очень долго делали вид, что все в порядке. Но больше мы не можем лгать ни самим себе, ни вам.

— Почему? — спросила Зара.

— Потому что здесь, в Штернентале, угнездились злые силы. Очень злые и могущественные. Они среди нас. Многие уже пали их жертвой. И они не остановятся ни перед чем. Пора признать это и начать действовать.

— Вы имеете в виду жертвоприношения?

Виглаф, в свою очередь, спросил:

— Вы имеете в виду моих братьев и сестер, которые погибли от клинков секты Саккары за последние месяцы?

Путешественники переглянулись.

— Секта Саккары совершала жертвоприношения здесь, в Штернентале? — с недоверием спросила Джэйл.

Виглаф кивнул:

— Да, с тех пор как я вошел в городской совет и попытался противодействовать возрождению культа, они открыли на нас настоящую охоту. Волшебники — это всего лишь люди, и долгие годы заключения в Штернентале разожгли в них не только жажду свободы, но и желание вернуться к прежнему искусству. Это очень тяжело — отказаться от того, что доставляло тебе высочайшее наслаждение и было смыслом твоей жизни. А секта Саккары предоставила им возможность снова практиковать магию. Те же, кто не соблазнился на обещания секты, были безжалостно убиты.

— Сколько их было? — спросила Зара, присаживаясь в кресло у стены.

Виглаф задумался.

— Девять, — сказал он наконец. — Их убивали во сне в постелях. Наносили множество ран острыми и длинными клинками, так что несчастные утопали в собственной крови. Сначала я не понимал, зачем секте проявлять такую жестокость. Но когда убийства резко пошли на убыль, я все понял — больше никто не решался отказаться, если ему предлагали вступить в секту.

— Страх — хороший учитель, — кивнула Зара.

— А они не пытались завербовать вас? — спросила Джэйл.

Виглаф покачал головой:

— Нет. Никогда. Они принудили к вступлению в секту многих моих друзей, но никогда не приходили ко мне.

— Почему? — тут же спросил Фальк.

Виглаф пожал плечами:

— Скорее всего, я им просто не интересен. Мои способности к волшебству не так уж велики, и я не обладаю теми качествами, что им нужны.

— Какими же? — снова спросил Фальк.

— Силой. И жаждой власти, — ответил Виглаф. — Они же не могут думать ни о чем другом. Им не нужны ни деньги, ни женщины, ни долгая жизнь. Им нужна власть. Власть и те привилегии, которые она дает: свободу без ограничений, без ответственности, возможность исполнить любое желание. Они называют такую свободу божественным наслаждением.

— Одним словом, эти парни хотят стать богами? — спросила Джэйл.

— Ну разве не каждый этого хочет?! — усмехнулся Фальк, но, заметив обращенные на него удивленные взгляды, быстро добавил: — По крайней мере, когда тебе пятнадцать или семнадцать лет.

— Ну что ж, значит, не всем в Штернентале пятнадцать или семнадцать. — Виглаф едва заметно улыбнулся. — И секта приглашает к себе далеко не всех. Лишь самых способных, самых могущественных. Остальные для них не более ценны, чем грязь под ногтями. Но если, на свою беду, ты им приглянулся, эти бестии не остановятся ни перед чем, чтобы достичь цели. Вот видите. — Он указал на тело Илиама Цака. — Они без колебаний убили своего прежнего предводителя.

— Но зачем им это понадобилось? — спросила Джэйл, наморщив лоб. — Это какой-то абсурд…

Виглаф развел руками.

— Можете мне не верить, но Илиам Цак вовсе не был обрадован, узнав, что секта вербует новых членов. Этим, кстати, занимался не он, а его бывший помощник, его правая рука Измаил Турлак. Тот и после заключения в Штерненталь не расстался со своими амбициозными планами.

— Он не из тех, кто смиряется с поражением, да? — спросила Джэйл.

— Не из тех, — согласился Виглаф. — Он постоянно искал способ вернуть себе прежнюю власть. А здесь, в Штернентале, оказалось полно таких, кто ропщет на судьбу и жаждет мести. Вас не должно это удивлять. Так было и будет во веки вечные. Любой нажим всегда порождает противодействие. Но не всякое противодействие разумно, и не всегда оно преследует благую цель.

— И этот, как его… — начала Зара.

— Измаил Турлак, — подсказал ей Виглаф.

— Этот Измаил Турлак в один прекрасный день постучал в дверь башни Цака и предложил тому вновь взять бразды правления в свои руки?

— Да, и Цак отказался наотрез. Он даже попытался убедить Турлака принять новую доктрину нашего братства. Годрик наверняка говорил вам…

— «Путь, ведущий дальше, ведет глубже», — произнесла Джэйл.

— Да, — согласился Виглаф. — Так она сформулирована, и Цак принял ее всей душой. Я не могу сказать, что он не совершал ошибок, совершал, и очень серьезные. Но у него было более пятисот лет, чтобы обдумать все и раскаяться. Раскаяние не сделало его святым, но он больше не был злодеем. Он сожалел о судьбе тех, кто некогда пожертвовал жизнью и свободой ради осуществления его планов. Так что предложение Турлака вызвало у него лишь отвращение. Он сказал, что скорее пожмет лапу орку, чем Турлаку или его сторонникам. У меня нет доказательств, но я думаю, что Турлак приложил руку к гибели Цака.

И вновь Виглаф с печалью в глазах взглянул на бездыханное тело.

— Наверное, так все и должно было закончиться, — сказал он. — Ему пришлось поплатиться за былые грехи, искупить вину. Здесь, в Штернентале, его не приняли, относились к нему как к прокаженному, и он заперся в своей башне. Думаю, я едва ли не единственный, кто хоть изредка навещал его.

— Почему? — спросила Джэйл.

— Ну, я и сам веду жизнь затворника, у меня здесь не так много друзей. Но я сам выбрал такую судьбу — мне не доставляет удовольствия общаться с некоторыми членами братства — слишком уж они заносчивы и надменны. Но каждому человеку нужен собеседник — и в этом смысле мы с Илиамом подходили друг другу как нельзя лучше. Правда, поначалу я относился к нему с подозрением, что неудивительно, учитывая его прошлые «заслуги». Но позднее, когда я почувствовал, что он искренне хочет забыть о прошлом, я стал все больше ценить его общество. Однако путь сюда был не близок, а я не такой уж хороший ходок. — Он печально покачал головой. — Будь это не так, я нашел бы его много месяцев назад.

Джэйл была погружена в тяжелые раздумья. Новости ее не порадовали, и в этом не было ничего удивительного. Она надеялась разрешить все загадки, побеседовав с Цаком и осторожно выяснив его намерения. Теперь же оказалось, что ей и ее друзьям противостоит возрожденная секта Саккары, с которой не смог справиться даже ее бывший лидер.

И самое главное — теперь нужно выяснить, каким путем Измаил Турлак и его сторонники собираются захватить власть в королевстве. Понятно, что они захотят воспользоваться магией. Но что именно они намерены предпринять?

Внимательно посмотрев на Виглафа, Джэйл неожиданно спросила:

— А зачем ты рассказываешь все это нам?

— Я тоже хотела бы это знать, — промурлыкала Зара.

— Потому что должен же хоть кто-то что-нибудь предпринять, — твердо ответил Виглаф. — От Годрика и городского совета толку мало. Собственно говоря, когда мы встретились, я как раз пытался убедить Годрика арестовать членов секты, но ничего не добился. Годрик не желает ничего слышать и не желает видеть того, что творится у него под самым носом. Возможно, он боится, что, если правда выйдет на свет, последуют новые репрессии со стороны короля и все, что Годрик сделал для Штерненталя в течение последних столетий (а сделал он немало), пойдет прахом. А может быть, он и сам стал последователем культа Саккары. Я не знаю точно, кто входит в секту, а кто нет, и никому не могу доверять.

Зара устроилась в кресле поудобнее, закинув ногу на ногу. Под ее каблуком захрустели осколки стекла.

— Вы так много знаете о культе Саккары… — протянула она. — Может быть, вы знаете и о том, каковы их планы?

Виглаф пожал плечами:

— Ничего конкретного, но, насколько я знаю Турлака, он не удовлетворится ни властью в Штернентале, ни захватом королевского трона. Ему нужна власть над всем миром. Есть несколько волшебников, которые, так же как и я, не желают подчиниться Турлаку. Но нас слишком мало, и мы напуганы кровавыми казнями наших братьев и сестер. Секте ничего не стоит нас уничтожить, если она того захочет. Одни мы ничего не можем сделать. И это лишь вопрос времени — когда Турлак добьется своего. И тогда никому не будет пощады: ни людям, ни оркам, ни эльфам. И каждое впустую потраченное мгновение приближает это. Поэтому я и обращаюсь к вам. Если я не ошибся в вас, вы сможете остановить Турлака. Он никогда не заподозрит… Скажем так, мне хотелось бы надеяться…

— О чем это вы? — спросила Зара.

— Я предполагаю, что члены секты готовят ритуал, который должен бесконечно усилить их магические способности. Конечно, они предпримут меры безопасности, но вполне возможно, не заметят угрозу прямо у себя под носом.

— Вы знаете, где прячутся заговорщики? — спросила Джэйл.

— Я знаю, где они встречаются, — ответил Виглаф. — На старом кладбище неподалеку от Штерненталя они каждую мочь проводят черную мессу. С башен города можно увидеть огни их факелов и услышать обрывки заклинаний, от которых кровь стынет в жилах. Никто точно не знает, что они там делают, потому что никто не решается приблизиться к ним.

— И как далеко это кладбище от города? — перебила его Джэйл. Ей не терпелось узнать все о культе Саккары из первых рук.

— Недалеко. — Виглаф указал рукой на запад. — Если угодно, я провожу вас. По крайней мере, мне будет приятно думать, что я не сидел сложа руки, что я сделал хотя бы то, на что у меня хватило мужества. — Он испытующе взглянул на серафиму. — Вы действительно готовы сразиться с культом Саккары?

— Для этого мы и приехали сюда, — просто ответила Джэйл. — Если не мы, то кто же?

http://tl.rulate.ru/book/15991/334119