Семь месяцев. Ровно столько времени утекло с тех пор, как я угодил в эту белоснежную преисподнюю, маскирующуюся под исследовательский центр. И — забавное совпадение — ровно столько же провел в этой чужой шкуре, которая теперь стала моей.
Еще позавчера я корпел над билетами по информатике до рези в глазах, ломал голову над арендой квартиры — откуда взять деньги, когда твой банковский счет тоньше волоска, — и прикидывал, хватит ли оставшихся крох на макароны до стипендии. Обычная студенческая нищета, знакомая каждому второму. А наутро очнулся здесь: то же лицо в зеркале — если не считать металлического ошейника, красующегося на шее, — но голова забита воспоминаниями совершенно постороннего человека.
Воспоминания о мире, где мутанты были не выдумкой сценаристов, а суровой реальностью. Где существовали настоящие Люди Икс, а не просто герои кинокомиксов. Где Ванда Максимофф недавно устроила настоящий геноцид, одним взмахом руки лишив способностей практически всех мутантов планеты.
"Отличный момент для переселения душ выбрала Вселенная, — мысленно усмехнулся я, ощущая во рту привкус железа от постоянного стресса. — Прямо в яблочко."
Воспоминания прежнего Люсьена порой напоминали кашу из разрозненных пазлов. Те же родители, та же автокатастрофа, унесшая их жизни когда ему было шестнадцать, та же отчаянная борьба за выживание в мире, который плевать хотел на очередного сироту. Но у этой версии меня развились способности мутанта — так называемая «улучшенная физиология». Ускоренные рефлексы, более плотная мышечная ткань, регенерация ран, которая работала быстрее, чем у обычного человека.
Ничего особо впечатляющего — не летал, как Супермен, не швырял молнии, как Шторм. Способности были скорее утилитарными: мог подольше бегать без одышки, удары переносил чуть легче, синяки заживали быстрее. Но, видимо, даже этого хватило радарам Стражей, чтобы занести меня в список "интересных экземпляров".
Я не был фанатом Marvel — так, изредка заглядывал в разборы на YouTube, когда прокрастинировал вместо курсовой. Но знал достаточно, чтобы понимать: этот мир попал в полную задницу. Большинство мутантов в одночасье лишились своих способностей, Люди Икс были разгромлены и разбросаны по всему миру, а Мстители, скорее всего, даже не подозревали о существовании подобных "черных локаций".
Эти суки в дорогих костюмах прилетели как стервятники — в самый разгар хаоса после Дня М, когда весь мир мутантов лежал в руинах. Аккуратно, методично, совершенно неофициально сгребали уцелевших мутантов для своих "исследовательских целей". Красивые слова для прикрытия банальных экспериментов над живыми людьми.
Ошейник, подавляющий способности мутантов, ни на секунду не позволял забыть о моем нынешнем статусе. Тяжелый, как кандалы, холодный металл впивался в кожу шеи, а тихое, почти неслышное гудение электроники служило постоянным напоминанием: ты больше не хозяин своего тела. Никакой "улучшенной физиологии" я не чувствовал — только давящую тяжесть железа и противную вибрацию датчиков, призванных держать меня в узде.
— Опять витаешь в облаках и хмуришь брови, как сова.
Я обернулся на знакомый голос. Сквозь прозрачную перегородку между камерами виднелась Анна — или Роуг, как звали ее в моих чужих воспоминаниях. Сидела на койке, поджав ноги по-турецки, в стандартной серой робе, которая делала всех похожими на заключенных. Ей было примерно столько же лет, сколько мне — может, на год меньше — но характерная белоснежная прядь среди каштановых волос выдавала в ней бывшую мутантку.
Нас схватили в один и тот же проклятый день, когда роботы-Стражи прочесывали город в поисках "аномальных биосигнатур". Бросили в соседние камеры, словно лабораторных крыс в террариум. За прошедшие семь месяцев мы умудрились подружиться — насколько это вообще возможно, когда вас разделяет армированное стекло, а каждый разговор может подслушивать охрана.
Помогало то, что она была обычной девчонкой из глухого городка в Миссисипи, далекой от всех драм и интриг Людей Икс. Просто жила своей жизнью, работала в местной закусочной, мечтала поступить в колледж — пока Страж не засек ее поглощающие способности. А следом приехали люди в черных костюмах и увезли ее в никуда.
Я очнулся в этом теле именно в тот момент, когда роботы выламывали дверь его убогой квартирки на окраине города. Панические воспоминания прежнего Люсьена перемешались с моим собственным замешательством в гремучий коктейль абсолютного ужаса. До сих пор помню металлический скрип ломающихся петель и красные глаза сенсоров, сканирующих помещение.
— Просто размышляю о том, каково сейчас там, за этими стенами, — сказал я, откидываясь на холодную бетонную стену. Она всегда была ледяной, сколько ни сиди — словно впитала в себя всю безнадежность этого места. — Ну знаешь... нормальная человеческая жизнь. Помнишь такую?
Анна склонила голову набок с тем особым выражением, которое появлялось, когда она пыталась проникнуть в мои мысли. У нее был дар читать людей — не телепатически, конечно, а по старинке: по мимике, интонациям, тысяче мелких деталей, которые обычно ускользают от внимания.
— Ты слишком часто об этом думаешь.
— А ты разве нет?
— Иногда. — Она поерзала на тонком матрасе, подтянув колени к груди в защитной позе. — Трудно представить возвращение к обычной жизни после... всего этого. — Широкий жест охватил стерильное пространство с его бесконечными белыми стенами и мертвенным флуоресцентным освещением, которое резало глаза даже через веки. — Но иногда я фантазирую о том, чем хотела бы заниматься. По-настоящему хотела, а не просто выживать.
— Да? — Я приподнялся, заинтригованный. — И что же тебя манит?
Ее карие глаза загорелись — первая искра живого огня за весь день. Это всегда было хорошим знаком: значит, она хотя бы на время отвлеклась от мыслей об этих проклятых стенах, которые медленно, но верно сводили с ума.
— Может показаться странным, но меня тянет к психологии. И еще... — она помедлила, словно стесняясь собственной мечты, — хочется открыть небольшую пекарню. Совместить, так сказать, пользу с удовольствием. — Тихий смех прозвучал как глоток родниковой воды среди больничной стерильности. — Знаю, звучит дико. Девушка, которая не может прикасаться к людям, мечтает помогать им разбираться с проблемами и кормить свежей выпечкой.
Несмотря на всю безнадежность ситуации, я невольно улыбнулся. У Анны был редкий талант — заставлять даже самые невероятные планы звучать осуществимо.
— Совсем не дико. Звучит... правильно. По-человечески.
— Правда? — В ее голосе мелькнула неподдельная радость, словно мое одобрение действительно что-то значило. — Я раньше пекла с мамой, до того как... ну, ты знаешь. До того, как все пошло кувырком. Есть что-то магическое в том, чтобы создавать красоту из простых ингредиентов. Берешь муку, которая сама по себе безвкусна, добавляешь сахар, яйца, специи — и получается нечто, что может поднять настроение незнакомому человеку. Чистое волшебство без всяких сверхспособностей.
Я видел, как меняется ее лицо, когда она говорит о выпечке. Напряженные линии разглаживались, в уголках глаз появлялись почти забытые смешинки. Даже здесь, в этой белоснежной коробке, она умудрялась находить что-то светлое.
— А психология?
— Ну, — Анна откинулась на стену, и я услышал тихий стук затылка о бетон, — я подумала: если не можешь прикасаться к людям, значит, нужно научиться понимать их по-другому. Читать эмоции по выражению лица, слушать то, о чем они умалчивают, улавливать подтекст в каждом слове. Всю жизнь этим занималась поневоле — почему бы не превратить вынужденный навык в призвание?
В ее словах слышалась горечь принятия — она давно смирилась со своими ограничениями, но отказывалась позволить им полностью определить ее судьбу. Сильная девчонка. Гораздо сильнее меня.
— А ты? — Анна наклонилась вперед с тем сосредоточенным вниманием, которое она дарила, когда действительно хотела что-то понять. — Чем бы занялся? Если бы нам удалось выбраться отсюда, конечно.
Вопрос ударил больнее, чем я ожидал. Я открыл рот, затем закрыл, пытаясь найти слова, которые упорно не приходили на ум. Как объяснить, что ты всю жизнь был перекати-поле — ни в одном месте не прижился, ни к одному делу не привязался по-настоящему?
— Я... честно говоря, не знаю.
Выражение Анны стало мягче, и я понял, что она уловила что-то в моих интонациях — ту скрытую боль, которую я сам до конца не осознавал.
— Как это "не знаешь"?
Я уставился в потолок, машинально пересчитывая знакомые дырки в акустических плитках. В груди что-то сжалось, словно невидимая рука стиснула сердце.
— После смерти родителей я просто... пытался продержаться до завтра, понимаешь? — Слова давались с трудом, каждое приходилось выдавливать из себя. — Подработки, съемные углы, еда по акциям в супермаркете. Едва успевал за учебой, постоянно думал о том, где достать денег на следующий месяц. — Пожал плечами, но движение получилось деревянным. — Некогда было мечтать о чем-то большем. Только выживать изо дня в день.
http://tl.rulate.ru/book/146536/7963363
Сказали спасибо 157 читателей