Готовый перевод Death After Death (Roguelike Isekai) / Смерть за смертью: Глава 51 - Непреодолимое

Следующие несколько месяцев стали для Саймона, пожалуй, самыми спокойными и светлыми за всю его жизнь. Дни складывались в простую, но неожиданно счастливую череду: он уезжал на несколько дней, чтобы помочь баронству справиться с очередной угрозой — то ли чудовищем, то ли шайкой бандитов с южных границ, — а затем возвращался домой, где его ждала Фрея. Вместе они шаг за шагом превращали свою странную, почти случайную судьбу в нечто большее, чем просто совместное существование.

Фрея никогда не радовалась его отъездам — но каждый раз встречала его так, будто солнце вернулось на небо после долгой бури. И этого было достаточно. Постепенно, почти незаметно, их жизнь наполнилась тысячью мелочей, каждая из которых меняла всё. Саймон научился заново оштукатуривать стены — правда, с кирпичной кладкой у него по-прежнему ничего не выходило, но каменщик, которого он пригласил, справился достаточно хорошо. По крайней мере, Фрея больше не кашляла из-за дыма, пока готовила.

Казалось, каждый раз, покидая Кровар, Саймон возвращался с каким-нибудь трофеем. Осенью, когда они выследили и перебили бандитское гнездо незадолго до первых снегов, он выбрал в качестве добычи аккуратный набор краденых серебряных столовых приборов. После налёта гноллов ему досталось из их поживы изящное ожерелье для Фреи, от которого она пришла в восторг.

Весной его вызвали разобраться с настоящим нашествием гоблинов, а затем — подавить восстание налогоплательщиков. В первом случае он обнаружил в заброшенном доме с убитыми хозяевами старинное прялку — красивую, искусной работы. Во втором — Саймон решил, что на этот раз барон Рэйтвэйт был не прав.

Барон требовал крови. Саймон знал: стоит захотеть — и он мог бы в одиночку перебить всех, кто посмел поднять голову. Или, наоборот, возглавить крестьян и снести замок дотла. Но оба пути вели к хаосу, к войне, которая разорвала бы всё, что они с Фреей так медленно и терпеливо строили. Потому он выбрал третий путь — отдал несколько золотых из личных запасов, уладил дело миром, и хотя каждый такой чекан словно вырывали из его рук, он ни разу не пожалел. Золото можно было добыть снова, а вот покой, уют и тишина — не всегда.

Они с Фреей становились лучше. Вместе. Он чувствовал это с такой ясностью, как чувствуют приближение грозы или дыхание весны после долгой зимы. Она училась прясть и вязать — новые одеяла сменили старое, почти расползающееся лоскутное покрывало, что укрывало их той холодной зимой. А он... он взялся за вещи, что, может, и казались менее важными, но на деле значили не меньше.

Саймон провёл зиму, осваивая длинный лук. До мастерства было далеко, но с его меткостью и хладнокровием даже половина пути дала немало. Кроме того, он наконец заставил тех, с кем делил сражения, тренироваться вместе, а не поодиночке, как раньше. Его нередко смущало, как неуклюже и разношерстно выглядел их отряд: у каждого свой меч, свой стиль, свои привычки. Ушло много времени, прежде чем они начали слушать друг друга и действовать, как единое целое. И всё же они старались. Пожалуй, только потому, что за спиной называли его Чудотворцем, хотя ни один не осмелился сказать это ему в лицо.

Это была молва, которую Саймон всеми силами пытался погасить, но чем больше он отрицал её, тем крепче она пускала корни. Всё началось с той самой первой схватки, где ему пришлось сделать невозможное — и с тех пор слух только разрастался, как лесной пожар в сухую пору. Даже сам барон однажды отвёл его в сторону, внимательно посмотрел в глаза и спросил, правда ли у него есть волшебный дар исцеления. Саймон уже успел понять, что чем яростнее он отмахивался от этих домыслов, тем упорнее в них верили. Теперь он просто молчал, предпочитая не раздувать пламя.

Труднее всего было сохранять равнодушие в бою. Смотреть, как человек истекает кровью, зная, что можешь шёпотом нескольких слов вернуть его к жизни, — было тяжело. Последнее время он пытался лечить так, чтобы этого никто не замечал: заживлял внутренние раны, останавливал кровотечения лишь настолько, чтобы раненый мог дожить до перевязки. Шрамы и кровь оставались, а жизнь — возвращалась. Но даже эта хитрость не помогала скрыть правду: из всех патрулей барона только его отряд почти всегда возвращался домой с минимальными потерями. Люди видели это, делали выводы, и, не доверяя удаче, начинали следовать его примеру.

Они учились держать щит к щиту, подстраиваться друг под друга, работали с короткими луками, потому что дальние стрелы в ближнем бою были бесполезны. К весне Саймон, сам того не заметив, превратил разрозненный сброд в сильный отряд.

Весной в их жизни впервые с тех пор, как он вошёл в Яму, возникло что-то, напоминающее рутину. Он только начал привыкать к этой размеренной жизни, как Фрея однажды сказала ему, что ждёт ребёнка.

— Правда? Ты уверена? — спросил он тогда. Это оказалось неверным ответом. Она разрыдалась, отвернулась, и несколько часов после этого даже не смотрела в его сторону.

Позже они поссорились. Он извинялся, не понимая, за что именно. Всё же он был в полном смятении. Ему было всего тридцать, и он понятия не имел, готов ли стать отцом. Такой разговор он никогда не планировал — и уж точно не думал, что он случится вот так, внезапно. Но со временем Саймон научился улыбаться в нужные моменты, казаться счастливым, и этого оказалось достаточно, чтобы успокоить Фрею. А сам он продолжал обдумывать, что с этим делать.

Он заставил себя взглянуть на ситуацию иначе: из всех бед, что могла подбросить ему Геладис, это была, пожалуй, самая лёгкая. Он даже начал ощущать радость, когда новость о ребёнке вытеснила из мыслей его тревоги. Но прошло всего несколько дней, и к ним приехал гонец с известием, что на востоке замечены орки.

Двумя днями ранее Саймон едва уговорил барона отпустить себя с военной службы на время, чтобы немного передохнуть. И вот — весть о надвигающемся разорении. Орда орков, по слухам, двигалась прямо в их сторону. Последний месяц приносил дурные знаки: участились стычки с кентаврами, и теперь картина сложилась окончательно. Кентавры уходили на запад, воюя с людьми не от жадности, а от страха. Их теснили орки, вытесняли с родных земель.

Весть была мрачная. Барон Кровара держал её в тайне так долго, как мог, надеясь избежать паники. Но когда к стенам города начали стекаться беженцы, опалённые страхом, пыльные и истощённые, уже никто не мог делать вид, что опасности нет.

Паника всё равно пришла.

— Мы уедем? — тихо спросила Фрея, нарушая напряжённую тишину. — Говорят, в орде тысячи воинов. Никто не сможет им противостоять.

Саймон молча вздохнул и опустился рядом с ней на постель, чувствуя, как усталость сжимает виски тугим обручем.

— Если все говорят одно и то же, скорее всего, истина совсем в другом, — пробормотал он, глядя в потолок.

Он объяснил, что слухи раздувают страхи, как кузнец раздувает горн. В действительности же врагов было от силы несколько сотен, пусть и грозных, способных вырезать втрое больше собственных численностью людей. И всё же — Кровар располагал немалым числом тех, кто умел держать меч или тетиву арбалета. Вполне достаточно, чтобы дать отпор.

И всё же тревога грызла его сильнее, чем он готов был признаться, даже самому себе. Он боялся не только за Фрею, но и за ребёнка, чья крохотная жизнь только начинала биться в её чреве. Но уходить? Дорога и прежде была опасной, даже когда они были вдвоём. Сейчас же, с ней, беременной, наводнённые беженцами пути стали бы смертельной ловушкой. Их бы не пощадили ни люди, ни звери.

Он ничего из этого не сказал. Лишь пообещал подумать. Она прижалась к нему, и вскоре их дыхание стало ровным, но Саймон не спал. Решение он принял ещё до того, как глаза его закрылись.

Утром он отправился прямо к барону. План, что родился в его голове ночью, был скорее лоскутным одеялом из того, что он когда-то видел в старых боевиках и фантастических фильмах. Безумие? Возможно. Но другого у него не было.

….

— Милорд, — начал он, сдерживая волнение и придавая голосу уверенность, — эту армию необходимо остановить. И единственное место, где мы можем это сделать, — здесь. Нужно позволить им дойти до Кровара. Даже заманить, если потребуется. А затем разбить их у восточной стены.

Барон вскинул бровь и чуть склонил голову.

— Восточная стена? Почему именно она? Мой сын убеждает меня, что нам следует отступить в башню и запереться, выжидая, пока им надоест осада. Ходят слухи, что армия орков так велика, что ни граф, ни даже король не успеют послать нам помощь вовремя.

Саймон кивнул, соглашаясь, но заговорил уверенно и чётко.

— Орки движутся, как саранча, — пояснил он. — Они не носят с собой припасов и не могут долго оставаться на одном месте. Они вынуждены идти вперёд, иначе умрут с голоду. Они нападут с востока, ведь оттуда пришли. И атаковать будут ночью, потому что зелёные твари ненавидят солнце и свет. Но мы будем готовы. У них нет ни таранов, ни штурмовых лестниц. Мы выставим копейщиков вдоль стены, чтобы не дать им взобраться, а сверху осыплем стрелами, как дождём.

Из угла комнаты донёсся усмешливый голос Вартена, старшего сына барона.

— Стрелы только разозлят орка, — с надменной уверенностью произнёс он. — Разве ты ничего не знаешь?

— Я знаю, что любую тварь можно свалить стрелами, если пускать их достаточно долго, — резко бросил Саймон, едва не оговорившись и не сказав «пулями». Его голос был натянут, как тетива. — Мы удержим их у стены, измотаем, а когда наступит утро и они начнут задумываться о том, не пора ли отступить, тогда мы ударим. Выпустим кавалерию из-за линии деревьев и сомкнём их у стены, как капкан. И раздавим.

Барон вздохнул тяжело, как человек, который за последние дни слышал уже слишком много безнадёжных речей.

— Всё, что ты описал, звучит достойно... — начал он устало, — но нам не хватит людей. Орки будут здесь меньше чем через две недели.

Саймон медленно покачал головой.

— Больше солдат, конечно, было бы лучше. Но, думаю, хватит и тех, кто у нас есть. — Он говорил уверенно, хотя знал, что это тонкий лёд. — Основные силы мы спрячем в лесу, на лошадях. А в руки каждого крестьянина и каждого беженца, что ещё способен держаться на ногах, вложим копьё или лук. И скажем им прямо: они — всё, что стоит между их семьями и гибелью. Кровавой, мучительной гибелью.

Барон молчал. Его взгляд стал тяжёлым, как старый доспех, но в конце концов он кивнул.

— Пусть будет так, — сказал он негромко, и в этот миг Саймон понял: барон принял решение. Какое бы оно ни было.

Вартен, старший сын, был вне себя. Он с шумом отодвинул стул и ринулся к дверям, бросив напоследок:

— Этот план безумен. Никто за ним не пойдёт!

Саймон смотрел ему вслед с выражением, в котором не было ни злобы, ни обиды. Лишь усталая насторожённость.

Он не мог сказать, что Вартен ошибался. Да, план был рискованным. Но только чуть-чуть. В его мире, в старых фильмах, подобные орды всегда имели на своей стороне троллей, катапульты, осадные башни… Но здесь всё было иначе. Здесь были просто дикари. Стая безжалостных, одержимых ненавистью существ, вооружённых тем, что успели захватить в своих налётах. И Саймон собирался встретить их подготовленным.

С каждым днём всё больше людей стекалось в Кровар — за надеждой на спасение, которую сулили стены города. И с каждым днём их труд становился всё лихорадочнее. Кузнецы ковали до изнеможения, не разгибаясь до самой ночи. Мужчины и юноши учились держать оружие, стрелять, стоять плечом к плечу.

План Саймона был прост: лишить орков их главного преимущества — силы и массы. Сделать так, чтобы каждый их шаг был тяжёлым, каждое движение встречало сопротивление.

В тот день, когда дозорные с башни впервые увидели чёрное пятно орды на горизонте, Саймон молча вложил короткий клинок в ладонь Фреи. Он сжал её пальцы вокруг рукояти, холодной и шероховатой, и пообещал:

— Я тебя защищу.

Но Фрея только тряхнула головой, глаза её блестели от слёз и злости.

— Мы могли уйти, — прошептала она. — Мы могли быть далеко отсюда. Почему ты не ушёл?

Она была почти на шестом месяце, живот заметно округлился, походка стала осторожной и медленной. Да даже если бы он согласился тогда, уйти было бы уже некуда. Но Саймон знал: для неё важно только одно — чтобы он остался жив.

А для него важно было обратное. Он сделает всё, чтобы она пережила эту ночь.

В последний раз взглянув в её глаза, он молча повернулся и ушёл. Шаг его был твёрд. На лицах людей читалось напряжение, но он не позволил себе дрогнуть. Время жалости давно прошло. Оставалась только решимость.

Орки достигли стен незадолго до полуночи. Мрак ночи был изломан факелами, разрываем светом, который они ненавидели. Саймон поднялся на стену и поднял руку, подавая знак.

— Первая залп! — скомандовал он.

Тетивы запели. Стрелы взмыли в ночное небо, как рой черных ос, и опустились на врага. Арбалеты глухо щёлкали, копья падали сверху. Запасов стрел, конечно, не хватило бы на весь бой, но Саймон поклялся себе: каждое древко, каждая сталь найдут цель этой ночью. Каждый выстрел увенчается зелёной кровью.

Саймон поднялся на стены ближе к двум часам ночи, как раз тогда, когда одного из стражников сорвали с крепостного прохода и увлекли вниз, в кипящее месиво тел. Орки толпились у подножия стен, и хотя большинство безуспешно пытались взобраться на гладкий камень, некоторые были более изобретательны. Они бросали крюки, цепляясь за верхние камни, и рвали древнюю кладку, как дикари, пытавшиеся разломать кость, чтобы добраться до мозга. Они срывали кирпич за кирпичом, один за другим, передавая тяжелые блоки вниз, словно строили лестницу из обломков, чтобы сделать стену ниже, доступнее.

Это работало. И это не входило в план Саймона.

Как и предупреждал Вартен, стрелы не причиняли им существенного вреда. Он был прав — орки, игнорируя острие стрел, ломали стену голыми руками. Саймон изо всех сил перерезал верёвки, на которых держались крюки, но даже этого было недостаточно. Южный участок западной стены содрогался, теряя прочность, как старый зуб, готовый выпасть.

Их спас только рассвет.

Едва на востоке разлился ложный рассвет, орочьи вожаки, до сих пор осатаневшие от жажды крови, вдруг начали колебаться. Как будто сама тьма отступала, отбирая у них храбрость, нагоняя сомнения. Но было уже поздно. Когда они повернулись, собираясь прекратить штурм, в утренней дымке раздался протяжный звук рога. Из-за линии деревьев показалась кавалерия — яростный поток стали и плотных рядов щитов, сверкающих копий и знамен.

— Открыть ворота! — крикнул Саймон, и стражники повиновались без промедления.

Он бросил в бой всех, кто ещё мог держать меч. Каждый, кто был способен нанести удар, вышел за стены к рыцарям. В начале этой кровавой ночи орков было не меньше трёх сотен. Теперь — едва ли половина. Но и этого хватило бы, чтобы переломить исход битвы, если бы они не были измотаны и ранены. Сражение длилось часами. Земля, пропитанная кровью, стала скользкой, и шаг стоил усилий, как шаг по льду. Однако орки дрогнули. Их силы иссякли, а с ними ушла и дикость, питавшая их бойню. Их перебили до последнего, а те, кто пытался бежать, были настигнуты конными копьями.

Погибло несколько десятков людей. Но победа была за ними.

Саймон стоял на стене, задыхаясь от облегчения и гордости. По всему лагерю раздавались рыдания и смех — одни падали на колени, благодаря богов, другие обнимали друг друга, не веря, что они выжили, что это конец. Это была величайшая победа, какую только знал этот край за последние десятилетия.

Но Саймон не задержался на стенах. Он бежал домой.

Он должен был рассказать ей. Должен был первым сообщить эту новость. Он мечтал об этом моменте. Вот он — герой. Он спас их. Он сдержал слово.

— Мы сделали это, любимая… мы… — Он не договорил. Слова оборвались, превратились в беззвучный выдох, как будто в грудь вонзили нож.

Они обернулись одновременно — Фрея и Вартен. Он увидел это. Увидел их губы, всё ещё слишком близко. Их взгляды, слишком растерянные, слишком виноватые.

Он спас всех. Он вернулся домой победителем. Но его собственный дом пал.

В день, что должен был стать для Саймона величайшим, он узнал, что проиграл всё, что действительно имело значение.

http://tl.rulate.ru/book/131091/5845000