Готовый перевод Twelve Moons and a Fortnight / Двенадцать лун и две недели: Глава 8

Пристань Лотоса, Юньмэн Цзян в Облачные Глубины, Гусу Лань

Ваше превосходительство, последние несколько недель Вэй-цзунчжу работал до изнеможения; он и остальные члены Совета начинают новый проект, на завершение которого могут уйти месяцы, хотя, конечно, цзунчжу сам делает большую часть приготовлений. Поэтому я взял на себя его переписку, пока у него не будет времени снова заняться ею. Моё имя Юй Чжэньхун из Юньмэна и Мэйшань, заместитель лидера Ордена Цзяна, а теперь и лидера Ордена Вэя, а также их третий шиди перед падением Пристани Лотоса. Обращаюсь к Вам, чтобы сообщить, что Ваша посылка благополучно прибыла в Пристань Лотоса пять дней назад, и Вэй-цзунчжу был очень доволен Вашим письмом и одеждой, которая прилагалась к нему.

Поскольку Вы упомянули, что хотите посмотреть, насколько они подходят господину Вэю, я взял на себя смелость заказать его портрет для Вашего Превосходительства. На нём Вэй-цзунчжу восседает на лотосовом троне, одетый в новые мантии и держит на коленях котёнка лидера Ордена Цзян (потому что кот, этот испорченный маленький зверь, не оставляет его ни на минуту, кроме тех случаев, когда тот находится в ванной). Я потратил на картину больше, чем ожидал - это стоило две серебряные монеты сверх стоимости простого наброска, чтобы портрет раскрасили и позолотили сусальным золотом - но цена того стоила, потому что у Вэй-цзунчжу были ваши золотые гребни в волосах и позолота красиво подчеркивает их.

Если Вы хотите написать напрямую художнику для того, чтобы в будущем заказать ещё портреты, её адрес будет наклеен на обороте конверта. Леди Линь Хуэйинь обладает даром рисовать лица и фигуры без привязки, если всего однажды видела их, так что Вы можете заказать любое произведение искусства, которое вам нравится, если Вы хорошенько его опишете.

Возвращаясь к служебным делам, мой хозяин попросил меня сказать Вам, что он скучает по Вас и молодому Лань Сычжую, и что он думает о Вас днём и ночью, независимо от того, что он делает и куда идёт. Он надеется, что Вы здоровы, и что Вы спите, едите и отдыхаете, как положено, и следите за тем, чтобы Лань Сычжуй делал то же самое. И Цзэу-цзюню он выражает свою симпатию, а так же посылает несколько свитков, которые купил вместе с пакетом благовоний, что помогут ему заснуть, если в этом возникнет необходимость.

И, наконец, как верный слуга Вэй-цзунчжу, я заверяю Вас, что Ваши собственные письма не коснётся ничья рука, кроме его, так что Вы можете свободно говорить с господином своего сердца, не опасаясь, что кто-то другой может посягать на это. Я помогу ему ответить, если он захочет, чтобы я это сделал, но на этом всё; любые секреты, которыми  вы обменяетесь между собой, останутся в тайне, если только Вэй-цзунчжу не сочтёт необходимым рассказать мне о них.

С уважением, Юй Чжэньхун.

* * *

Облачные Глубины, Гусу Лань в  Пристань Лотоса, Юньмэн Цзян.

Уважаемая художница Линь, Ваш предыдущий клиент упомянул мне, что Вы можете рисовать фигуры по памяти, лишь мельком взглянув на них один раз, и любезно прислал мне одно из Ваших произведений в подарок. Я хочу заказать ещё один портрет того молодого человека, которого Вы рисовали для господина Юй Чжэньхуна. Хотя и не в такой позе; если Вам не трудно, не могли бы Вы сделать полноценный портрет лидера Ордена Вэя, одетого в простую домотканую одежду и сидящего у цветущего лотосового пруда с ребёнком на руках? Я приложил для справки портрет ребёнка. И на портрете малыш обязательно должен цепляться за лидера Ордена Вэя, как это часто делают маленькие дети, когда их держат близко. Я оставляю прочие детали на Ваше усмотрение, а для оплаты прилагаю две золотые монеты. Если этого недостаточно, напишите, пожалуйста, и дайте мне знать нужную сумму, так как господин Юй не сообщил мне, как много может стоить такая картина.

С благодарностью, главный заклинатель Лань Ванцзи.

* * *

Пристань Лотоса, Юньмэн Цзян в Цзиньлинтай, Ланьлин Цзинь.

Цзян Чэн, есть два государственных вопроса, которые я намерен рассмотреть в течение следующих нескольких месяцев, и я не боюсь ни одного из них. С ними будет легко управиться, как я надеюсь, но Чжэньхун посоветовал мне сначала написать тебе, а не заниматься самоуправством и не опорожнять сундуки Юньмэн Цзяна без твоего ведома. Чтобы быстро уладить дела, я, повинуясь нашему дорогому шиди, излагаю в письме свои планы, чтобы ты мог их исправить, как посчитаешь нужным. В прошлом месяце у нас были проблемы со свирепыми трупами в восточном квартале, как я тебе говорил, и, по крайней мере, три четверти из них были гражданами Юньмэна, которые погибли по разным причинам. Среди прочих, были две жертвы убийства, утопленники и муж-рогоносец, покончивший жизнь самоубийством, когда его жена ушла от него к любовнику. После того, как тела упокоили, у меня возникла идея совершить обряды душевного покоя для каждого ребенка, рождённого в пределах наших границ, а не только для детей совершенствующихся. Если бы мы могли заставить и другие великие Ордены последовать нашему примеру, не совершенствующиеся во всех четырех областях перестали бы бояться ходячих трупов через поколение или два.

Подумай об этом, Цзян Чэн! Мы не будем жить вечно, чтобы пожинать плоды такого предприятия, но это сделает Юньмэн более безопасным для твоих детей и детей твоих детей, и поэтому это должно быть сделано, независимо от того, сколько денег и времени мы должны будем потратить на это достижение.

Я планирую разослать уведомления родителям всех детей младше пятнадцати лет или около того с просьбой прийти в зал магистрата в ближайшем крупном городе и принять участие в обряде, и хочу предложить денежное вознаграждение для тех, кому путешествие может показаться трудным. Чжэньхун рассчитал стоимость, и мы решили, что вполне можем себе это позволить, если в следующем году поднимем налоги на ланьлинские шелка на четверть процента. Так что, всё должно быть в порядке.

Что касается второго вопроса, я думаю, он может быть очень близок твоему сердцу, как и мне – и даже Цзинь Лину, хотя и по совсем иной причине. Ты знаешь традицию отца дяди Цзяна, который первым начал каждый год совершать инспекцию по Ордену, чтобы увидеть, как живут люди в отдаленных городах. Ты честно придерживаешься этого обычая, поэтому в этом году я отправился в путь со свитой вместо тебя...

* * *

- Чжэньхун! - Вэй Усянь зовёт шиди из своей спальни, где стоит наполовину облачённый в богато расшитую  мантию, которую Лань Чжань прислал ему две недели назад. - Чжэньхун, ты уже одет? Я не могу завязать этот пояс... О, снова не так! - Он тянется к туалетному столику и закрепляет скользящую ткань одной из лотосовых булавок, надёжно зафиксировав её золотой иглой. Потом он бросает взволнованный взгляд на своё отражение, чтобы убедиться, что длинный хвост, спускающийся с макушки, все еще гладкий, и облегчённо вздыхает. - Как, чёрт побери, шицзе умудрялась справляться со всей своей невероятной одеждой и бесконечными украшениями, когда жила в Ланьлине? - с досадой спрашивает он у изумлённых зрителей, что оккупировали его кровать, а именно у Маленького Подснежника и троих детей Юй Чжэньхуна, которые ухватились за возможность понаблюдать, как он готовится к отъезду, пообещав, что не подпустят котёнка к нему в течение часа. - Я с трудом справляюсь с пучком волос в одиночку.

- Ты прекрасно выглядишь, Вэй-шушу, - говорит ему Юй Мэй, хватая Подснежника за хвост, когда тот в третий раз за утро пытается прыгнуть обратно в карманы Вэй Усяня. - Мама сказала, что Его превосходительству хорошо бы быть здесь, чтобы увидеть тебя.

- Я тоже так думаю, - смеётся Вэй Усянь, оборачиваясь, чтобы получше рассмотреть своё отражение в зеркале. К его удивлению, он действительно выглядит лидером Ордена. Ли Шуай удалось укротить его вечно лохматую шевелюру шестью новыми щётками и несколькими каплями розового масла для аромата, и что-то в её методе мытья волос сделало их сияющими как его шелковые мантии, как лунный свет на движущейся воде.

Благодаря вставкам на плечах его фигура смотрится немного шире - в конце концов, его телу всего двадцать три года, и оно выглядит юным, - но четкие линии ланьского кроя идеально подчеркивают его рост и узкую талию без акцента на молодость или изможденность тела. И не в первый раз Усянь задаётся вопросом, подошли бы ему эти мантии, будь они снежно-белого цвета?

- Вэй-шушу, - вздыхает Юй Джин. - Ты снова мечтаешь.

- Почему я не должен мечтать? - Он берёт девочку на руки и целует в лоб, прежде чем усадить её обратно на кровать - и, конечно же, Юй Мэй и Юй Мин тоже хотят поцелуев, что откладывает завершение сборов ещё на пять минут, потому что Маленький Подснежник воспринимает потерю ласки от Юй Мэй как личное оскорбление. - Это прекрасное утро, и мы с твоим папой отправляемся в путешествие с учениками. Почему мне не помечтать, А-Джин?

- Ты привезёшь нам что-нибудь?

- Если твой папа разрешит, то обязательно привезу, - обещает он. - Но только не кошку. Одного Подснежника хватит мне здесь за глаза.

- А что насчет ребёнка? - предлагает Юй Мэй, которая отчаянно хочет нового брата или сестру, в отличие от её отца и матери, так как те оба думают, что иметь трёх детей в семье более чем достаточно. - Они лучше кошек, и я хочу одного.

- У меня уже есть ребёнок.

- Есть? - спрашивает Юй Мин, и его карие глаза округляются, как пара тарелок. - Где?

- М-м-м... он в собственном доме, с Ханьгуан-цзюнем, в Гусу. Но я не могу поехать к нему, пока твой Цзян-шушу не вернётся домой.

- С Ханьгуан-цзюнем? Ханьгуан-цзюнь тоже его отец?

- Верно.

На самом деле он никогда не слышал, чтобы Сычжуй называл Лань Чжаня отцом или каким-либо другим вариантом этого слова, но его друг заверил его, что в Облачных Глубинах принято. Что мальчики используют формальные отцовские титулы, когда они вышли из детского возраста, и что он, в том же духе, начал называть своего собственного отца Цинхэн-цзюнь после того, как официально получил любезное имя.

- Тогда, Вэй-шушу, ты и Ханьгуан-цзюнь...

- Юй Джин! - рявкает Ли Шуай, материализуясь в дверном проёме с охапкой плащей, и мигом выпроваживает своих детей из комнаты. - Возьмите кота и возвращайтесь в детскую. У меня дела с твоим дядей, вы трое и так его задержали. Ваш отец и ученики уже ждут.

- Плащ? - Вэй Усянь посылает детям воздушные поцелуи, пока все трое не исчезают за углом. - Зачем, А-Шуай? Пока мы летим, он будет мешать.

- Шисюн, - вздыхает она, - кто из нас был главным учеником в былые времена?

- Гм. Я?

- А кто из нас отличался умом не по годам, когда мы учились в Гусу?

- ... Цзян Чэн?

Ли Шуай хлопает его по руке:

- Ты не можешь летать, идиот. Забыл? И другие тоже не могут, раз уж ты их ведёшь. Вы все едете верхом, отсюда и плащ.

- Я забыл, но я... подожди, как Чжэньхун объяснил это? -  Он хмурится. - Только вы двое знаете, что моё ядро исчезло, так почему ученики согласились?

- Все хотят иметь возможность увидеть Старейшину Илина поближе, и у них появился шанс хорошенько тебя рассмотреть, - объясняет Ли Шуай. – Так что, ученикам понравилась идея поехать с тобой верхом, никто не возражал.

И с этими словами она накидывает ему на плечи чёрный бархатный плащ, но потом заменяет его другим, такого же глубокого оттенка, как остальная одежда. Длинным полуночно-синим с подкладкой из малинового шёлка, как зимняя переспелая слива, что раскололась, обнажив красную плоть внутри. После того, как плащ застёгнут на шее ещё одной золотой булавкой, на этот раз в форме спирали из облаков вместо лотосов, Ли Шуай добавляет на пальцы Вэй Ина пару серебряных колец и подталкивает его к двери, наказав зайти на кухню и позавтракать, прежде чем присоединяться к остальным в главном зале.

- Убедись, что ты ешь достаточно, чтобы твёрдо стоять на ногах, хорошо? -  добродушно ворчит она. - Не доставляй А-Хуну неприятностей, или ответишь передо мной, когда вернёшься домой.

- Хорошо, хорошо, - улыбается Вэй Усянь и, в ответ на лёгкое касание тёплых губ к своей щеке, коротко целует женщину в лоб. - Я буду в порядке, А-Шуай. Не волнуйся.

* * *

На двенадцатый день путешествия - после целой недели, проведённой либо верхом на лошади, либо в беседах с местными властями о своей новой политике успокоения душ, либо на многочасовых собраниях, что он устраивает в каждом городе для простых обывателей, которые не в состоянии приехать в Пристань Лотоса со своими проблемами - Вэй Усянь нарушает данное А-Шуай обещание и под палящим летним солнцем Юньмэна с едва ли двумя ложками каши в желудке больше не может удержать себя в вертикальном положении. Он поверхностно дышит, временами задыхается и опасно раскачивается в седле, а когда делегация Пристани Лотоса въезжает в Юньпин, почти ничего не соображая,  направляет свою лошадь прямиком на телегу с капустой. Юй Чжэньхун прыгает вперёд, выхватывает поводья из рук Усяня и громким криком отправляет учеников с достаточным количеством денег заказать себе поздний завтрак, перед тем, как отправиться к первому, похожему на гостиницу строению и оплатить для уставшего лидера номер.

Вскоре после этого его хозяин засыпает беспокойным сном, ворочаясь на кровати с золотым балдахином и красно-золотым атласным одеялом. Чжэньхун удивился бы этой роскоши, если б так не волновался за шисюна. Но комната была в наличии, и хозяин пообещал им горячую еду, так что он бережно снимает тяжёлые одежды и драгоценности со своего друга и заменяет их спальным халатом. После этого Чжэньхун просит ледяную воду и несколько тряпок, которыми он вытирает лоб Вэй Усяня, а затем свои собственные потные от напряжения руки. Когда же Вэй Усянь чувствует себя более комфортно и спит уже намного спокойнее, Чжэньхун устраивается на ранний обед, и целый час предаётся полным вины размышлениям.

Знаки были видны задолго до того, как они покинули безопасную Пристань Лотоса, понимает он. Но когда его хозяин начал отказываться от еды и лежал в постели до полудня (после того роскошного подарка, присланного из Облачных Глубин), Чжэньхун свёл странную бледность Вэй Усяня к любовной тоске и больше не думал об этом. Но тоска по любви не могла объяснить внезапную неприязнь Вэй Усяня к любой пище, которая была слишком жирной, слишком кислой или слишком острой, или его нежелание поднимать что-либо тяжелое во время занятий с учениками. Однажды утром он чуть не упал в обморок после попытки поднять Юй Мэй, но потом он только смеялся и винил в своей слабости несварение желудка, совершенно обманув Чжэньхуна и Ли Шуай, которые поверили его словам и вскоре вовсе забыли об этом инциденте.

- Я же чувствовал, что что-то не так. Я не должен был так легко верить ему, - расстроено вздыхает Чжэньхун. - Я был последним дураком.

- Что такое, А-Хун?

- Шисюн! – вскрикивает тот, поспешно возвращаясь к кровати и помогая Вэй Усяню сесть. – Медленно, медленно. Теперь посиди минутку и выпей прохладной воды, ты ...

- Что случилось? - стонет Усянь, пытаясь встать, и одеяло сползает на его тонкую талию. - Мы… мы как раз подъезжали к Юньпину, а потом… Там была капуста. Много капусты.

Заместитель нервно смеётся:

 - Ты чуть не протаранил лошадью телегу с капустой, Вэй-цзунчжу. Как ты сейчас? Тебе лучше?

- Думаю, немного.

- Хорошо, - мрачно кивает Чжэньхун и ставит поднос с едой на колени Усяня. – Ты давно не проводил лето в Юньмэне, шисюн.  Твоё тело не выносит солнце так хорошо, как раньше, поэтому мы останемся здесь ещё на один день, а после устроим собрание, но закончим его до наступления темноты. Я больше не позволю тебе перенапрягаться! А теперь, когда новое правило установлено, изволь объяснить, о чём ты думал, часами разгуливая в жару натощак и даже не сообщив мне, что ты болен.

- Дело не в том, что я тебе не говорил. - Его шисюн кусает губу. - Пока ты не сказал всё это вслух, я просто не замечал.

- Что? Но у тебя поднялась температура, ты даже в седле удерживался лишь чудом!

- Я имею в виду, что это было не намного хуже, чем обычно.

- Обычно? - Голос Чжэньхуна взвивается так высоко, что на столе дрожит посуда, и он сжимает пальцы на своём колокольчике, чтобы не сорваться и не встряхнуть Вэй Усяня за плечи. – В каком  смысле «обычно»?

Повисает долгая пауза.

- Вэй Усянь!

- Я был болен с тех пор, как Мо Сюаньюй вернул меня, - наконец, признается Усянь, мрачно тыкая палочками в тарелку с едой, стоящую у него на коленях. - Хотя сначала всё было не так уж плохо. И Цзян Чэн… - Он закрывает глаза, и следующий два предложения срываются с его губ, как вода, стекающая по плотине. - Что-то случилось, я думаю, когда он ударил меня Цзыдянем в первый раз. Затем он использовал его снова, когда я наткнулся на вас в Цинхэ, и с тех пор мне никогда не становилось лучше.

- Я не понимаю, - шепчет Чжэньхун, внезапно чувствуя, что земля уходит у него из-под ног. - Мо Сюаньюй вызвал тебя, не так ли? Ты не украл это тело, оно даже выглядит так же как прежнее. Но потом ты упал после того, как Цзян-цзунчжу ударил тебя, и Ханьгуан-цзюнь забрал тебя с собой в Облачные Глубины...

- Совершенно верно, - кивает Усянь, выглядящий более усталым, чем заместитель когда-либо его видел. - Когда он связал меня Цзыдянем в гостинице в Цинхэ, казалось, что мои меридианы вот-вот рассыплются на куски. А что касается моего нижнего даньтяня... Он горел так же, как когда Вэнь Цин вытаскивала моё золотое ядро. Я особо не думал об этом тогда, потому что у меня была метка проклятия с тела Цзинь Лина, но потом я вспомнил мадам Юй, после того, как всё было кончено, и...

- Она использовала на тебе Цзыдянь в день падения Пристани Лотоса, и тогда всё было по-другому.

Вэй Усянь снова кивает и отпивает немного супа.

- Вероятно, дело не только в Цзыдяне, - помолчав, продолжает он. - Я продолжаю выздоравливать - во всяком случае, мне становится почти хорошо - а потом становится хуже. Так что, со мной всё ещё что-то не так.

- Вы писали об этом Цзян-цзунчжу?  - в отчаянии спрашивает Чжэньхун. - Или Ханьгуан-цзюню? Целители в Облачных Глубинах - лучшие среди всех четырех сект, так почему бы тебе просто...

- Лань Чжаню есть о чём беспокоиться, А-Хун, - бормочет Вэй Усянь. - Он взял на себя дела Цзэу-цзюня как лидера Ордена и разгребает последствия деяний Цзинь Гуанъяо как главного заклинателя, и он всё же нашёл время, чтобы прислать два набора мантий-талисманов для меня, так как я не могу носить меч. Пусть пока он остаётся в неведении, а? Я пойду к врачу, когда мы вернёмся в Пристань Лотоса, но на этом всё!

И с этими словами он снова засыпает. Чжэньхуна молча собирает пустые тарелки и зовёт служанку, чтобы отдать их. А дальше, словно в насмешку, день заместителя становится ещё хуже, потому что один из учеников, спотыкаясь и отпихивая служанку  с дороги, влетает в комнату и замирает в поклоне на добрых две минуты, прежде чем поднять голову и умоляюще взглянуть на Чжэньхуна. Лицо ученика, заторможено отмечает тот, краснее варёного лобстера.

- Юй-цяньбэй! – Юноша почти скулит. – Остальные… Все задаются вопросом, почему вас так долго не было, почему ты привел лидера Ордена сюда?

- Он болен, А-Шун.  - Чжэньхун морщит брови. - Он едва дошёл до постели. Ему нужно отдыхать, а не разгуливать по городу.

- Я не это имел в виду, Юй-цяньбэй. Разве ты не знаешь, что это за место? - стонет ученик, и голос его звучит опасно близко к слезам. - Мы вернулись за тобой, и я собирался войти, но потом Суин указала на красные фонари на крыше, так что...

Он указывает на шелковые занавески вокруг кровати, на расшитое кисточками одеяло, в которое по плечи укутан Вэй Усянь, на толстые мягкие ковры и позолоченную мебель, и тут на Чжэньхуна накатывает осознание содеянного. От ужаса заместитель едва не упал. Как мог он, доверенная правая рука и любимый шиди двух лидеров Ордена Юньмэн Цзян так опозорить своего хозяина, своих подопечных и всех своих предков, приведя своего невинного шисюна прямиком в бордель.

Цзян-цзунчжу однозначно убьёт его. Если А-Шуай не сделает это первой.

* * *

Когда Вэй Усянь снова просыпается, ему кажется, что он плывёт в сине-пурпурном море.

- Цзян Чэн, - сонно бормочет он, толкая человека, держащего его за руку, пока комната вновь не приобретает фокус. - Ты должен быть в Ланьлине. Вернись к нашему племяннику, ты нужен ему.

Но проморгавшись, он понимает, что рядом не Цзян Чэн.

- Вэй-цзунчжу, - хрипит Юй Чжэньхун, опускается на колени и кланяется так низко, что его лоб касается пола. - Я опозорил тебя. Прости меня.

Вэй Усянь недоумённо моргает:

- Что?

- Ты в борделе, Вэй-цзунчжу, - услужливо кричит одна из учениц.

«А это как понимать? Что делает эта толпа учеников в моей спальне?» - ещё больше теряется Усянь.

- Юй-цяньбэй бросился в ближайшую гостиницу, когда ты заболел этим утром, - продолжает докладывать девушка. - Но потом я поняла: это вовсе не постоялый двор, и послала А-Шуна сказать ему.

- Тебе не нужно было меня посылать, - жалуется А-Шун, явно не из-за шока. - Ты девушка, так почему ты сама не пошла вместо этого?

- Не перечь своей шицзе, - рассеянно говорит Вэй Усянь. Он садится на край постели и  толкает Чжэньхуна в плечо, призывая того встать на ноги. - И я чувствую себя намного сильнее, так что всё было к лучшему. Что теперь?

Ученики в растерянности смотрят на него и молчат.

- Хорошо, я должен отдавать приказы, - вздыхает Усянь. - А-Инь, А-Шун - возьмите мой кошелёк и найдите такую гостиницу, чтобы хватило места для восемнадцати человек. И, Чжэньхун, перестань выглядеть так, будто кто-то умер. Сейчас ещё не темно, и мы на день опережаем график. А что касается остальных, ведите себя хорошо и не входите, пока мы с Юй-цяньбэем разговариваем. Понятно?

Раздается стройное многоголосное «Да, лидер Ордена» и другие подобные заверения, и Суйин с А-Шун бегут прочь с мешочком цянькунь Вэй Усяня, который всё ещё почти полон серебра, что Лань Чжань послал ему в Цайи. Другие ученики отходят в дальний угол и с преувеличенным интересом начинают делиться друг с другом находками с рынка.

 А бедный верный Чжэньхун, который выглядит так, будто хочет умереть от стыда на месте, помогает Вэй Усяню облачиться в официальную мантию, подвязывает его волосы старой красной лентой и складывает золотые гребни в ящик.

- Так как мы собираемся объяснить наше пребывание здесь? – наконец, спрашивает Усянь, подпирая подбородок руками. - Мы не могли знать, что это бордель, но, боюсь, такой ответ не впечатлит местных жителей, и если мы потеряем лицо Ордена и Цзян Чэна, тогда ...

- Я велел ученикам войти в дом строем сегодня днём, - отвечает Чжэньхун. – То, что половиной из них были девушками, и то, что оружие учеников было обнажено, полагаю, послужит заявлением о том, что мы здесь по служебным делам. Возможно, чтобы изгнать привидение, раз ходили слухи об одном на этой стороне города три месяца назад, но в любом случае нам не нужно опасаться серьезного ущерба твоей репутации или Юньмэн Цзяна.

Вэй Усянь приподнимает бровь:

- Почему это?

- Цзян-цзунчжу издал новый свод правил после того, как стала известна правда о Ляньфан-цзуне, - объясняет заместитель. - Большинство из них касается благосостояния работников публичных домов и условий их содержания в заведениях, подобных этому. В одном из правил говорится, что сертифицированный бордель может принимать посетителей-мужчин только в течение двенадцати часов в день и эти часы должен быть согласованы с городским магистратом, чтобы барышни успели отдохнуть. Мы же приехали всего через несколько часов после рассвета, как они все легли спать.

- Вот почему обслуживающий персонал в приёмной отправил нас прямо сюда и оставил одних, - понимающе кивнул Вэй. Усянь. - Значит, днём это обычная гостиница?

- Люди часто приходят сюда во второй половине дня, чтобы поиграть в азартные игры, судя по тому, что Суйин удалось выяснить. Это менее... дурное заведение, чем некоторые.

- Благодарю богов за Суйин, - горячо произносит Вэй Усянь. - Мы бы остались здесь до начала рабочего времени, если бы она не послала А-Шуна, чтобы найти нас. Сколько у нас есть времени?

- Думаю, ещё четыре или пять часов.

- Хорошо. Тогда мы должны поскорее собрать свои вещи и убираться...

- Нет! Не пойду! Линь-цзе, нет!

На одну бешеную секунду Вэй Усянь думает, что это может быть крик одного из его собственных учеников, но младшему из них почти шестнадцать, он близок по возрасту к Цзинь Лину, а тонкий, пронзительный голосок явно принадлежал ребёнку. Он недоумённо смотрит на Чжэньхуна, Чжэньхун также смотрит в ответ, и ученики (им что, нечего делать?) смотрят на каждого из них по очереди, когда двери внезапно распахиваются, впуская крошечного мальчика лет двух и молодую женщину, спешащую за ним с маленьким халатом в руках.

- Не пойду!  - рыдает ребёнок, расталкивая пятерых ошеломлённых учеников на своём пути, прежде чем нырнуть под кровать. – Отец придёт! Он найдёт меня! Иди прочь!

- А-Ю, - умоляет женщина, отчаянно кланяясь в сторону Вэй Усяня. - Милый, твоя мама…

- Мама сказала, что отец придёт!

- А-Ю ...

- Нет! - И тогда ребёнок покидает место под кроватью и прячется в мантиях Вэй Усяня, натягивая ладошками темно-синие шелка на своё лицо, пока они полностью не скрывают его от всех. Это так сильно напоминает Вэй Усяню другого маленького мальчика - младенца, которого он держал и качал, чтобы тот заснул, и уговаривал есть горькие овощи, когда еды было мало. Ребёнка, который никогда не вставал утром с постели, пока Вэй Усянь не приходил, чтобы помыть его. Из груди вырывается тихий всхлип, ужасающе близкий к рыданию.

- А-Ю, - снова пытается женщина, - не беспокой молодого господина. Подойди сюда!

- Нет, - рыдает малыш, обвивая своими ручонками колено Вэй Усяня. - Хочу к моему отцу. Он приедёт за А-Ю, так сказала мама!

- А… Линь-гунян, не так ли? Может, ты напишешь отцу ребёнка, чтобы он забрал его?  - предлагает один из учеников Цзян, и тут же издаёт пищащий звук, когда младший двоюродный брат Чжэньхуна отвешивает ему подзатыльник. - Хань-сюн, что...

- У него нет отца, - говорит молодая женщина. – А теперь и матери. Он сирота.

- Разве у него нет другого опекуна? - спрашивает Чжэньхун, при этой мысли его губы искривляются. - Тогда не следует ли ему быть в детском доме Юньпина?

- Он и должен там быть, - вздыхает она. - Его мать умерла месяц назад, и мы уже тогда отправили бы его туда, но его мать была уверена, что отец А-Ю вернётся за ним, и часто говорила об этом маленькому сыну. Она вроде бы даже сообщила ему, когда целители сказали, что её уже не спасти, но он так и не пришёл. А теперь… - Женщина беспомощно показывает на А-Ю, который обвился вокруг ноги Вэй Усяня так плотно, что остальные почти не видят его из-за складок мантий. – Этот ребенок не хочет уходить из страха, что его отец будет скучать по нему. Он не виноват, что побеспокоил вас. Я должна была отвезти его в детский дом сегодня днём, но он выскользнул из моих рук прежде, чем я смогла вынести его на улицу.

- Кто его отец? - резко спрашивает Вэй Усянь. - Вы сказали, что его мать писала ему – она когда-нибудь упоминала имя?

Женщина качает головой:

- Нет, никогда. Она сказала, что пытается сохранить его честь.

- Его честь… - Вэй Усянь задыхается от гнева, чувствуя знакомый холодок негодования, шевелящийся в сердце, а пальцы сами тянуться, чтобы обхватить Чэньцин. - Его честь...

- Вэй-цзунчжу, - шепчет Чжэньхун, останавливая его руку. – Приди в себя! - Потом, он смотрит на женщину: - От чего умерла его мать, дева Линь? Есть ли здесь ещё какие-нибудь больные дамы?

- Её убила не болезнь, господин.

- Тогда что?

- Её лёгкие были покрыты рубцами, полученными во время пожара, когда она была молодой девушкой, - объясняет дева Линь. – Десять лет назад А-Синь работала горничной в Доме хризантем, то есть в борделе, который когда-то стоял на территории старого храма Гуаньинь, рухнувшего этой весной. И когда бордель горел, она была захвачена дымом на несколько часов, прежде чем пришла помощь. Тогда она, казалось, полностью выздоровела, и врачи думали, что она выживет, но несколько лет спустя рубцы в её легких начали распространяться, и распространялись до тех пор, пока она не перестала дышать.

- Так она задохнулась? - говорит поражённый Усянь.

«Цзинь Гуанъяо, Цзинь Гуанъяо - почему всё всегда возвращается к тебе в конце? Есть ли кто-нибудь, кого ты не обидел? Не Минцзюэ, моя шицзе, Цзинь Цзысюань, Цзинь Лин, Лань Сичэнь, Лань Чжань - даже эта бедная женщина А-Синь, которая умерла и оставила своего сына без матери, как и твоя оставила тебя».

- Отец придет! - настаивает ребёнок, его плач, наконец, уступает место утомительной икоте. - Он придёт.

«Но ты страдал так, как ни один ребёнок не должен страдать, - с болью думает Вэй Усянь, - и я не допущу, чтобы подобное повторилось снова».

- А-Ю. - Он протягивает руку под мантию и расслабляет крошечные пальцы, обвитые вокруг его ноги. - Выходи, А-Ю. Клянусь, тебя никто не заставит пойти в детский дом.

- Я остаюсь? - с надеждой говорит А-Ю, отступая и беря протянутую руку.  - А-Ю ждёт…

- Нет! - перебивает Вэй Усянь и подхватывает малыша на руки. - Твой отец не придёт, А-Ю. Но твоя мать, должно быть, сказала, что он отвезёт тебя в большой дом, где ... где мама будет носить красивую одежду, а А-Ю - есть пирожные.

- Мама говорила. Ты знал?

- Я приехал из дома даже более огромного, - говорит ему Вэй Усянь, едва сдерживая рыдания, и ребёнок доверчиво жмётся к его груди. - Мой дом построен на озере лотосов, и в каждой комнате есть окна почти до потолка, чтобы пропускать солнечный свет. Летом можно купаться в озере и есть пирожные из семян лотоса или играть с другими маленькими детьми в саду полном розовых кустов. А когда ты станешь старше, то сможешь учиться, чтобы стать образованным человеком или простым трудолюбивым человеком, работающим или практикующим, как мои ученики. И это будет твой дом так же, как и мой. Ты пойдешь со мной, А-бао?

- Лидер Ордена Вэй, - выдыхает Линь-гунян, наконец, осознав, кто перед ней. – Это… У Вас не то чтобы...

Одна из учениц протягивает руку и хватает её за локоть, и вся комната проваливается в дрожащую тишину, когда крохотное лицо А-Ю хмурится:

- Но отец...

- Я буду твоим отцом, если ты позволишь мне. - Вэй Усянь ставит мальчика на пол и опускается перед ним на колени, чтобы он и А-Ю смотрели друг другу глаза в глаза. - Но отец это кто-то особенный, я знаю, так что, если хочешь, я могу быть твоим Вэй-шушу.

У мальчика перехватывает дыхание:

- Вы хотите быть моим отцом?

Вэй Усянь кивает и протягивает руки - и в этот момент его жизнь в сотый раз меняется навсегда.

* * *

...и поэтому, создавая приюты для сирот в каждом городе, Цзян Чэн, ты позаботишься о том, чтобы никогда не появлялось ещё одного Вэй Усяня, чтобы никогда ни один ребенок не оставался на улице и не просил у прохожих еды. В мире, где еды так много, ни одна маленькая душа не должна голодать.

Но если нет безопасного места, куда отчаявшейся женщина могла бы обратиться, когда все остальные покинули её, рано или поздно, будет ещё один Цзинь Гуанъяо, и ещё один маленький A-Ю, и ещё тысяча детей, рожденных от боли и без защиты семьи. Таким образом, моё второе предприятие - построить женское убежище возле самой Пристани Лотоса, хотя я ещё не уверен, как этого добиться. А-Хун считает, что мы справимся с этим, но я буду дожидаться твоего ответа, прежде чем выносить свои планы на совет.

Ваш любящий брат, Вэй Усянь.

PS. Теперь, когда я ношу Сяо-Ю на спине, куда бы я ни пошел, Маленький Подснежник из зависти стал царапать пальцы на моих ногах. Я не могу сказать точно, но разве он не напоминает тебе кого-то?

* * *

Цзиньлинтай, Ланьлин Цзинь в Пристань Лотоса, Юньмэн Цзян.

Вэй Усянь, отец был счастлив называть тебя своим сыном, как я - называть тебя братом. Но больше чем нужно не бери, если ты опустошишь казну, я сломаю тебе ноги.

Всегда твой, Цзян Чэн.

PS. Игрушки и одежда в посылке от Гусу предназначены для Сяо-Ю, говорю на случай, если А-Лин забыл упомянуть это в письме. Я сказал Цзинь Лину, что у него теперь есть новый двоюродный брат, и уже на следующий день он пошёл в Цайи и потратил всё своё личное денежное довольствие на подарки для него. Он действительно твой племянник, не так ли?

PPS. Перестань смеяться над моим котёнком. Он идеален.

* * *

Пристань Лотоса, Юньмэн Цзян в Облачные Глубины, Гусу Лань.

Мой Лань Чжань, что бы ты подумал, если бы я вернулся к тебе этой зимой с младенцем на руках? (См. второе письмо А-Хуна для объяснения, поскольку между заботой о Сяо-Ю и заботой об Ордене у меня почти нет свободного времени, чтобы закрыть глаза по ночам).

Твой до конца этого мира, моё сердце, Вэй Ин.

* * *

А в нескольких сотнях миль от Юньмэна, в Облачных Глубинах, третий класс (включая одного молодого романтика из Балинг Оуян, который всё ещё на год отстаёт от трёх своих лучших друзей из второй группы) в шоке наблюдает за невероятной, немыслимой картиной: главный культиватор Ханьгуан-цзюнь, краснея, читает свои утренние письма, а потом целует бледно-фиолетовые страницы до тех пор, пока его губы не начинают неметь.

(Лань Цижэнь не ломает свой нефритовый жетон. Он этого не делает).

http://tl.rulate.ru/book/123067/5155462