Готовый перевод Harry Potter and the Never Ending Summer / Гарри Поттер и бесконечное лето: Том 1. Часть 1

Сб. 17 июня

Долгая поездка на машине от Кингс-Кросс сначала прошла в относительной тишине, пока трое Дурслей приходили в себя от угроз, которые они только что получили от четырех пугающе выглядящих взрослых волшебников. Однако тишина больше всего приветствовалась тем, кто долго ехал в машине без фамилии Дурслей. Гарри Поттер, «Мальчик, который жил», сидел на заднем сиденье позади своего дяди-кита и рядом с еще большим китом-кузеном. Первую часть долгой поездки на машине он провел в оцепенении, безучастно глядя в окно, пока пейзажи пролетали мимо в спешке. Однако на самом деле он ни на что не смотрел, так как его глаза были остекленевшими и слезящимися. Он надеялся, что больше никогда не увидит свою так называемую «семью», особенно после того, как два года назад узнал о своем крестном отце, Сириусе Блэке. Но теперь даже его самые большие надежды были снова разрушены, причем не кем иным, как его главным врагом и мучителем, Лордом Волан-де-Мортом.

Тот самый Лорд Волан-де-Морт, который был ответственен за смерть его родителей, за его надоедливый шрам, за жизнь с Дурслями и за террор в мире волшебников. Гарри всегда ненавидел Волан-де-Морта, с той самой секунды, как Ха́грид, полувеликан, рассказал ему о самом злом волшебнике эпохи, но сейчас его ненависть и ярость, которую он испытывал к нему, пылали внутри него и грозили поглотить его. Гарри казалось, что ему уже нанесли последние удары. Сириус Блэк, его крестный отец, был мертв. Гарри все еще не мог поверить в это, это произошло всего несколько дней назад, и все равно каждую минуту своих дней и ночей он заново переживал ту ночь в Отделе тайн. Он снова и снова наблюдал за тем, как Сириус медленно проваливается сквозь завесу, и все это время в его ушах звучал голос Беллатрисы Лестрейндж.

Беллатриса, даже мысль о ней заставляла каждый волосок на его шее вставать дыбом и заставляла его тело дрожать от подавляемой ярости, которая, как он чувствовал, пыталась овладеть им. Он знал, что ведет проигрышную битву, в любой день ярость возьмет верх, и он не думал, что сможет контролировать ее долгое время. Каждую ночь, начиная с Отдела тайн, его сны приходили с большей интенсивностью, но больше всего его пугала не интенсивность, а то, что он чувствовал после них. Он всегда был напуган, трясся и иногда плакал, но теперь растущая в нем ненависть омрачала все, теперь он хотел отомстить. И не просто оправданной или праведной мести, он хотел убить Волан-де-Морта и Беллатрису, и хотел, чтобы они испытывали боль, превосходящую воображение, боль, которую он чувствовал каждую секунду каждого дня. Он хотел, чтобы в их глазах был тотальный страх, как ему приходилось наблюдать страх в глазах окружающих его людей.

Когда он продолжал сидеть и смотреть в молчаливую машину, снова размышляя о последних днях, он почувствовал, как волна боли и паники снова прошла по нему, и он начал патетически рыдать в свои руки.

«Замолчи, мальчик», - рыкнул дядя Вернон с переднего сиденья, явно застигнутый врасплох плачем „урода“. Он тут же вспомнил угрозы не обращаться с «мальчиком» плохо, и его лицо застыло и начало произвольно менять цвет. Оно менялось от бледного и пастообразного до розового, красного и, наконец, фиолетового, где и оставалось в течение многих минут, пока все слышали, как дядя Вернон сердито бормочет про себя.

Гарри продолжал плакать, но после криков дяди стал намного тише. Тем не менее, он все еще встречал нервные взгляды своей тети Петунии, сидящей на пассажирском сиденье, а также своего слишком большого кузена Дадли, сидящего рядом с ним. Ни тот, ни другой никогда не любили Гарри и не относились к нему хорошо, но они оба очень нервничали, глядя на пятнадцатилетнего мальчика, который беззвучно плакал. Они никогда не видели, чтобы он плакал, злился - да, но никогда не срывался и не плакал. Они оба знали, насколько тяжела его жизнь с ними, и все же он никогда не плакал при них. Тетя Петуния сразу поняла, что что-то серьезно не так, раз мальчик ведет себя слабо перед ними, особенно перед Верноном. Они старались не обращать внимания на Гарри, так как бормотание дяди Вернона становилось все громче по мере того, как они приближались к Литтл Уингинг. Они остановились на подъездной дорожке у дома номер четыре по Тисовой улице, и трое Дурслей тут же вышли из машины и направились в свой идеально выглядящий дом, оставив Гарри одного заносить свой огромный школьный чемодан.

Двадцать минут спустя измученный Гарри поставил свой сундук у подножия своей крошечной кровати, а затем бесцеремонно упал на нее лицом вперед. Через несколько минут он услышал, как кто-то топает по лестнице и останавливается прямо перед дверью его спальни. Дверь распахнулась, и на пороге стоял его очень большой дядя с багровым лицом, глазами-бусинками и выпуклыми венами, выпирающими на шее и голове.

«Ты останешься в своей комнате; мне не будут угрожать такие, как ты. Тебе повезло, что тебя вообще еще пускают сюда», - крикнул дядя Вернон, после чего быстро вышел за порог и закрыл дверь спальни. Гарри услышал отчетливый звук, с которым он запер все шесть больших замков на внешней стороне своей двери, и просто лежал в кровати, ошеломленный тем, что ему не придется видеться со своей «семьей» в течение лета, несмотря на то, что он был заключенным в своей собственной комнате.

http://tl.rulate.ru/book/118723/4766238