Готовый перевод Спальня / Спальня: Часть 4

Беременность Мелоди далась супругам чуть более легко. Во-первых, Эрик и Кристина уже были чуть более опытны в этом вопросе, во-вторых, пока Кристину одолевал гнев, Эрик приносил из магазина много свежих фруктов и овощей — мадам Жири советовала, что правильное питание облегчает беременность — и Кристина заедала свой гнев, что пропадал от сладких яблок или сочной капусты. И в этот период обиды на него, Эрик будто снова перевоплощался в Ангела, незримо заботясь о супруге и наблюдая за ней издалека (попасться в такой момент ей на глаза — то же самое, что нарваться на скандал). А вечером он сбегал от нимфоманки к сыну — укладывал спать или что-то ему рассказывал, после чего уходил спать на диван в гостиной. На восьмом месяце и после он практически не отходил от неё, если только не был нужен Густаву, который очень хотел, чтобы родилась именно сестрёнка.

Когда супруги только привыкали к семейной жизни, многое оказалось для них в новинку. Для Эрика это было неодиночество, знание, что он не один дома, и что в доме есть тот, кто любит его, кому он нужен — раньше этого у него не было. Порой он вёл себя отстранённо. Кристина думала, что он боится навязываться, но он просто и подумать не мог, что кому-то, в данном случае, Кристине, может понадобится его присутствие, участие в чём либо или мнение. Для Кристины новым было значение, что она действительно нужна, что появился тот, кто защитит или успокоит, кто подарит ей семью. Кристина не испытывала всё это с гибели отца, что уже и забыла. Оттого иногда терялась, когда Эрик проявлял заботу или понимание по отношению к ней, учитывал её мнение, ставил на первое место. День за днём они открывали что-то новое в себе и друг в друге, в отношениях. Не только положительное. Ссоры тоже случались, без этого никак, учитывая их темпераментный характер. Раздражение, досада, злость — всё это тоже присутствовало в их жизни.

Секс тоже был ими изучен и раскрыт с разных сторон. Например, сильнее всего оба возбуждались ночью. Выяснили, что не только спальня, но и кухня, гостиная — любая горизонтальная или гладкая плоскость — идеально для утех. Им нравится любить, и нравится, когда любят их. Они любят завязывать друг другу глаза, чтобы чувства обострились, особенно сильно ощущения обострялись у Эрика, видимо, сказывались годы тактильного голода. И завязывать конечности, чтобы распалить предвкушение — этот метод больше всего действовал на Кристину. Они любят смотреть, пока возлюбленный ублажает себя — особенно, если место их утех — горячая ванна с пеной. Любят кусать… А открыли это для себя, когда Кристина, лёжа рядом с мужем, засунула свой палец ему в рот.

— Укуси меня, — попросила она, встретившись с Эриком взглядом и лизнув его ухо.

Они не планировали в ту ночь заниматься любовью, это получилось спонтанно.

Эрик обхватил своими пальцами её запястье, проведя языком по пальцу жены, ощущая вкус её кожи, затем пососал. Это было щекотно для Кристины. А затем, он прикусил зубами середину фаланги её пальца, отчего по телу девушки будто ток прошёлся, а затем — подушечку пальца. Кристина застонала, почувствовав томление внутри. Её свободная рука переместилась вниз, к штанам мужа. Это была жаркая ночка, с укусами, особенно прижимаясь спиной друг к другу. Кристина так ласкала его возбуждение и худое тело, находясь позади мужа, сидя с ним в кровати, попеременно кусая его в плечо, шею и ухо, пока он сосал её палец. Это стоило всего. Видеть то, как он задыхается от экстаза, чувствовать его голову на своём плече, знать, что он в её руках, что он хочет быть в её власти, что хочет её. Спустя полчаса, Кристина стояла на четвереньках в постели, а Эрик устроился позади, прижавшись своей грудью к её спине. Одна рука массировала её грудь, палец другой руки в этот момент был у неё во рту. В ту ночь каждый из них получил массу новых ощущений.

***

Ещё через два года родился Шарль — мальчонка с волосиками цвета меди, что на солнце отливали золотом, пронзительными голубыми глазами и бледной кожей. Их маленькая обезьянка. Ну а как иначе? Этот малыш, что не научился толком ползать, проделал путь от окна своей детской и до двери, стоило Эрику ненадолго отвернуться — Кристина с Густавом и Мелоди вернулись домой с прогулки, он видел из окна, как семья выходит из кареты и проходит в дом. Кажется, у него чуть сердце не остановилось, когда он обернулся, узрев, что сын уже около двери (ему всего пять месяцев!) (сначала Эрик взглянул на место рядом с собой, удивившись, что там, где должен был быть сын, его уже нет, и уже после оглядел всю детскую) — ещё чуть-чуть и окажется у лестницы. Эрик быстро метнулся к нему, взяв на руки и переводя дыхание. Живой, в порядке, всё обошлось.

Малыш захныкал, болтая ножками в воздухе. Эрик улыбнулся, поняв, что Шарль так пытается сказать «отпусти, папа, я хочу двигаться сам!».

— Нет, непоседливый кроха, это опасно, а ты ещё маленький, — сказал он, целуя солёную щёчку сына. Внизу послышались шаги остальной семьи, и Эрик добавил. — И маме мы об этом тоже не скажем.

Но Кристина узнала об этом сама и в тот же день. Сидя с Шарлем на диване, молодая девушка потянулась за книгой сказок, что лежала на столе в стороне от них. И всего лишь секунды хватило, чтобы сын отполз на другую сторону дивана, будучи почти у края, и всё повторилось, как у Эрика.

Густав и Мелоди любят своего младшего брата. И, наверно, бабушка Валериус тоже любила бы его, но старушки уже нет в живых. Её не стало за год до рождения Шарля. Сильнее всего по ней убивалась Кристина, лишь на самих похоронах взяв себя в руки — старушке нравилось видеть улыбки на лицах окружающих, и её душа, наверно, тоже не хочет видеть слёз. Дети тоже были там — Эрик был с ними, потому что жена утопала в скорби, ей было не до детей, не сейчас.

Густав плакал на похоронах, прижимаясь к штанине отца и сжимая ту. Для него Валериус была бабушкой, любящей и любимой, которая не только присматривала за ним время от времени, но и приезжала к ним домой на праздники, оставаясь на неделю. Мелоди не чувствует к Валериус такой же сильной привязанности, что и старший брат — в силу возраста она не особо понимает, что происходит, и к её рождению Валериус, по состоянию здоровья, редко приезжала к ним, лишь присматривала за ней, когда девочка не умела даже самостоятельно ходить. К тому моменту, как Мелоди повзрослеет, она не будет помнить её. Но всё равно боязливо жмётся к отцу — она во всём копия Кристины, а потому, на кладбище ей не по себе, девочка вообще не понимает, почему никто не хочет отсюда, как можно скорее, уйти. Эрик мысленно одновременно пребывает и рядом с женой, и с детьми, и у могилы почившей Валериус. Старушка приняла его в семью со всем радушием и доброжелательностью. Разве что, сильно расстроилась, узнав, что пропустила свадьбу Кристины, но вошла в их положение. Она рассказала Эрику некие секреты Кристины, связанные, непосредственно, с Ангелом, что помогло ему осознать, кто он для Кристины, чего Валериус, скорее всего, и добивалась. Девушка не успела ничего сказать, мадам, только увидев их вместе, что держались за руки, воскликнула, что Кристина наконец-то привела своего Ангела Музыки. После рождения Густава, научила Эрика готовить своё фирменное печенье, которым часто баловала внука. На праздниках они тоже общались, но больше всего с ней проводили время Густав и Кристина. Эрик понимает, что она неродная для Кристины, что она не дала ей всё, что может дать родитель, но она была доброй и открытой женщиной. Может, если бы таких, как Валериус, было бы больше, никто бы и никогда больше не страдал.

Эрик увёл детей раньше, чем похороны окончились — Мелоди умоляюще воскликнула «папа, пойдём», больше не в силах быть здесь. Густав согласился с сестрой, но по другой причине. Бабушку не вернуть, но боль никуда не делась. Эрик усадил детей в карету, на которой семья прибыла на кладбище, обещая, что они с мамой скоро вернутся, и тогда можно ехать домой.

Все, кто был на кладбище, кроме них, разошлись, а это были всего трое: две старушки и один старичок — единственные друзья семьи Валериус, что до сих пор живы и пришли проводить подругу в последний путь, потому слёзы Густава и крики Мелоди были им понятны, делая это место более живым, вырывая их из скорби. У могилы стоит только Кристина, что бесцельно смотрит впереди себя. Её прошлая семья мертва, все мертвы, и с этим трудно смириться, это трудно принять. Но это так. И её новая семья не сможет их заменить, как никто не сможет заменить её новую семью.

Чувствуя рядом Эрика, девушка оборачивается к мужу, что заключает её в нежные объятия — Кристина вдыхает запах его одеколона, что успокаивает, и пара стоит так несколько минут.

По дороге домой в карете, дети сидят у родителей на коленях. Мать и сын, прижимаясь друг к другу, тихонечко плачут, а на другом сиденьи спят утомившиеся за столь мрачный и долгий день, отец и дочь.

Мадам Жири, увы, тоже не может хотя бы на часок взять детей — и даже своих внучек — полгода женщина борется с болезнью, а Мэг мечется между ней и дочками, а барон, её муж, всячески ей помогает.

http://tl.rulate.ru/book/115571/4515605