Готовый перевод Маленькая столовая в академии Гоцзыцзянь / Imperial college canteen: Глава 47. Сладкий корень лотоса с османтусом и суп из тофу с хризантемой (2)

Из-за того, что дверь комнаты была закрыта, свет стал приглушенным. Мэн Сан опустила веки и склонила голову, скрывая свои чувства от чужих глаз. Однако по ее учащенному дыханию и слезам, падающим капля за каплей, можно было понять, что в ее душе бушует буря.

Старшая принцесса Чжаонин горько усмехнулась:

- Сан-Сан, та фраза, что я сказала недавно – «почти обезумела», – это вовсе не преувеличение. Даже находясь тогда во дворце, я слышала о том, что сделала твоя мать, и была поражена. Причина в том, что твоя бабушка и дядя не были похоронены в земле, а кремированы.

Мэн Сан резко подняла голову, широко раскрыв глаза.

Это не было будущее, здесь следовали обычаю «упокоения в земле» и «возвращения листа к корням». Для большинства людей, особенно для столичных чиновников, любое повреждение тела усопшего воспринималось как оскорбление. Кремация тогда была распространена только среди малых племен или последователей буддизма.

Голос Мэн Сан задрожал, но слова прозвучали уверенно:

- Моя мать вовсе не верила в богов и будд, значит… это воля моей бабушки.

- Верно, — кивнула старшая принцесса, тяжело вздохнув. — В то время я лишь несколько раз мельком встречалась с твоей матерью и не знала подробностей, но услышанное о внучке помощника министра Пэя казалось мне безумным. Пока однажды, восьмого сентября, когда мы возвращались с ней из храма Цзингуан в Чанъань, Цин-нян, напившись до беспамятства, не поведала мне правду.

- В течение четырех лет, пока министр Е служил в другом городе, его жена ежедневно постилась и молилась Будде, желая ребенка и прося о благополучии мужа. В день, когда она была на пороге смерти, она, помимо того, что звала мужа, в отчаянии взывала к Цин-нян и помощнику министра Пэю, которые находились за дверью: если она и ее ребенок умрут, их нужно кремировать, иначе она не обретет покоя.

Старшая принцесса Чжаонин выглядела растерянной, вспоминая сцену, когда ее подруга напилась.

Тогда, в тот день, Е Цинцинь была настолько пьяна, что потеряла над собой контроль, и неуверенно проговорила:

«В те годы я вовсе не хотела следовать завещанию своей матери… Потому что не могла понять, зачем нужно было устраивать кремацию? Неужели вера в богов и духов может настолько повлиять на человека?»

Ее взгляд замер, а потом она вдруг горько усмехнулась, и было непонятно, то ли она проклинала изменчивость мира, то ли ненавидела саму себя.

«Позже, да, эти два гроба простояли в доме полмесяца. А июльский зной такой жаркий! Сколько бы мы с дедом ни покупали льда снаружи, это все равно не могло сохранить тела моей матери и брата в целости. Постепенно запах из траурного зала начал распространяться по всему дому, становясь все сильнее. Сперва я могла это терпеть, но потом уже не смогла, меня это довело. Как только я его чувствовала, меня начинало тошнить».

«Мне казалось, что я схожу с ума, ведь это же были моя мать и брат! Но выхода не было, совсем не было. Даже если я пыталась скрыть запах, все равно тошнило, тошнило так сильно, что я теряла сознание. Это все еще мой дом? Это тот дом, который мать украсила своими руками, где осенью пахло османтусом? Почему матери, отца и брата больше нет? Почему, кроме деда, только я, одетая в траур, стояла там на коленях?»

Будучи пьяной, Е Цинцинь вспоминала прошлое, ее лицо исказилось безумием:

«И тогда, в тот день, пока никто не видел, я тайно взглянула в гробы. Я увидела их лица, ставшие синевато-лиловыми и пугающими. Сколько бы порошка ни накладывали, это не могло скрыть темные пятна и постепенно разлагающуюся кожу.»

Дойдя до этого момента, Е Цинцинь безудержно расхохоталась:

«Тогда я все еще не понимала, почему после того, как мать уверовала в буддизм, она так настаивала на кремации. У меня была лишь одна мысль: это моя мать и мой младший брат, я ни за что не позволю, чтобы их просто так похоронили в земле. Эта белая пудра, эти краски на лицах — всего лишь утешение для живых, навязанное им представление. Все это делается лишь для того, чтобы успокоить тех, кто еще дышит! Зачем обращать внимание на этих лицемерных ученых и чиновников! Моя мать была такой красивой, ее кожа была как снег. А мой брат, хоть и родился красным, как маленькая обезьянка, был теплым, живым существом! Я, будучи дочерью и старшей сестрой, должна была позволить им уйти чистыми, не обремененными ничем, а не позволять их останкам быть съеденными безымянными червями в земле!»

Ее глаза сияли одержимостью. Она резко отшвырнула наполовину полную бутылку вина и рассмеялась.

«Я лишь хотела, чтобы желание моей матери было исполнено».

Услышав это, Мэн Сан, сдерживая рыдания, произнесла:

- Она выглядела сумасшедшей в глазах окружающих, и все пытались ее остановить, так что она решилась на угрозу самоубийства?

Старшая принцесса Чжаонин кивнула, а затем покачала головой:

- Цинцинь угрожала своей жизнью и заявила, что если они не устроят кремацию, она сожжет траурный зал и останется с матерью и братом навсегда. Глава семьи Е долго не возвращался, а помощник министра Пэй долго сомневался, но в конце концов согласился. Ведь это была его единственная дочь и внук, и нужно было выполнить их последнюю волю.

- В конце июля тела госпожи Е и ее сына, который прожил всего пять дней, были сожжены на костре. Но в конце концов Цинцинь настояла на своем и похоронила мать и брата в семейной усыпальнице рода Пэй. С тех пор Цинцинь тяжело заболела. Когда она выздоровела, было уже почти восьмое сентября, но глава семьи Е так и не вернулся, лишь отдельные обрывочные вести доходили от него.

- Восьмое сентября — это день, когда она всегда с нетерпением ждала воссоединения семьи, когда вся семья была счастлива. Но тот год был мрачным и холодным. Твоя мать поклялась больше никогда не праздновать свой день рождения, — сказала старшая принцесса.

Мэн Сан больше не могла сдерживаться. Она легла на стол, сначала тихо всхлипывая, но вскоре ее плач стал громче, и она рыдала так, что не могла перевести дыхание. Из ее горла вырывались обрывки слов, из которых нельзя было сложить ни одной законченной фразы.

Сколько лет тогда было ее матери? Ей ведь было всего-то меньше десяти лет! Едва Мэн Сан представила, как ее мать в детстве утратила всякую надежду, ее сердце сжалось от боли.

Старшая принцесса Чжаонин села поближе, полуобняла ее и тихо находилась рядом, не произнося ни слова. Плач Мэн Сан постепенно вырвался за пределы комнаты и, подхваченный горным ветром, долетел до ушей Се Цинчжана, стоявшего у ворот двора. Он на мгновение замер, бросил взгляд внутрь, затем молча отвел взгляд и отошел немного дальше.

Внутри комнаты Мэн Сан дала волю слезам, и когда она снова подняла голову, ее глаза были затуманены слезами:

- А что… что потом?

Старшая принцесса Чжаонин поднялась, смочила платок и нежно вытерла слезы с лица Мэн Сан:

- Позже, когда глава семьи Е вернулся в столицу и узнал о кремации и погребении в фамильной усыпальнице рода Пэй, он был в ярости. Он был ученым, а такие старомодные традиции, как «захоронение в землю», были для него священными, словно вырезанными в его костях. И, поскольку он никогда не слышал отчаянных предсмертных просьб госпожи Е, он не мог это принять. Они с дочерью стали ненавидеть друг друга, их отношения накалились до предела. Цинцинь собрала вещи и решительно перебралась жить к помощнику министра Пэю, и больше не вернулась. Что до твоего деда, благодаря заслугам в помощи при ликвидации последствий голода, он быстро поднялся по служебной лестнице, занял пост в Министерстве цензоров, а затем перешел в Высший государственный совет, с тех пор его карьера пошла в гору.

Старшая принцесса Чжаонин тихо гладила Мэн Сан по голове, осторожно касаясь ее макушки, и вздохнула:

- Помощник министра Пэй потерял жену, будучи еще молодым, и в одиночку воспитывал твою бабушку. А Цинцинь так сильно напоминала ему ее, что он любил ее еще больше. Так он и вырастил Цинцинь, яркую и свободолюбивую девушку.

- Твоя мать жила слишком вольно. В те годы я даже находила ее раздражающей: как можно быть такой дерзкой маленькой барышней? Но потом, во время одной из охот, я, будучи слишком самоуверенной, оторвалась от остальных и заблудилась в лесу. Я подвернула ногу, и на меня напала ядовитая змея. Я думала, что моя жизнь там и закончится. Но твоя мать появилась, словно небесный воин, сначала ловко убила змею и выжала яд из раны, а затем собрала травы и перевязала меня. Неужели она могла быть настолько надежной? Эта самая Е Цинцинь даже вызвалась нести меня на спине из леса, словно ей все по плечу!

В этот момент старшая принцесса не смогла сдержаться и хихикнула.

Мэн Сан, уже почти успокоившись, тоже усмехнулась, вспомнив множество событий из прошлого:

- Я почти уверена, что вы так и не смогли выбраться из леса, ведь моя мать всегда путала стороны света и совершенно не запоминала дороги.

- Именно! — с улыбкой кивнула старшая принцесса, хлопнув в ладоши, - Мы долго бродили по лесу, не находя пути. Когда мы голодали, твоя мать искала съедобные ягоды или охотилась на кроликов; когда хотелось пить, мы терпели до последнего, пока нас наконец не нашли остальные.

Она пришла в себя и, словно нарочно, притворно укорила себя:

- Ай-яй-яй! Мы отвлеклись, а ведь говорили о твоей матери и ее ссоре с главой семейства Е! В общем, твоя мать прожила очень счастливые четыре года в доме Пэй, и почти не встречалась с главой семейства Е, который все больше отдалялся от нее, пока его карьера стремительно шла вверх. Но судьба непредсказуема. Когда твоей матери исполнилось четырнадцать, помощник министра Пэй заболел и скончался. Она сама устроила все похороны, но после этого категорически отказалась возвращаться в дом семьи Е. Даже когда твой дед пытался принудить ее, она упорно сопротивлялась, ни на что не соглашаясь. Ее ярость и неистовство были такими, что даже я, видя это, боялась вмешиваться.

Старшая принцесса Чжаонин грустно усмехнулась:

- А позже она встретила твоего отца и решила, что будет с ним. Глава семейства Е, организовавший в те годы императорский экзамен, собирался выдать твою мать за достойного и образованного юношу из благородной семьи. Это привело к яростной ссоре между отцом и дочерью, и однажды твоя мать пришла ко мне, попросив помочь ей сменить фамилию и оформить документы для отъезда. Так она покинула Чанъань.

В этот момент Мэн Сан нахмурилась и вдруг спросила:

- Значит, отец Е Бо был рожден от второй жены?

Старшая принцесса Чжаонин подняла брови и покачала головой:

- Нет, не так. Отец Е Бо, тот самый помощник министра юстиции Е Цзянь, был усыновлен.

Услышав слово «усыновлен», сердце Мэн Сан неожиданно кольнуло, внутри разлилась горечь:

- Неужели его выбрали из числа сыновей и племянников родственников семьи Е? Зная характер моей матери, она бы никогда не согласилась на это…

Не успела она договорить, как старшая принцесса Чжаонин махнула рукой, прерывая ее:

- Нет-нет-нет, твоя мать знала об этом и даже сама все устроила.

Мэн Сан смотрела на нее в полном недоумении.

Старшая принцесса улыбнулась:

- Род Е был простого происхождения, и лишь благодаря упорству им удалось взрастить двух талантливых людей — твоего деда, министра Е, в качестве ученого, и Е Цзяня в качестве военного. Капитан Е вовсе не был родным сыном семьи Е, он был усыновленным подкидышем, и его не особо жаловали в доме. Когда он вырос, то выбрал военную карьеру и встретил свою супругу Ян-ши еще в тяжелые времена. После повышения по службе Ян-ши так и не смогла родить, а капитан Е оставался верен своему решению не брать наложниц.

- И вот, две семьи, жившие в соседних кварталах, часто встречались, а твоя бабушка и госпожа Ян подружились, так как обе разделяли общую беду — родственники семьи Е постоянно следили за ними, пытаясь урвать свою долю.

- В последние пять лет жизни твоей бабушки Ян-ши всегда была рядом, утешая и поддерживая ее. И вот, за год до смерти твоей бабушки, капитан Е отправился с армией на границу и не вернулся. Тогда и родился Е Цзянь, который стал его посмертным сыном.

- Состояние, оставленное капитаном Е, было незначительным, а после рождения сына здоровье Ян-ши сильно ухудшилось. Ее родные не могли оказать никакой помощи. Жизнь вдовы с ребенком становилась все тяжелее и беднее, — продолжала старшая принцесса.

- В те времена Цинцинь часто тайно помогала Ян-ши и ее сыну Е Цзяню. Во-первых, это был долг благодарности за ее верность и поддержку госпоже Е, а во-вторых, Цинцинь считала, что Ян-ши была единственной среди семьи Е, кто с искренностью пришла на траурную службу. После смерти Ян-ши Цинцинь обратилась к Е Цзяню и предложила ему сделку.

Мэн Сан слегка округлила глаза:

- Это было усыновление?

Старшая принцесса Чжаонин кивнула:

- Да, когда твой дед, Е Хуайсинь, вернулся после помощи при ликвидации последствий голода, он изгнал всех своих родственников из дома и запретил им приближаться к семье. Но Цинцинь их ненавидела и винила себя.

В те времена Е Цинцинь часто то плакала, то смеялась, ее лицо было полно боли и безумия. Однажды она схватила бутылку с вином, сделала большой глоток, и на ее лице появились отчаяние и гнев.

«Чжаонин, я ненавижу Е Хуайсиня за то, что он трус! Мой дед смог сделать так, чтобы моя мать была единственной дочерью в семье Пэй, почему же Е Хуайсинь не смог выдержать давление?»

«Я ненавижу и себя! Я одна из тех, кто убил мою мать», — Е Цинцинь упала на землю, не заботясь о своей внешности, и начала разглядывать свои руки, словно на них была кровь ее матери и младшего брата.

«Если бы я тогда знала, что Е Хуайсинь обретет решимость и выгонит всех этих негодяев из Чанъаня, разве я стала бы следовать воле матери, скрывая все от него, пока он был на службе?»

«Я была слишком слабой, слишком трусливой».

«Я виновата, и не заслуживаю счастья. Я должна жить в муках».

С этими словами Е Цинцинь вскочила на ноги и приблизилась к своей подруге, которая молча сидела рядом, ее лицо исказилось гримасой, а глаза горели возбуждением.

«Разве все эти жалкие людишки не мечтали о том, чтобы усыновить наследника? Разве Е Хуайсинь не каялся в прошлом, клянясь, что не возьмет ни вторую жену, ни наложницу?»

Она весело усмехнулась:

«Семья Ян ненадежна, А-Цзянь был на грани, и я, Е Цинцинь, решила дать ему шанс выжить! Это усыновление – словно шип, застрявший в сердце, который не дает мне покоя, ранит меня каждый день. Раз я страдаю, то почему Е Хуайсинь и все эти жалкие люди должны жить в комфорте?»

«Прошло время, и кто теперь помнит, как умерли моя мать и брат?»

Пятнадцатилетняя девушка, пошатываясь, поднялась, отмахнулась от руки подруги, протянутой, чтобы помочь, и посмотрела на шумную улицу за окном.

«Усыновление Е Цзяня — это мой острый клинок. Сначала я вонзила его в сердце Е Хуайсиня, а потом разрубила на куски мечты этих никчемных людей, бросила их в грязь и растоптала ногами».

«Я хочу, чтобы этот шип пронзал до самого конца!»

«Я хочу, чтобы боль всегда была невыносимой, чтобы рана никогда не заживала, и чтобы все виновные мучились и не находили покоя!»

Вдруг девушка, только что полная ярости, внезапно потухла. Спустя некоторое время она опустила голову, ее голос осип.

«Чжаонин, я скучаю по маме».

«Но... почему я почти не могу вспомнить, как она выглядела?»

Такая острая, будто режущая по сердцу, ненависть и боль, которые Мэн Сан услышала из уст подруги своей матери, пронзили ее до глубины души, как бы возвращая двадцатилетнюю историю к жизни. Она резко закрыла глаза, и слезы хлынули потоком.

Старшая принцесса встала, обняла Мэн Сан и тихо прошептала:

- Усыновление Е Цзяня было полностью задумано и поддержано твоей матерью, Цинцинь. Когда министр Е узнал об этом, он сильно поругался с Цинцинь, и они разошлись, не примирившись. Что именно они сказали друг другу, Цинцинь мне не рассказывала. Я лишь знаю, что после этого министр Е тяжело заболел. Последнее, что я услышала, было то, что он в конце концов смирился с этим, но решил временно не менять родословную книгу.

Цинцинь добилась своего. Она отправила гонцов по всему округу, громко и демонстративно объявляя, что богатства семьи Е не достанутся родственникам, живущим в столице, ни монеты, ни травинки, ни щепки — все это перейдет шестилетнему мальчику, не связанному кровными узами с родом Е.

Увидев, что лицо Мэн Сан стало спокойнее, старшая принцесса села обратно, взяла ее за руку и с улыбкой продолжила:

- А нынешний заместитель министра юстиции Е Цзянь в детстве был очень забавным мальчиком. Он безмерно восхищался Цинцинь и всегда тихо следовал за нами, как бы мы ни старались от него избавиться. Каждый раз, когда кто-то насмехался над Цинцинь за ее смелый и дерзкий нрав, этот молчаливый и послушный мальчик вдруг бросался на обидчика, краснея от ярости, и обрушивал на него поток ругательств, словно ливень.

- Перед тем как Цинцинь покинула Чанъань, она как-то сказала мне, что убедила министра Е официально усыновить Е Цзяня, чтобы, когда тот поступит на службу, избежать злых языков. Все эти годы Е Цзянь каждые несколько месяцев приходит ко мне, неизменно спрашивая, не поступали ли новости от Цинцинь. Он один из немногих в Чанъане, кто по-прежнему заботится и помнит о твоей матери.

Мэн Сан почувствовала, как неосознанно вздохнула с облегчением. Если бы Е Цзянь был кровным родственником тех ненавистных родичей, ей было бы крайне неприятно встречаться с А-Бо, хотя, конечно, она бы не стала переносить свой гнев на семилетнего ребенка. Но все же... как хорошо, что это не так.

Они проговорили долго, и все давние воспоминания, скрытые в душе, наконец были обнажены до последнего.

Снаружи ветер шевелил верхушки деревьев, создавая тихий шорох. Несколько порывов горного ветра коснулись окна, слегка взъерошив прядь волос на виске Мэн Сан, словно это было нежное прикосновение давно ушедших близких, словно они шептали ей что-то на ухо.

Старшая принцесса Чжаонин с любовью смотрела на Мэн Сан, смягчая голос:

- Сан-сан, поисками твоих родителей займусь я. Теперь, когда у тебя больше нет тревог, ты все еще хочешь вернуться в дом Е?

Услышав эти слова, Мэн Сан сжала губы и решительно покачала головой.

- Моя мать не хотела бы, чтобы я возвращалась в дом Е, поэтому я не желаю признавать родство.

Она немного поколебалась:

- Только вот затруднять вас поисками, это ведь потребует много серебра и людских усилий. Я буду стараться...

Ее слова были прерваны улыбкой старшей принцессы:

- Не будем говорить о моей преданной дружбе с Цинцинь, да и на самом деле, я вовсе не нуждаюсь в деньгах для этого дела.

Старшая принцесса загадочно поманила Мэн Сан ближе. Мэн Сан, недоумевая, приблизилась, а принцесса, нарочно понизив голос, прошептала:

- Когда твоя мать покинула Чанъань, она взяла с собой лишь немного серебра, оставив мне все остальные богатства рода Пэй, включая дома и деньги.

Старшая принцесса, слегка коснувшись своего подбородка, с улыбкой продолжила:

- Давай прикинем… за двадцать с лишним лет, первоначальные несметные богатства рода Пэй теперь могут купить целую улицу на Восточном рынке, не так ли? Вполне можно было бы добавить еще три-четыре поместья на Лэююане или пару усадеб у подножия горы Чжуннань.

Слова старшей принцессы заставили Мэн Сан буквально остолбенеть. Никогда раньше она не сталкивалась с таким количеством богатств.

Этот маленький двор, предназначенный для отдыха высокопоставленных гостей, находился на самой вершине храма Цзингуан и выходил на южную сторону. Старшая принцесса, неожиданно встретив дочь своей подруги и услышав известие о том, что судьба ее матери остается неизвестной, испытала и радость, и горе. После того, как они вместе с Мэн Сан и Се Цинчжаном поели, ее начала одолевать усталость.

Се Цинчжан стоял во дворе, и когда услышал, как дверь в комнате открылась, инстинктивно повернул голову. Перед ним предстала Мэн Сан в чистом наряде Ху, ее волосы были аккуратно собраны, и выглядела она свежей и бодрой.

Старшая принцесса, зевая, взяла ее за руку и с сожалением сказала:

- В этот раз мы поспешили, и теплой одежды я для тебя не нашла. Сан-Сан, потерпи немного, в следующий раз тетушка отвезет тебя шить новые наряды.

Мэн Сан с улыбкой ответила:

- Этот хуский наряд вполне удобен и мне даже нравится.

Первоначально менять одежду было вовсе не нужно, но старшая принцесса, заметив, что правое плечо Мэн Сан промокло от ее слез, молча намекнула Цзинь Цин отправить слуг за готовой одеждой в Чанъань. Когда принесли ханьфу и хуский наряд, Мэн Сан выбрала последний, чем вызвала смех у принцессы, которая воскликнула:

- Ты точно дочь Цинцинь!

- Чжан-эр, прогуляйся с Сан-Сан, — старшая принцесса мельком взглянула на Се Цинчжана, который стоял, словно сосна. — А тетушка немного отдохнет, прежде чем мы вернемся в Чанъань.

Она похлопала Мэн Сан по руке:

- Иди, если этот мальчишка осмелится тебя игнорировать, сразу приходи ко мне, я за тебя заступлюсь.

Услышав это, Мэн Сан сдержанно улыбнулась, а Cе Цинчжан, с легкой улыбкой на губах, кивнул. Переглянувшись, они попрощались с уставшей старшей принцессой и вместе вышли из двора.

Как только они оказались за воротами, Се Цинчжан мягко спросил:

— Куда хотела бы отправиться девушка Мэн?

Мэн Сан на мгновение задумалась и, слегка колеблясь, ответила:

— Се-сие, можно ли немного покататься на лошадях?

Се Цинчжан сначала был немного удивлен, но затем спокойно кивнул:

— Конечно, девушка Мэн, пожалуйста.

Они пошли вместе вниз по каменным ступеням, оставив между собой небольшое расстояние, а Ду Фан следовал за ними на небольшом отдалении. Когда они приблизились к воротам храма, привратник с улыбкой вышел им навстречу. Узнав, что нужно Мэн Сан и Се Цинчжану, он сразу отправил маленького монаха с Ду Фаном в конюшню за лошадьми.

Когда лошадей привели, казалось, что они чувствуют запах моркови, который остался на руках Мэн Сан. Все три лошади подошли к ней чуть ближе. Арендованная из конюшни рыжевато-коричневая лошадь оказалась самой игривой. Лошадь Ду Фана была не менее резвой. Но особенно интересной оказалась прекрасная черная лошадь с белыми ногами, которая, хоть и тоже подошла ближе, все же замерла, глядя на Мэн Сан большими влажными глазами, словно пытаясь ее очаровать.

Мэн Сан не удержалась и слегка смущенно спросила:

— Се-сие, могу ли я погладить эту лошадь?

Се Цинчжан тут же ответил:

— Конечно, не стесняйтесь.

Услышав эти слова, Мэн Сан, сдерживая радостную улыбку, подошла к лошади и осторожно протянула руку. В мгновение ока лошадь не удержалась и нежно потерлась о нее, что вызвало у Мэн Сан смех.

Погладив красивую лошадь, Мэн Сан с удовлетворением ловко взобралась на свою рыжую. Увидев, что Се Цинчжан и Ду Фан тоже сели на своих лошадей, она озарила их яркой улыбкой, сжала ногами бока лошади и умчалась вперед.

Спускаясь с горы, Мэн Сан ехала сдержанно, но как только достигла равнины, она позволила себе разогнаться.

Перекрикивая ветер, Ду Фан закричал сзади:

- Маленькая леди Мэн, если ехать еще семь ли к юго-востоку, там будет беседка и озеро!

Мэн Сан, держа поводья, рассмеялась и громко ответила:

- Хорошо!

Лошадь ускорилась, ветер бил ей в лицо, и она почувствовала, как сегодняшняя тяжесть в сердце начала исчезать, а тянущая боль в груди понемногу уходила. Под ярким солнцем, наслаждаясь осенним ветром, Мэн Сан чувствовала, как ее душа становится все легче и свободнее, будто все оковы наконец-то спали.

Мама! Старшая принцесса здесь, и я не признаю семью Е, но, прошу, вы с папой должны вернуться живыми! Иначе я снова останусь сиротой, как в прошлой жизни!

Скакала она быстро и первой достигла беседки, за ней вскоре последовали Се Цинчжан и его слуга. Когда Мэн Сан натянула поводья, ее рыжая лошадь громко заржала и покорно остановилась на месте.

Мэн Сан, все еще полная радости, ловко спрыгнула с лошади и передала ее Ду Фану, а затем весело побежала к беседке. Облокотившись на перила, она наблюдала за видом на озеро.

Осенний ветер подул, и поверхность озера покрылась рябью, в глубине можно было различить плавающих жирных рыб.

Услышав позади себя неспешные шаги, Мэн Сан обернулась с улыбкой:

- Се-сие, смотрите, здесь у беседки даже кострище осталось, видно, что кто-то был здесь до нас. Как насчет того, чтобы поймать пару рыб и пожарить их?

Се Цинчжан, ослепленный ее яркой улыбкой, замер на мгновение, а затем, собравшись, мягко кивнул:

- Хорошо.

Если бы все было как обычно, то Мэн Сан сама бы занялась ловлей рыбы. Но сегодня, поскольку рядом был «вездесущий» Ду Фан, Мэн Сан благоразумно отступила на шаг назад, предоставив это дело ему, а сама вместе с Се Цинчжаном отправилась собирать сухие ветки для костра.

Когда огонь уже разгорелся, а рыба была подготовлена и поставлена на жарку, Мэн Сан, с улыбкой оглядев Ду Фана, безмолвно подняла брови.

Ду Фан, все еще удивленный, вздохнул:

- Маленькая леди Мэн, как это вы, решив внезапно поехать кататься на лошадях, еще и взяли с собой приправы…

Мэн Сан хихикнула:

- Ведь я повар, верно? Если я не ношу с собой кое-что для готовки, разве это не позорит мою профессию? Благодарю мастера Ду за его кинжал, он был очень острым и пригодился!

На лице Се Цинчжана, сидевшего неподалеку, появилось необычайно мягкое выражение.

Когда все стали есть ароматную, аппетитную жареную рыбу, Мэн Сан, проглотив кусок с хрустящей корочкой, прочистила горло:

- Эм… Се-сие?

Се Цинчжан, культурно поедая рыбу, в этот момент находился в довольно забавной позе, кусая рыбу, и выглядел как-то неловко, что делало его еще более доступным и простым.

Мэн Сан с трудом сдерживала смех, лишь уголки ее губ слегка приподнялись:

- Сегодня я узнала, что моя мать и Ее Высочество старшая принцесса были близкими подругами. Мы с вами все время обращаемся друг к другу «Се-сие» и «девушка Мэн», и это кажется немного странным. Меня зовут просто Сан, как шелковица. Если вы не против, можете называть меня «Сан-нян».

Се Цинчжан, откусив очередной кусок рыбы, внезапно задумался: почему же маленький господин из семьи Е может называть ее «Сан-Сан»? Он не стал углубляться в эти мысли, проглотил рыбу и мягко произнес:

— Я родился в марте, поэтому меня назвали Цинчжан, а второе имя мне дали — Сююань. Если Сан-нян пожелает, можешь называть меня как угодно.

Мэн Сан улыбнулась, слегка прищурив глаза, и ответила:

— Хорошо.

Осенняя погода была особенно хороша, и трое друзей сидели вокруг наполовину затухшего костра, разговаривая и смеясь, каждый наслаждался моментом по-своему.

http://tl.rulate.ru/book/112896/5088157