Готовый перевод Ten Years Lantern on a Stormy Martial Arts World Night / Десять лет огней под ночным дождем среди рек и озер: Глава 11. Двадцать четыре часа во дворце Мувэй (первая четверть часа вэй-ши)

Глава 11. Двадцать четыре часа во дворце Мувэй (первая четверть часа вэй-ши)

Еда на этом званом обеде и впрямь была такой же, как те димсамы, стандартной, совершенно лишенной и капли любви при ее приготовлении, Цай Чжао потеряла надежду насытиться, а маленький Цай Хань в преддверии питания вегетарианской пищей предавался обжорству, в конце концов он повалился перед фарфоровой чашкой, наполненной тушеными в соевом соусе хрустальными окороками и, тяжело вздыхая, смотрел на свиные копыта. Цай Чжао отыскала слугу и попросила принести суп из сушеной мандариновой цедры, который помогал пищеварению.

Маленький Цай Хань стал потирать живот, пока боль в нем не утихла. Брат с сестрой так и не поняли, вернулись ли их родители. Зато Фань Синцзя вернулся из главного зала весь в поту, только что приготовленный вареный рис был для него сытным обедом, и оставшаяся на столе еда была начисто им сметена. Цай Чжао, справедливо рассудив, положила в пиалу Фань Синцзя еще не надкушенный свиной окорок, а смотрящий на это все Чан Нин нахмурился.

–...премного благодарен Цай-шимэй, я как поднялся с самого утра, не взял в рот даже маковой росинки, только и вел праздные разговоры, я устал даже больше, чем на тренировке, к счастью, наставник подозвал меня и отправил к вам, чтобы я смог перевести дух, а у бедного дашисюна сейчас даже нет минутки на отдых, – Фань Синцзя быстро ел, отчего щеки его были круглыми как барабан, даже ямочек не было видно, так вкушая еду, он продолжал болтать. – Шимэй и шиди, не ожидайте хозяев долины Лоин, вы много лет не выезжали из своей долины, а сейчас все здесь встретились, многие из старшего поколения вспоминают старую дружбу с вашими родителями. Нечего и говорить, что этим вечером им не удастся освободиться.

Цай Чжао торопливо спросила, как же сейчас им поступить, Фань Синцзя сказал в ответ:

–Сейчас на улице беспорядки, ученики из разных школ приходят и уходят, снуют везде туда-сюда, вы же не знаете каждого человека в лицо, и ради того, чтобы избежать грубости, дашисюн сказал, что вам лучше всего остановиться в боковом зале дворца Мувэй, в комнатах для гостей. После завершения праздничной церемонии наставник отправит шимэй в подготовленный для нее домик Чуньлин, где она будет жить.

Цай Чжао кивала снова и снова, пока он говорил, намереваясь как-то утащить за собой глупого младшего брата, чтобы уложить его на послеобеденный сон, тем самым смягчить ущерб, нанесенный этими четырьмя часами обжорства, однако Чан Нин схватил ее за рукав платья и не отпускал, в недоумении она спросила:

–Что на этот раз?

Чан Нин:

–Ты уйдешь, что делать мне?

–Что тебе делать? Я не отказываюсь защищать тебя, – Цай Чжао все-таки чувствовала себя человеком, верным своему слову.

У Чан Нина было застывшее выражение лица:

–Ты уходишь в комнаты для гостей, я же возвращаюсь в больничную беседку, если они придут искать меня туда, как быть? Пусть даже после шимэй и разберется с ними, и даже если ты сваришь из их костей суп, и даже если я съем цзинь его – все равно это не восполнит причиненный ущерб. Разве обещание, недавно данное тобой, заключалось не в том, чтобы защитить меня, а в том, чтобы отомстить за меня перед моей ритуальной табличкой?

Глаза Цай Чжао сделались абсолютно круглыми, она полагала, что все эти случаи были не такими уж и опасными.

Чан Нин вернул ей взгляд, в котором не было ни капли вежливости, показывая им, что все эти дела были именно такими, опасными.

В конце концов Цай Чжао капитулировала:

–Ох-хо-хо, пойдем вместе. Можно ли, Фань-шисюн, чтобы старший брат Чан Нин пожил со мной по соседству в комнатах для гостей?

Сердце Фань Синцзя подпрыгнуло, когда он почувствовал на себе мрачный взгляд Чан Нина. Тот, очевидно, был слабым юношей, который потерял почти все навыки, однако он все также чувствовал себя зайчонком, на которого охотится гадюка, ему только и оставалось, что ответить утвердительно.

У всех этих людей, собравшихся вместе, были свои мысли, но все они последовали за Фань Синцзя в боковой зал дворца Мувэй. Понимая, что эта вновь прибывшая шимэй и его язва-шиди вовсе не уладили вопрос и дело не замято, Фань Синцзя старался очень внимательно избегать людской толпы, по итогу мирно и вполне заурядно они прибыли в боковой зал.

Смотря на две смежные комнаты для гостей с несколькими прозрачными стеклами, Цай Чжао от всей души поблагодарила:

–Благодарю Фань-шисюна за то, что он сделал! Интересно не слишком ли хлопотно будет освободить смежную комнату для гостей? Как-никак последние несколько дней наплыв гостей, а если не хватит места для проживания...

–Нисколько, – рассмеялся Фань Синцзя, – последние несколько дней гостевые комнаты пустуют, потому что практически каждый пришедший ученик из другой школы просил дашисюна устроить ему проживание в отдельном дворике, во избежание, во избежание...

–Во избежание возникающих «недоразумений», – дополнил вместо него Чан Нин, он очень мило улыбнулся, – у людей в мире боевых искусств очень легко возникают «недоразумения». Дашисюн и Фань-шисюн все предусмотрительно продумали.

Фань Синцзя рассмеялся, вытирая пот со лба, и немедленно отдал распоряжение слугам, чтобы они перенесли все вещи Цай Чжао, ее младшего брата и Чан Нина.

Воспользовавшись тем, что Фань Синцзя суетился, руководя слугами, распределявшими все в комнатах для гостей, Цай Чжао приблизилась к Чан Нину и очень тихо заговорила:

–Можешь ли ты перестать злиться на других? Знаешь ли, что дружелюбие приносит богатство? И твое «недоразумение» в конце концов ведь это не Фань-шисюн, а ты зачем-то посмеялся над ним.

Чан Нин изумленно повернулся, казалось, в его чистом взгляде появилась боль:

–Ты познакомилась с Фань-шисюном половину большого часа назад, а я с тобой знаком уже больше половины большого часа, и ты неожиданно осуждаешь меня?! – закончив говорить, он в гневе отшвырнул рукава и вошел в комнату.

Цай Чжао осталась стоять на прежнем месте:

–... – большая ли это разница?..

Чан Нин подошел к Фань Синцзя и глубоко поклонился, отчего Фань Синцзя вздрогнул и поспешил сказать:

–Младший брат Чан Нин, почему ты так поступаешь? Нет необходимости быть таким церемонным!

Чан Нин поднялся и заговорил:

–У Фань-шисюна чистое сердце, а я сам по себе, но только приехавшая Цай-шимэй сразу же оскорбила Ци-шицзе из-за меня, потому затрудню просьбой Фань-шисюна – при любых обстоятельствах не спускать с нее глаз, не нужно присылать еду и питье, чтобы не произошло «недоразумение».

У Цай Чжао дернулось ухо – она быстро все поняла:

–Фань-шисюн, неужели люди, которые издевались над Чан-шисюном, портили его еду?

Фань Синця сконфузился:

–Ха, было, было несколько раз – наставник сразу же сурово наказал людей, причинивших Чан-шиди вред! После того больше не появлялось, не появлялось подобное «недоразумение».

Чан Нин скользнул по ней взглядом и хмуро сказал:

–Есть еще отвары лекарственных трав, мне их нужно пить ежедневно несколько раз в день, они тоже бывают странными.

Цай Чжао опять повернулась:

–Фань-шисюн, они и впрямь сумасшедшие! Специально портят даже излечивающие раны лекарства?!

Фань Синця замахал руками:

–Нет, нет, нет! Они не подсыпали яд, просто-напросто кинули грязные вещи, похожие, похожие...

–Похожие на кузнечика или клопа, – улыбнулся Чан Нин.

У Цай Чжао вытянулось лицо:

–Фань-шисюн, разве это не слишком?

Поставленный в затруднительное положение Фань Синцзя сказал:

–Это было-то раза два, наставник удвоил всем наказание, и сейчас отвар лекарственных трав младшему брату Чан Нину приносят из больничной беседки под неусыпным оком Лэй-шибо, поэтому подобные вещи больше не повторятся.

А Чан Нин с возрастающей энергией продолжал веселиться:

–Ночью, когда я спал, они даже подкидывали мне в постель ядовитых змей и скорпионов...

–Так глумиться над человеком! – Цай Чжао хлопнула по столу рукой и поднялась, в этот раз она поторопилась и заговорила прежде, чем Фань Синцзя смог открыть рот: – Фань-шисюн, тебе не нужно говорить опять, что наставник сурово наказал их, если зачинщик не устранен, то приспешникам не будет конца!

Фань Синцзя с заискивающей улыбкой сказал:

–Наставник был жесток, однако Чан-шиди каждый раз везло, и, по правде говоря, он совсем не страдал по их вине, поэтому матушка-наставница всегда препятствовала наставнику, не позволяя их сурово наказывать, всегда говоря, что дети просто шалят...

Цай Чжао не согласилась и в этом случае, громко проговорив:

–Фань-шисюн сказал неправильно, всегда есть различия между тем, чтобы не причинить зло человеку и не вредить вообще! Возможно ли, что в школе Цинцюэ не могут верно рассудить?!

Фань Синцзя посмотрел на Чан Нина, потом посмотрел на Цай Чжао и после долгого молчания прошептал:

–Из-за всех этих событий наставник и матушка-наставница невыносимо скандалили, сейчас… сейчас они даже стали отдельно жить друг от друга.

Цай Чжао потеряла дар речи.

Она наконец-то поняла, почему у ее матушки Ци Юнькэ никогда не вызывал добрых чувств, ее будущий наставник – хороший человек, но ему, очевидно, не хватает решительности и силы, он постоянно боялся оскорбить чувства другого человека, зато привязанность к этим людям прочно держала его в зависимости от них, и вот это приводило ее в ярость.

–Жена главы школы говорит, что дитя может озорничать? Ладно, – Цай Чжао прищурилась, далее отчетливо произнося каждое слово, сказала, – шалить – значит шалить. После того как я вступлю в школьную семью, из всех учеников я буду самой младшей, и я уверена, что меня не будут сильно наказывать за непослушание!

Фань Синця услышал значение сказанных ею слов и, не находя себе места от беспокойства, все же сказал:

–... Не нужно вредить мирной атмосфере между учениками, и все будет хорошо.

Цай Чжао с затаенной улыбкой ответила:

–Фань-шисюн, будь спокоен, ведь братские чувства такие – чем больше мы боремся, тем ближе мы становимся, – пусть она и стремилась к легкой и праздной жизни без лишних хлопот, однако больше десяти лет Цай Пиншу жила в атмосфере частичного заискивания, а ее справедливое сердце также сочувствовало слабым, глубоко ненавидя зло.

Фань Синцзя вытер испарину со лба и глупо захихикал.

Он только недавно слышал, как Цзэн Далоу рассказывал, что Цай Чжао перед толпой людей раскрыла свое мастерство, а если прибавить к этому то, что Ци Юнькэ будет защищать ее, получится – Ци Линбо, постоянно поднимающая шум и гвалт, в будущем поплатится. Однако если Ци Линбо потерпит неудачу, матушка-наставница ни в коем случае не сложит руки и внутри школы даст себе волю.

Он родился в процветающей и дружелюбной семье, а потому он был доволен своей судьбой, у него был веселый характер.

Изначально он поступал как внешний ученик школы, рассчитывая пробыть несколько лет в этой самой величественной первой школе в Поднебесной, потом бы он вернулся в родительский дом и стал бы обычным, праздным богачом, но кто же знал, что у него имелись сильные от природы способности в лекарском деле и очищении ци, и, к его изумлению, непонятно как, но он попал во внутренний круг! О, основатели трех религий! О, будда Амитахба! Остается лишь умолять, чтобы в будущем, яростно сражаясь друг с другом, они не ранили лояльное население – и так будет хорошо!

В конце концов дождавшись, пока слуги расставили и разложили вещи в надлежащем порядке в комнатах для гостей, Фань Синцзя, сказав пару вежливых слов, поспешил удариться в бега.

К тому времени вокруг не осталось ни души, Цай Чжао перестала улыбаться и, приняв строгий вид, сказала Чан Нину:

–Я подумала о третьем из установленных правил: в будущем, если люди не имеют злой умысел, тебе не разрешается их злить. Дружелюбие приносит богатство, и не все люди пытаются тебя обидеть!

Чан Нин:

–Так почему же ты не дружелюбна со мной сама? И твое лицо постоянно каменеет, стоит тебе посмотреть на меня?

–Даже если бы я была хозяйкой лавки, ты не мой клиент, ты никогда не заработаешь богатство, зля меня.

–Так кто же я?

–Сборщик долгов.

……

Цай Чжао перенесла младшего брата, завернув его в три или четыре слоя чистого и мягкого ватноого одеяла, и больше похожий на пончик из рисовой муки маленький Цай Хань быстро заснул.

Чан Нин, полностью удовлетворенный, также отправился вздремнуть днем. Выполнив все свои заветные желания, он сразу же изменился, расплывшись в любезной улыбке, и даже язвы на его лице стали чуть милее, перед сном он настойчиво просил Цай Чжао не забыть позвать его на ужин.

В боковом зале было тихо, Цай Чжао подняла светящуюся в темноте жемчужину величиной с ее кулак и, подняв голову, стала осматривать высокий купол дома, на древних безмолвных балках крыши закрученные спиралью и разрисованные разными узорами царили диковинные животные. Звериные облики и такая свирепая форма! Почему люди думают, что все это хорошая примета?

О том, что свирепый зверь – это счастливая примета, рассказывалось лишь в легендах, передаваемых людской молвой, а потому, говоря по существу, победителем становился тот, кто доживал до конца, добро и зло основывалось на одних лишь словах.

Кругом витал тонкий и слабый аромат курений и свечей, извилистые галереи дворца отрезали от раздражающего шума центрального зала, Цай Чжао медленно вернулась в комнату, сильнее подоткнула одеяло, в которое был закутан младший брат, а затем села за стол и погрузилась в размышления.

Среди шести школ Бэйчэнь школа Цзюлишань Цинцюэ слыла наиболее уважаемой, за ней следовали – Гуантяньмэнь, усадьба Пэйцюншань, Сыцимэнь, Тайчугуань и в самом конце ее дом – долина Лоин.

Двести лет назад в мире было неспокойно, в каждой из шести школ были выдающиеся люди, и среди них было немало тех, кто своими способностями далеко превосходил свое поколение, однако школа Цинцюэ всегда находилась на лидирующем месте среди всех школ, опираясь на отбираемых оригинальных и талантливых людей. В других семейных школах передача происходила от отца к сыну или от дяди к племяннику без перерыва, в школе Цинцюэ в то время, когда выдвигали на пост следующего главу школы, обязательно отбирали того, кто обладал выдающимися талантами в боевом искусстве и мудрости.

По этой причине, несмотря на то, что прежний глава школы Инь Дай больше заботился о личных интересах, когда Ци Юнькэ – неизвестный внешний ученик, сломал ограничение в меридианах «Небесного огненного дракона» и стал таким многообещающим, его в виде исключения зачислили в последние личные ученики наставника.

Вот только согласно версии Нин Сяофэн Ци Юнькэ благодаря своему быстрому успеху наследовал должность главы школы, и было это больше за значительный вклад в борьбу с демоническими сектами. Что называется – был верным слугой при наступившем опасном моменте в жизни – это, конечно, не великое бедствие, но и не демонстрирует всех способностей Ци Юнькэ.

За исключением этих шести школ в мире ушу не остались в стороне и другие, первыми под ударом оказались буддийский храм Чанчунь в балке Циньси и женский монастырь Сюанькун в ущелье Иньсю.

Первый был построен больше ста шестидесяти лет назад, как раз в то время, когда ведьма из первого поколения долины Лоин вызвала поразительную катастрофу в мире боевых искусств. Как говорят, сначала все шесть школ собрали вместе свои войска и уже хотели очиститься от появившихся плевел, как именно в первом поколении буддийского монастыря Чанчунь настоятель монастыря Линтай, используя все имеющиеся у святого отца связи, решил примириться, наконец они нашли компромисс, и проблема разрешилась сама собой.

И конечно в будущем долина Лоин и буддийский храм Чанчунь завязали крепкую дружбу, и, как говорят, сейчас в буддийском храме Чанчунь восемнадцать самых старых и крепких сосен, упирающихся своими кронами в небеса, были посажены долиной Лоин и их именуют «Восемнадцатью соснами архатов»*.

*罗汉 luóhàn (сокр) āluóhàn (санскр. अर्हत्, Arhan) будд. архат, алохань, лохань, шравака – по концепции Хинаяны – буддист, достигший высшего совершенства и свободный от дальнейших перевоплощений.

Женский монастырь Сюанькун был построен на несколько лет позднее, к тому же этот женский монастырь существовал уединенно с того самого дня, как был построен, и не принимал участие в раздорах мира ушу. Вплоть до того времени, пока сто двадцать лет назад в демонической религии не появился поразительно талантливый наставник в вопросах веры, еще подростком он устраивал конфликты и предавал земле множество старейшин демонической веры, а в двадцать лет он подобно молнии взлетел, как шесть драконов взмыл в небо, сокрушая всех мастеров мира ушу – не было никого, кто способен был оказать ему сопротивление, он убивал и истреблял без удержу, не было никого, кто бы мог устоять против него.

В то время эта демоническая вера была сильна и имелась повсюду, и тут даже ущелье Иньсю не могло трусливо отступить – у женского монастыря Сюанькун не было другого выхода, им оставалось только присоединиться к стоявшим во главе коалиции истинного пути шести школам Бэйчэнь.

–И что произошло дальше? – жадно вслушивалась в эту историю десятилетняя Цай Чжао. – Верно ли, что подобно тетушке, предавшей смертной казни Не Хэнчэна, великие герои, следовавшие истинному пути, уничтожили этого мерзавца, наставника в делах веры?

Цай Пиншу почесала затылок и горько усмехнулась:

–Мне тоже неизвестно. Вероятно, в демонической секте возникла грызня между своими, это дало нам возможность воспользоваться ситуацией. Охо-хо, прошло уже больше ста лет, кто же вспомнит, что тогда произошло?

Цай Чжао, как оказалось, до сих пор помнит собственное разочарование, возникшее в то время – временами большой негодяй не может быть убит великим героем, зато есть вероятность истребления друг друга по причине внутренней распри или смерти по глупости.

Внутри ватного одеяла маленький Цай Хань сонно рыгнул, повертелся, несколько раз причмокнул своим маленьким красным ротиком и снова сладко-сладко заснул, однако из комнаты по соседству не было слышно ни малейшего движения, казалось, спящий там даже не перевернулся.

С жемчужиной в руках Цай Чжао открыла дверь с решетчатым окном между их двумя комнатами, подняв высоко светящуюся жемчужину, она прошла внутрь комнаты и увидела Чан Нина, лежащего в кровати на боку, тонкое одеяло синего цвета с красноватым оттенком, под которым он лежал, открывало светлое нижнее платье и белоснежную шею, изогнутую похожую на нефрит грудь с гладкой и плотной кожей.

Девушка Цай Чжао очень честно отвела взгляд – в хуабэнях часто рассказывалось, как потаскунов избивали другие люди.

А потому она опустила ночную жемчужину и напомнила себе, что ей нужно реагировать на него как на малыша Цай Ханя, и чтобы удвоить свою порядочность, она более основательно подоткнула ватное одеяло на Чан Нине. Стройное тело, находившееся на грани между подростковым и юношеским, равномерное дыхание, похоже, он спал безмятежным и крепким сном, и было понятно, что очень давно он уже не спал так спокойно и глубоко.

Цай Чжао легонько вздохнула, держа в руках ночную жемчужину, она медленно вышла из комнаты.

Помимо шести школ Бэйчэнь, буддийского храма и женского монастыря в Цзянху также было еще несколько крошечных школ, бывало, что они возвышались на короткое время и сразу же пропадали из вида подобно стремительному метеориту, редко кто в своем великолепии оставался наверху больше ста лет. Например, дед Цай Чжао по материнской линии – глава семьи Нин, когда-то он имел выдающиеся способности в областях владения мечом и лекарского искусства и был хорошо известен в мире ушу, но после смерти деда его сын покинул этот мир, став монахом, а дочь вышла замуж, и руководить семьей очень скоро стало некому.

–Действительно ли так важна репутация? – смотря на тихое выражение лица девочки, Цай Пиншу мягко улыбнулась. – Каково предсказание о нашей долине Лоин?

–Цветы расцветают и увядают – это естественное течение времени, все развивается согласно естественному течению событий, не нужно форсировать события.

–Верно, все должно идти своим чередом. Если человек помнит тебя, то тебя будут помнить, но если нет никого, кто бы помнил, то, разумеется, никто и не будет помнить. Это не то, что имеет значение.

–Тогда что же важно?

–Мы живем в этом мире, каждый день, который мы проживаем, спокоен и радостен, наша совесть чиста. Семья Нин погибла, семья Цай может погибнуть, однако «мы» никогда не умрем.

Цай Чжао очнулась от своих воспоминаний, повернувшись, бросила взгляд на крепко спавшего Чан Нина и неслышно открыла дверь. То же можно сказать и о семье Чан.

Возвышение рода Чан из Уаня произошло всего лишь несколько десятилетий назад, молодой человек двадцати лет – Чан Хаочэн добился успеха в духовных практиках, путешествуя по Цзянху, постепенно достиг успеха и стал известным в своем поколении великим воином, в этот отрезок времени он завязал знакомство с Цай Пиншу, а также с теми, кто заслуживал доверие или с безответственными братишками, впоследствии у него появилась невеста, он женился, и у них родился сын.

Но, видя собственными глазами жестокость демонической секты, он заранее всю семью Чан спрятал за тщательно охраняемыми стенами крепости Цан, однако он никогда не думал, что избегнув чудовищной силы Не Хэнчэна, вся его семья умрет необъяснимым образом семнадцать лет спустя.

Цай Чжао закрыла глаза и прислонилась к своему пухленькому младшему брату, обняла его и, не раздеваясь, задремала.

Уже в сонном полузабытьи она подумала, что будет защищать Чан Нина, пока он не оправится от травмы. Человеку, в семье которого все мертвы, – ему простительно быть эксцентричным и угрюмым. Она бы и сама была такой, и чего же говорить о том, если бы вся ее семья была убита. Если даже в тот год, когда непонятно кто похитил ее специально приготовленное вяленое мясо к Новому году, ей хотелось совершить массовое убийство окружающих, целые три месяца она была в таком негодовании, которое сложно объяснить словами, видя в каждом вора.

А потому, впредь ей нужно лучше относиться к Чан Нину и быть более доброжелательной.

На плетеной лежанке, во внутренних покоях, не проснувшийся и бывший вроде бы в глубоком сне человек на самом деле прислушивался к дыханию Цай Чжао, уголки его рта чуть-чуть скривились.

http://tl.rulate.ru/book/104228/5048274