Готовый перевод Ten Years Lantern on a Stormy Martial Arts World Night / Десять лет огней под ночным дождем среди рек и озер: Глава 9. Двадцать четыре часа во дворце Мувэй (три четверти часа у-ши)

Глава 9. Двадцать четыре часа во дворце Мувэй (три четверти часа у-ши)

Слова Чан Нина вскрыли уже зарубцевавшуюся рану, и Цай Чжао почувствовала тупую боль в сердце.

В детстве она неоднократно спрашивала у тети – бывало ли, что она раскаивалась и сожалела, что свой редко встречающийся в мире, поразительный талант отдала в обмен на несколько лет мира и покоя в Цзянху. Цай Пиншу сказала тогда: «За последние двести лет было бесчисленное множество героев и было так много вещей, о которых не жалели потом, но в то время я думала, что это правильно, и потому сделала это».

У молодой барышни Ци был дурной нрав неимоверно избалованной принцессы. Она не только торопливо ушла, она не только была вспыльчива, но ранее она принесла с собой к столу несколько блюдечек с димсамами: печенье из соевого творога, печенье с зелеными грушами, варенье из кумкватов, слоеные лепешки с вишнями… сверкая всеми цветами, они сейчас были рассыпаны по всему столу. Цай Чжао только что была занята разыгрыванием спектакля с Ци Линбо и не успела покушать, потому сейчас ей ничего другого и не оставалось как сетовать в раздражении на себя, и собирать оставшиеся на столе кушанья, чтобы хоть что-то съесть. В то же время, когда она утоляла голод, не забывала и посмаковать их.

Но как же сказать правильно, дело было не в том, что это было не вкусно, это было подобно роскошному императорскому банкету: омары, жареная говяжья требуха, жирный гусь, большая утка, все исходные продукты для приготовления блюд были очень даже хороши, но в уже приготовленных блюдах не было индивидуальности, к тому же они были не точно приготовлены – и она сразу же испытала разочарование в поварах школы Цинцюэ – три балла им!

Чан Нин сначала предполагал, что Цай Чжао, внезапно узнав о словах Инь Сулянь, может сердиться и кипеть гневом, кто же знал, что он увидит, как у Цай Чжао настроение постепенно придет в норму, и в итоге, к его удивлению, она примется есть легкие закуски. Юноша прождал долгое время, при этом наблюдая, как Цай Чжао начала поедать слоеную лепешку, наслаждаясь блюдом, при этом она нахмурилась и сжала губы, за все это время девушка не сказала ни одного слова, зато он внезапно заговорил:

–Ты что только что откусила половину таракана?

С того времени как они впервые увиделись в сливовой роще, были ли угрозы или оскорбления от Ци Линбо, ей было все равно, стремящийся к компромиссу Цзэн Далоу – ей было все равно, и даже после угрожающего вольного броска Дай Фэнчи эта крошечная девушка все время была коварна в речах и очень любезна, скорее всего, она не пошевелилась бы даже перед горным оползнем, а ее слова не утратили бы дружеского участия, Чан Нин не смог не удержаться от желания хоть как-то спровоцировать ее.

Цай Чжао с нежным румянцем на щеках по-прежнему щурилась в улыбке:

–Старшему брату Чан Нину не нужно беспокоиться.

–О чем же мне тогда беспокоиться?

–Даже если я и Ци-шицзе подружимся, я не буду просить Ци-шицзе сцедить кровь из твоего сердца.

Выражение лица Чан Нина резко изменилось, к счастью, его лицо было изъедено язвами, и трудно было что-то по нему прочесть. Он медленно сказал:

–Шимэй, к чему эти слова сейчас?

Цай Чжао сказала:

–Это значит, что шисюну Чану не нужно нарочно меня подстрекать. Я понимаю, что за человек госпожа Сулянь, я буду просто находиться в школе Цинцюэ три года. С какой стати мне ссориться с ними? Она не раз уже оскорбляла мою тетю, но нет необходимости навязывать даже эти второстепенные личные отношения.

После того как Чан Нин услышал эти слова, его лицо лишилось эмоций, и никакими язвами уже не нужно было прикрывать отсутствие мимики.

–Не говоря уже о конфликтах между старшим поколением, у Ци-шицзе именно такой дурной нрав. Уже давно дядя Ци рассказывал, что может пройти через многодневную ругань с дочерью, может дать подзатыльник, однако он не мог вынести того, как госпожа Сулянь ее покрывает во всем – если бы это было не так, то почему же дядя ниразу не взял ее за все эти годы, что приезжал к тете? Вот только Чан-шисюн другой, мы, обладающие одинаковым духом, сросшиеся ветви шести школ Бэйчэнь, если только не нарушаем устои – предав наставника, в противном случае, как бы ни раздражали некоторые люди, то нам их невозможно ни избить, ни убить. Взять для примера госпожу Сулянь, тетя уже давно говорила, что эта госпожа не способна делать добрые дела, да и плохие дела она делать не в состоянии, она всего лишь раздражающе болтает. Моя мама говорит, если она действительно выведет тебя из терпения, стукни один раз то, что попадет под руку и на этом все.

Такие слова – горькая правда, но сказанные с добрыми намерениями, похоже совершенно не коснулись сознания Чан Нина, напротив он сказал:

–Раз уж ты все понимаешь, почему же пошла в школу Цинцюэ ученицей. Неужели среди шести школ Бэйчэнь нет никакой, куда бы тебе было позволено пойти? Неужели нельзя найти более спокойное место и пригласить себе там наставника?

Цай Чжао естественно не могла сказать, что собственные родители конвоировали ее весь путь сюда, чтобы она не сбежала, поэтому она сказала совсем другое:

- Благожелательность приносит богатства, пока это не очень важно, никто не мешает позволить сказать пару слов другим людям. Если бы в каждой семейной лавке городка Лоин обижались, никто бы не смог вести бизнес. Разумеется, в мире нет широкой и ровной дороги, но если ты выровняешь дорогу, на которую встанешь, то эта дорога станет легка для тебя.

Улыбка Чан Нина была холодной, и он на мгновение посмотрел на нее:

–Ты пришла сюда не по собственному желанию, тебя заставили. Предполагаю, что глава школы Ци и твоя тетя за много лет перед этим договорились о твоем ученичестве, а родители единодушно привели это в исполнение, даже если ты этого не желаешь, сопротивляться не получается.

Лицо Цай Чжао похолодело:

–Шисюн Чан, я от всего сердца желаю мирно сосуществовать с тобой.

Чан Нин:

–Я тоже.

Цай Чжао холодно обратилась:

–Короче говоря, в эти несколько поминальных дней я смогу как следует защищать старшего брата. И не позволю Ци-шицзе вырезать твое сердце и забрать кровь, и все, когда дядюшка-наставник Ци освободится, я сдам тебя с рук, и мы с тобой, не имеющие ничего общего, будем разделены.

Чан Нин стал насмехаться:

–Цай-шимэй, в самом деле не нужно так сильно ранить собственные чувства. Так или иначе, даже если весь клан Чан вымрет, я не останусь в одиночестве!

Цай Чжао почувствовала, что этот человек, прямо говоря, чокнутый, каким бы умным не был владелец лавки, разве он сможет стерпеть провоцирующего его пьяницу. Она тут же фыркнула и, держа руками чашку, в гневе отвернулась, Чан Нин также фыркнул и один в один отвернулся от нее в гневе.

А в это время снаружи до них долетел молодой и горящий энтузиазмом голос...

–...ай, ну давайте, давайте, идите сюда, госпожа Цай, будьте осторожны и внимательны, вот здесь нужно повернуть за угол, а здесь стоит светильник, Вам не нужно мотать головой так сильно. Ой, и кто же здесь поставил в горшке карликовое дерево? Здесь и так тесно, мне что ж еще и об гостей придется тереться! Хозяину долину Цай не нужно беспокоиться, это должно быть прямо здесь, я сам отправился и спросил у старшего шисюна, и он сказал, что отвел шимэй в этот флигель.

Слушая этот знакомый тембр хозяйского голоса, Цай Чжао почувствовала симпатию к этому человеку снаружи.

С тех пор как она приехала в школу Цинцюэ, она только и сталкивалась то с заносчивой старшей дочерью семьи, то с покрывающим ее ошибки старшим шисюном, либо с неосознающим логику вещей приставалой, сверх того еще и странным психом, и она почти уверилась, что в этом клане нет нормальных людей.

Голос за дверью быстро приближался, и вскоре дверь флигеля была открыта, и вошел молодой человек среднего телосложения с круглым лицом с ямочками в сопровождении Цай Пинчуня и его жены.

–Отец, мама, вы пришли! – Цай Чжао поднялась с места с улыбкой. – Я думала, что мне придется ждать начала официальной части банкета, прежде чем я разыщу вас, а пятый шисюн уже остановил мои волнения, старший шисюн рассказывал мне о вас. Горная круча Ваньшуйцянь слишком огромна, недавно я...ай-яй...

Нин Сяофэн звонкой затрещиной наградила свою дочь по по лбу:

–Огромна, что огромна? Это твое сердце слишком велико! Только ты приехала с нами в незнакомое место, как осмелилась, как и всюду, рыскать здесь, но в школах боевых искусств имеются многочисленные места с запретными и тайными зонами, стоило только отвернуться, как ты внаглую вмешалась, принося несчастье, и как теперь быть?!

Чан Нин ошеломленно остановился, в оцепенении смотря на покрывшийся краснотой лоб Цай Чжао.

Цай Пинчунь с угрюмым видом, не обращая внимания на дочь, повернулся и сказал:

–Премного благодарен племяннику – учителю Фань, этот ребенок не разбирается в жизни, причиняет беспокойство тебе и Далоу.

Фань Синцзя громко захохотал, после чего сказал:

–Что за вздорные слова говорит хозяин долины Цай, это вина школы Цинцюэ, не оказавшей должного гостеприимства, зачем же обвинять во всем гостей! Более того, младшая шимэй, очень скоро станет ученицей школы, и в будущем мы станем одной семьей, и ей можно будет гулять по горной круче Ваньшуйцянь, госпоже Цай не нужно упрекать младшую шимэй.

–Ладно, не могу не согласиться со словами наставника, ведь считается, что среди всех учеников у Синцзя наилучший характер, – говорила и улыбалась Нин Сяофэн, развернувшись, она увидела стоявшего в оцепенении сбоку от стола долговязого молодого человека с лицом, покрытым язвами, однако его красивые светлые глаза твердо смотрели на ее дрожащие пальцы, которыми только что дали звонкую затрещину дочери.

–А это?.. – Нин Сяофэн повернулась и вопросительно посмотрела на Фань Синцзя.

Цай Чжао перебила сказав:

–Это Чан Нин, он из семьи дяди Чана...

Цай Пинчунь слегка невнятно воскликнул, потом заговорил:

–Это сын старшего брата Чана, мы слышали о событиях, произошедших в твоей семье… – он был косноязычен и не понимал, что ему сказать этому юноше, чью семью постигла жестокая смерть, в утешение.

Муж и жена семьи Цай, после того как узнали статус Чан Нина, смягчили свое отношение к нему.

–Мама, где сяо Хань, где вы оставили его? – Цай Чжао посмотрела по сторонам, но так и не увидела младшего брата.

–Почему это ты сразу кидаешься его искать? – сказала Нин Сяофэн, – Сегодня твоя внучатая тетя и брат матери здесь, а ты ускользнула и потерялась, разве сяо Хань не должен был пойти и засвидетельствовать свое почтение?! Ладно, следуй за нами и мы представим тебя старшим! – сказав это, она потянула дочь за собой.

–Эти двое уже давно ушли от всего мирского в монастырь, зачем же их до сих пор звать внучатой тетей и старшим дядей... Эй-эй, матушка, погодите, шисюн, шисюн Чан также идет с нами, – Цай Чжао уже протащили два шага, как она вспомнила, что нельзя оставлять здесь Чан Нина, и быстро левой рукой схватила его за рукав, и так все вместе, как будто они были связаны, они и ушли.

Фань Синцзя следовал за ними сзади, и ему было прекрасно видно, как опустивший голову Чан Нин, немного приподнял уголки рта в улыбке.

……

А снаружи гул человеческих голосов напоминал клокотание кипящего котла.

За последние двести лет в школе Цинцюэ сменилось почти десять глав, продолжительность правления глав варьировалась: самым длинным был период в тридцать лет, а самым коротким – шесть часов, за исключением тех двух случаев, когда отец и сын сменяли друг друга, прочие были учителями и учениками, наследовавшими друг другу. После того как многие главы школ на свой разнообразный вкус беспрерывно прибавляли, убавляли и дополняли, ныне во дворце Мувэй убранство фактически представляло весьма многочисленные стили.

У Цай Чжао над головой висела пустая, но изящная, сплошь сверкающая и прозрачная хрустальная люстра, ее по своему желанию повесил здесь четвертый глава школы, однако всего лишь в трех чи далее, под белой нефритовой балкой, его родной сын, пятый глава школы, повесил гигантскую люстру из глазурованного фарфора, красиво разукрашенную цветной глазурью, с которой свешивались восемнадцать орнаментов свернувшихся драконов, обвивающихся вокруг своей головы, за которыми гонялись фениксы из червонного золота, инкрустированные красными драгоценными камнями – Цай Чжао смотрела снизу, тяжело вздыхая, и размышляла – могло ли так случиться, что этого сына четвертому главе подкинули в младенчестве?..

Когда она снова опустила взгляд, то перед ее глазами появилась целая куча блестящих и ярких голов, здесь присутствовали и мужчины и женщины, и стар и млад, имелись и доброжелательные и сурового вида люди.

Цай Чжао почувствовала дурноту и поторопилась склониться перед лицом старой монахини и дзенского наставника средних лет, поприветствовав их:

–Встретила почтенную наставницу Цзинъюань, встретила почтенного наставника Цзюэсина, долго не виделись, надеюсь, что старейшины в добром здравии и все у них благополучно!

Возраст наставницы Цзинъюань уже перевалил за шестьдесят лет, тело ее было высохшее и непоколебимое, ощутимы были десятилетия суровости и торжественности, а ее жуткого лица было достаточно, чтобы напугать полдюжины озорников, и сейчас это золотко Цай Хань послушно прижался сзади монаха Цзюэсина, казалось, он совсем потерял голос от испуга.

Следом Нин Сяофэн представила всем Чан Нина – дело об убийстве семьи Чан было известно всем в Цзянху, даже такой беспристрастный человек как Цзинъюань смягчил свое уникальное выражение лица, а буддийский монах несколькими словами Цзюэсин даже посочувствовал семье Чан Нина.

Только Чан Нин был по-прежнему ни жив ни мертв и равнодушен ко всему.

После обмена приветствиями почтенная наставница окинула еще раз взглядом Цай Чжао:

–Школа Цинцюэ - знаменитая и сильная школа, в будущем, когда ты войдешь в нее, тебе будет необходимо прекратить лениться, как в былые дни в городе Лоин, не следует ронять репутацию своей семьи!

–...буду строго следовать распоряжениям почтенной наставницы, – на самом деле Цай Чжао думала сказать, что долина Лоин вне зависимости от человеческих и материальных ресурсов и репутации в Цзянху изначально находилась в самом конце шести школ Бэйчэнь, так насколько же ниже еще можно было упасть?

Наставник Цзюэсин внимательно осмотрел девушку с ног до головы, чувствуя ее неловкость, он ударил по рукам и захохотал:

–Чжао Чжао, после того как ты поклонишься своему наставнику, ты станешь взрослой, после этого ты должна быть послушной и разумной... Только не нужно понапрасну обижать тех, кто рядом. На этот раз я принес с собой клетку с почтовым голубем, если ты почувствуешь себя несправедливо обиженной, нужно немедленно уведомить об этом старейшин.

В буддийском храме Чанчунь в Цинсио испокон веков в совершенстве владели дрессировкой почтовых голубей, посылая их откуда угодно. Цай Чжао широко улыбнулась:

–Премного благодарна дядюшке! Чжао Чжао определенно будет послушно и не будет напрасно переносить оскорбления!

Почтенная наставница Цзинъюань нахально взглянула на племянника сестры:

–Что сказал монах о нас с тобой? Он еще называет себя нищим монахом! Сказал пару слов как старейшина, и третьей фразой сразу же просит ее пожаловаться? Я думаю, такое поведение очень неадекватно!

Цай Хань поморгал своими большими глазами:

–...внучатая тетя, Вы только сейчас говорили также «я».

Муж и жена Цай одновременно опустили головы и рассмеялись.

Банкет вот-вот должен был начаться, Фань Синцзя пригласил людей в главный зал на банкет, такие, как Цай Чжао, - младшее поколение - отправились пировать к боковым столам в юго-восточный угол главного зала. Перед ее уходом почтенная наставница Цзинъюань не позабыла сделать ей внушение:

–...после вступления в школу, кланяйся, искренне соблюдай правила, и не надо быть похожей на тетю, которая вечно попадала в неприятности!

Цай Чжао промолчала, почтительно опустила голову, прощаясь со старейшиной.

Чан Нин некоторое время стоял неподвижно, смотря на уставившуюся в одну точку, опустившую голову Цай Чжао, он решительно ухватил одного за рукав слева, другую за рукав справа и вместе с этими братом и сестрой пошел за стол в просторный и светлый зал. Маленький Цай Хань сначала очень опасался этого старшего брата с лицом, изрытым язвами, позже он заметил, что его движения были очень осторожными и нежными, когда он брал для него закуски, и постепенно почувствовал облегчение.

–Если ты не привыкла слушать, как эта старая монахиня упрекает твою тетю, просто вернись и скажи ей об этом решительно, самое большое - тебя подвергнут наказанию, но какой прок в том, что ты сама сердишься втихомолку? – Чан Нин положил Цай Чжао две ложки грибов говорушек, охлажденных с кунжутным маслом и дроблеными грецкими орехами.

–...я в детстве слишком ненавидела ее, позже тетя велела мне не дерзить почтенной наставнице Цзинъюань. Тетя говорила, что почтенная наставница никак не могла привыкнуть к ее вольному поведению, но как человек она не могла быть более справедливой и строгой.

Цай Чжао уже решила больше не говорить ни единого слова этому странному парню, однако Чан Нин как раз заговорил о том, о чем она думала много лет, и они неосознанно снова начали разговаривать.

–Конечно, твоя тетя должна была так сказать, поскольку старая монахиня из знатного рода, к тому же она - старейшина вашей матушки, разве возможно было бы, чтобы твоя тетя сказала бы следующее: «Чжао чжао, досаждай ей, хитроумно досаждай, а лучше я преподам тебе пару уроков, чтобы ты в следующий раз смогла обидеть и других людей»? – Чан Нин положил в маленькое блюдечко Цай Чжао несколько тонких ломтиков тушеной говядины со специями.

Цай Чжао чуть ли не захохотала, но быстренько напустила на себя строгий вид:

–Шисюн Чан, будь осторожен в своих высказываниях.

Чан Нин продолжал подавать еду Цай Чжао, на этот раз он взял три толстых куска жареной рыбы с солью:

–Ладно, давай поменяем тему разговора – старейшины в семье Вашей матушки. Почему они все ушли в монастырь, есть некая неприятная история?

Цай Чжао не почувствовала затруднения, как только об этом заговорили.

Она с детства привыкла следовать примерам Цай Пиншу, и была довольной повседневными мелочами или бродила без дела по округе, открытая по своей натуре, услышав вопрос, она сразу же дала ответ:

–Моя бабушка по материнской линии и почтенная наставница Цзинъюань были близнецами, в юности непредвиденный случай в храме Будды предопределил их судьбу, казалось, что они, две сестры, под стать двум цветками лотоса на одном стебле в пруду в зале Ямантака – кто же мог подумать, что перед самым постригом моя бабушка встретится с моим дедушкой и сразу же разорвет торжественное обещание, вступив с ним в брак.

Чан Нин озадаченно посмотрел в сторону:

–...почему же эта история что-то мне напоминает? А-а, точно, по всем слухам и легендам предок Бэйчэнь в то время, когда он находился на горной круче Ваньшуйцянь, вырастил два цветка лотоса на одном стебле, а скончавшийся старый глава школы Инь повсеместно любил следовать и во всем подражать предку, он даже дал соответствующие имена своим двум дочерям – Сулянь и Цинлянь, – и почему же все эти старинные сказания такие одинаковые? В дальнейшем твоя родная бабушка раз сама не смогла уйти в монастырь, приказала твоему дяде уйти в монастырь?

Цай Чжао, видя такую мягкую атмосферу, также ответила очень дружелюбно:

–Ты не понимаешь, буддисты серьезно подходят к причинам и следствиям, если бы моя бабушка согласно принятым клятвам ушла из семьи, тогда не было бы ни меня, ни моей матушки с дядей, и совершенно никто бы уже не оставил потомство, а потому моя бабушка уповала, что матушка и дядя все же уйдут в монастырь, рассчитывая, что так возвратит свое обещание.

Чан Нин закивал головой, соглашаясь:

–В детстве взгляды формируются под влиянием окружающих, вполне естественно, что в их сердце появилось поклонение Будде, твой дядя ушел в монастырь, но ваша матушка встретила вашего отца...

–Вовсе нет. Моя матушка в те годы встретилась с моей тетушкой, которая была переодета мужчиной, а потому совсем забыла о том, чтобы стать монахиней и выполнить свои обеты, – счастливо улыбнулась Цай Чжао.

Чан Нин отложил палочки для еды:

–Хм, далее, я кое-что припоминаю, как мой отец однажды сказал мне, как ваша матушка узнала, что воин Цай - это переодетая в мужчину женщина, она чуть ли не ушла из семьи в женский монастырь Сянькун. Почтенная наставница Цзинъюань очень этому радовалась, она только опасалась, что твоя тетя устроит скандал, и она намеренно тайно установила заграждения в ущелье Иньсю. Твоя тетя во главе младших братьев стала биться еще при восхождении на гору, а потом «убедила» вашу матушку вернуться на эту грешную землю.

У него чуть-чуть приподнялись уголки рта в улыбке, он даже немного пошутил:

–И тогда мой отец одним махом уговорил всю присутствующую братию, что не следует тревожить чистую землю Будды, после чего братья твоей тети дали ему прозвище «нянька Чан».

–...моя тетя все время говорила им, что не нужно использовать это прозвище, – Цай Чжао была немного сконфужена.

–Это несущественно, – равнодушно сказал Чан Нин, – по правде говоря, мой отец очень скучал по тем дням, когда его громко окликали «нянька Чан», и скучал по всем тем людям, которые его звали так – великий воин Чан Хаошэн совсем не любил это свое прозвище, но он тосковал по тем беззаботным и ярким юношеским годам и всем тем ушедшим навсегда веселым юнцам.

Цай Чжао на мгновение погрустнела, а потом через некоторое время сказала:

–Моя тетя тоже очень тосковала – в то время они все еще были молодыми, были на вершине успеха, их лошади были быстры, и они со смехом устраивали играючи суматоху около ущелья Иньсю, почтенная наставница Цзинъюань злилась так, что чуть ли не начала убивать вопреки всем заветам. В те времена Не Хэнчэн еще пока не практиковал демонические искусства и еще пока не использовал живых людей, убивая и делая из них марионеток-рабов, все эти люди просто хорошо жили и были здоровы, они еще не получили увечья, не утратили свою любовь, не утратили близких и родных...

–Ты уже закончила говорить? Закончила говорить? Ладно, тогда я сам скажу это, – и Чан Нин, дождавшись, пока Цай Чжао закончит на такой удручающей ноте, открыл рот.

Он медленно сел прямо:

–Твоя бабушка не смогла сама отказаться от любви, нарушила ранее данное торжественное обещание, вступив в брак, и оставшаяся половина ее жизни прошла  счастливо, однако из-за досадного сожаления о своем поступке в молодости она решила отдать своих дочь и сына в буддийский монастырь, совсем не обращая внимания на желания своих детей, – так в чем же разница между ней и тем ублюдком, который продал свою дочь в бордель, чтобы расплатиться с долгами в обмен на собственный комфорт?

http://tl.rulate.ru/book/104228/4645117