Готовый перевод After Losing Her Husband She Turned the Petty Villains in the Marquis’s Mansion Into Big Shots / Потеряв мужа, она превратит мелких пакостников в больших боссов: Глава 16. Ваше Величество, я бессилен!

Глава 16. Ваше Величество, я бессилен!

Тан Шуи выяснила, кто такой была Сяо Цинъю, это была четвертая барышня из второй ветви семьи. Отчего-то эта девочка постоянно приставала к Сяо Ючжу.

Тан Шуи, в жизни не выходившая замуж и не рожавшая детей, понятия не имела, как воспитывать восьмилетнюю девочку. Но проанализировать с ребенком все по порядку и различить, что хорошо, а что плохо, а после научить решать проблемы – это ведь считается?

Вдобавок к тому, в предыдущей жизни она не раз читала онлайн, что детей надо учить терпению. Так что она честно объяснила Сяо Ючжу:

– Прощения заслуживают не все вещи, даже если человек хотел добра. Некоторые утверждают, что хотят добра, но на самом деле у них дурные намерения. Такие люди точно не заслуживают прощения, им нужно противостоять.

– Это точно про Сяо Цинъю, она все делает нарочно, – Сяо Ючжу фыркнула. – Сегодня она запачкала мое платье! Уверяла, что пыталась удержать меня от падения и случайно его заляпала. Но я все видела, она специально!

– И что ты сделала?

– Обрызгала ее чернилами, – довольно ответила Сяо Ючжу, но тут же бросила на Тан Шуи опасливый взгляд, опасаясь нотаций. В школе все говорили ей, что она была неправа, обрызгав Сяо Цинъю.

Тан Шуи только вздернула бровь, подумав про себя, что это естественное поведение для маленькой тиранши. Вслух она заметила:

 – Если над тобой издеваются, естественно будет ответить на это. Она умышленно испортила твою одежду, ты в ответ испортила ее платье. Но ты также должна была заявить, что она сделала это нарочно, изначально имея дурные намерения. И предупредить ее, что в следующий раз она не отделается чернилами.

– И тогда все остальные перестанут ругаться на меня? – в голосе Сяо Ючжу звучала глубокая обида. Хотя это Сяо Цинъю первая испортила ее одежду, все в школе думали, что это она поступила неправильно.

– А тебя так волнует, что говорят о тебе другие? – спросила Тан Шуи. Сяо Ючжу нахмурилась.

– Ну… не особенно.

– Именно, тебя не должно заботить, что они говорят, – Тан Шуи закончила с платьем дочки, взяла ее за руку и повела из комнаты. По пути она продолжила:

– Тебе нужно указать, что именно она виновата не для того, чтобы другие говорили о тебе хорошо, и не для того, чтобы оправдать свои действия. Тебе нужно прояснить суть вещей. Правда есть правда, неправда есть неправда. До тех пор, пока ты ведешь себя праведно, тебе не следует опасаться слухов.

Сяо Ючжу широко улыбнулась.

– Я все поняла. Мама такая добрая!

Тан Шуи улыбнулась в ответ и осторожно погладила дочь по голове.

Мать и дочь вместе вошли в столовую, где уже ждали Сяо Ючэнь и Сяо Юмин. Заняв свое место во главе стола, Тан Шуи не стала поднимать произошедшее за обедом.

После еды семье переместилась на веранду и Тан Шуи велела служанкам выйти, оставив ее наедине с детьми.

Сяо Ючэнь и Сяо Ючжу выпрямились, как прилежные и почтительные дети, Сяо Юмин беспечно развалился в кресле. Тан Шуи ничего не сказала: она не страдала косностью мышления и не верила, что внешняя почтительность – все, что требуется от ребенка.

– В том, что сегодня произошло за обедом, виноваты все трое, – она посмотрела на Сяо Ючэня. – Ты их старший брат, разве ты не должен направлять и вести их?

Если верить выражению лица, Сяо Ючэнь глубоко осуждал себя.

– Отныне я буду должным образом направлять своих младшего брата и сестру.

– Хорошо, – согласилась Тан Шуи. – Но лучше всего направлять собственным хорошим примером.

Если ты сам полон недостатков, лучше и не пытаться поучать других.

– Да, мама, – кивнул Сяо Ючэнь. Он прекрасно понимал, что раньше был слишком погружен в себя, чтобы уделять время сестре и брату.

Тан Шуи повернулась к Сяо Юмину:

– А ты понял, в чем ошибся?

Того все происходящее словно вовсе не заботило.

– Знаю, знаю, я больше не буду гладить сестру по голове.

Наблюдая за его наплевательским поведением, Тан Шуи внезапно осознала, что ее младший сын, которому было четырнадцать лет, как раз вошел в фазу подросткового бунтарства. В этом возрасте мальчишки уже чувствуют себя взрослыми и хотят принимать собственные решения, и последнее, что им нужно, это родительские назидания.

Ах, ну что за головная боль!

– Подобные жесты естественным образом высказывают дружелюбие и привязанность между братьями и сестрами, особенно если кто-то из них еще очень юн, – сказала, наконец, Тан Шуи. – Тем не менее, толкать ее, а тем более, замахиваться на нее, было неправильно. Неважно, насколько ты зол, ты не должен так поступать.

– Да понимаю я, – искренне ответил Сяо Юмин, в его голосе даже слышалось раскаяние. Он еще раньше успел понять, что сделал не так. Если честно, в тот момент он вовсе не собирался толкать сестру, это был просто рефлекс, выработанный в драках с другими мальчишками. Замахивался он чтобы попугать ее.

– Признать и исправить ошибки – лучший путь вперед, – сказала Тан Шуи, и не стала больше развивать эту тему. В данный момент она не была уверена, как лучше обращаться с бунтующим младшим сыном. Она повернулась к Сяо Ючжу:

– Как я уже говорила, отношения между людьми строятся обоюдно. Также, как твои братья добры к тебе, и ты должна быть добра к ним. Не нужно пытаться забрать себе все хорошие вещи, что ты видишь, делись ими с близкими людьми.

– Я поняла, – послушно кивнула Сяо Ючжу.

Тан Шуи решила отложить дальнейшее морализаторство. Она жестом разрешила детям расслабиться, добавив, что на следующий день они должны показать ей переписанные «Правила».

Когда Сяо Ючэнь и Сяо Юмин ушли, Сяо Ючжу бросилась обниматься к Тан Шуи и попросилась спать с ней. Обнимая дочь, женщина с улыбкой согласилась и приказала служанкам сделать соответствующие приготовления. Мать и дочь негромко переговаривались. Сяо Ючжу болтала о том, как прошел ее день в школе, Тан Шуи внимательно слушала с легкой улыбкой на лице, лишь время от времени комментируя рассказ.

Ничего полезного в том, чтобы все время читать детям мораль.

Вскоре Цуйюнь объявила, что ванна готова. Тан Шуи взяла Сяо Ючжу искупаться, а затем они вернулись в постель. Дети засыпают быстро, ничего удивительного, что вскоре Сяо Ючжу уже крепко спала.

Тан Шуи лежала рядом, созерцая мирно сопящую дочь, лицо которой, казалось, было воплощением нежного очарования. Теперь только она поняла выражение друга из предыдущей жизни: дети ангелы, когда спят и черти все остальное время.

Улыбаясь этим мыслям, оно тоже вскоре уснула.

Поместье Юннин-хоу погрузилось в тишину, но этот покой был затишьем перед бурей, разразившейся назавтра при дворе.

Во времена великой династии Цань императорский суд открывался каждые десять дней, и назавтра был как раз такой день. Министры собирались у полуденных ворот с самого часа Инь, чтобы войти внутрь дворца Цаньцин в час Мао. За десять дней успевало накопиться изрядно дел, собрание длилось не меньше двух часов, прежде чем прийти к заключению.

Многие чиновники успели оголодать, животы у них прилипли к спинам, они с нетерпением ждали конца заседания, когда вперед неожиданно выступил императорский цензор, Ли Яньчжун, и начал громко порицать Лян Цзянъаня, который позволил своим слугам нагло вломиться в чужую резиденцию.

Стоило ему закончить, как еще несколько чиновников присоединились к осуждению различных проступков Лян Цзанъаня, включая притеснение сироты, вдовы национального героя. Его слуги творили насилие, хватали на улице молодых девушек и многое, многое другое. Кто-то даже обвинил второго принца в потакании распущенности девичьей семьи матери.

Естественно, были и те, кто защищал второго принца и Лян Цзанъаня, так что в суде, естественно, поднялся неистовый шум.

Посреди нарастающей суматохи воздвигся гогун Тан в развевающихся одеждах, с размаху упал на колени, простершись на земле, и громко призвал императора, после чего начал сотрясаться в рыданиях.

Все чиновники немедленно замолчали, отчего громкие стенания гогуна Тана стали еще выразительней. Сердце с трудом могло вынести зрелище, когда мужчина шестидесяти лет преклонял колени и рыдал от отчаяния!

Император поднялся с драконьего трона, приблизился и потянул гогуна подняться на ноги.

– Айцин, говори, ничего не скрывая, нет нужды так терзаться.

п/п 爱卿 – обращение императора к сановнику. Или влюбленных друг к другу. Суровые китайские влюбленные…

Гогун Тан поднял залитое слезами лицо.

– Ваше величество! Я родил пятерых сыновей и только после этого небо благословило меня дочерью, я хранил и берег ее, как жемчужину на ладони. Стоило ей чихнуть, мое сердце обливалось кровью!

И все же моя дочь имела печальную судьбу, овдовев во цвете лет. Она одна воспитывает троих детей. Мысль об этом раздирает мне сердце. А сейчас они, вдова и сироты, повстречались с бесчеловечной злобой! Ваше величество, я бессилен, я не сумел защитить родную дочь…

Он снова простерся на земле и зарыдал еще горше.

http://tl.rulate.ru/book/103339/3877057