Готовый перевод Зов Бездны: Глава 6 — Пустота внутри

Глава 6: Пустота внутри.

*Автор НЕ поддерживает и осуждает действия персонажей. Внимание: Эта глава вас может шокировать. Будьте осторожнее. Не читайте, если не уверены*.

Сквозь сон и ноюще-острую боль я слышал голоса.

Далёкие, внеземные.

Человечьи, приземные.

Разобраться было сложно.

Кто что говорил.

Одни радостно-меланхолично твердили:

«Исполнение близится».

Другие же холодно и отстранённо:

«Подай скальпель».

И так повторялось поочерёдно, сначала ритмично:

«Наши предки плачут».

«Где отсос крови?»

И ещё раз:

«Мы радуемся этому мгновению».

«Он так долго не протянет — поспешим».

И последний:

«Пророчеству суждено было исполниться».

«Живо неси колбу для смеси — мы заканчиваем».

А после началась сущая неразбериха какофоний голосов:

«Он… мы… пророчество… путник… смерть… творец… сия… колба… мироздания… нить… понимания… ты… я… он… исполнение… судный… день… понимание… осознание… ему… суждено… было… иголка… неси… сие… планета… земная… моя… обитель… увядание… их… исполнение… предки… они… радость… и… плачут… он… пророк… сия… исполнитель… вознаграждение… сии… труды… конец… мёртв… сей… живой… на грани… где… они… те… врата… сие… чёрные… и… открыты… оно… сущее… да… будут… миллионы… вскоре… лет… ожидания… и… зов… вскоре… начат…»

А вскоре я проснулся.

Я лежал на мокрой, сырой и холодной койке посреди просторной операционной, тёмные углы которой… нервировали меня.

Надо мной висел ещё светивший прожектор… прямо в то место, где должна была лежать моя голова.

Но я уже приспустился, скользя по изгибам длинной койки, слегка приподнялся и осмотрелся.

Никого не было.

Голоса исчезли.

Силуэты, нависавшие надо мной, исчезли.

И мои ноги также…

Я посмотрел на них, что должны были скрываться за очередным изгибом койки, но… они.

…Исчезли.

***

Я не ожидаю, что меня поймут.

Но я никогда и не хотела принятия.

Я сама топчу себе тропинку.

За мной всегда оставался алый след.

В любом случае я от этого не страдаю — кровь не моя.

…Так какая же разница, добровольно отдали ли мне её в обмен на спасение, или же я насильно забрала её в обмен на желаемое ими спасение от долгих мук?

И сейчас — мой первый акт настоящего милосердия.

Я потворствую их деянию — они забирают «его» ноги.

У них свой метод. Я не принимаю его, но признаю как альтернативу — чтобы мученики сами избавили себя от мук.

Они должны это понять.

Иного пути быть не может.

Хоть это и иной путь моему.

…Но я закончу начатое ими — я должна донести до «него» эту простую мысль.

Я не запачкаю себя, — «он» это сам сделает.

Сейчас я потворствую их деянию.

Я вершу милосердие.

Я — врач.

Главный врач.

Я буду им всегда.

И это моя миссия.

От рождения.

И до самой смерти.

Я вершу милосердие, чувствуя собственной спиной и шеей вибрацию стекла от «его» криков.

Должно быть, они радикальнее, чем я думала.

Живьём…

…Многочисленная потеря сознания…

…На грани сна и реальности.

Но таков выбранный путь — их и мой — мы в одной лодке, хоть и кренимся в разные стороны, — мы тянем «его», разрывая на части, чтобы убедить «его» вознестись.

Я вершу милосердие, отваживая наблюдателей от этой двери, — им нет нужды знать, чьи это крики.

Словно страж врат, я, прямо стоя, вершу закон, воздев руки за спиной.

«Они» в ближайшее время закончат.

На этом наш контракт будет окончен — наши пути разойдутся.

Но я признательна, что само их существование в нашей… нет, в моей больнице открыло мне глаза на иной возможный путь спасения страждущих.

Они не преследуют той же цели, что и я, но я в любом случае благодарна им — эта больница нуждается в колоссальных сдвигах во имя новой практики и теории.

Их действия способствуют этим изменениям.

Но мне в любом случае суждено довершить все начавшиеся процессы.

Совет директоров должен быть распущен.

Директора должны покаяться за свою недальновидность, стоившую страданий бесчисленным людям, так сильно веривших в эту больницу.

Я обязана оправдать верования.

Я обязана, как главный врач, спасти их.

Спасти всех.

От ментальных мук и физических страданий.

Я должна покрыть их глаза — отправить ко сну.

Так будет лучше.

Так будет лучше…

Вскоре «он» выйдет, и я покрою его…

…Глаза.

***

А-а… понятно.

Ноги… убежали…

ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-А-А

…От меня.

Но, впрочем…

Жизнь я всегда закончить успею.

Я целеустремлённо посмотрел на целое множество скальпелей, разбросанных повсюду — лежащих на блюдечках, в ящичках выдвижных, и стоящих, словно тарелки, в специальных разъёмах…

…Но, в любом случае…

…У меня нет желания жить.

Кто я? Зачем существую?..

Зачем я вообще такой нужен?

И, главное — кому? Для чего?

Вся надежда, которой меня подкармливали: медсестра, тренер, и, главный поставщик, — главная врач — испарилась, оставив пустое место, именуемое не иначе, как… нет, не отчаяние — оно уже давным-давно прошло, — опустошение. Потеря смысла. Какого-либо вообще.

Похоже, единственная моя радость — сон.

Ничто мне не сможет принести облегчения, как хороший, добротный сон.

Никогда не понимал прелести дневного часа, но сейчас понимаю, и… именую его не дневным, и не часом, а — вечным узилищем.

Прощай,

жизнь.

И привет,

пустота.

Моя последняя улыбка для тебя.

***

«Раньше я с осторожностью проникался человеческой симпатией к ней, ведь она, как главная врач, в первое время довольно неплохо исполняла свои обязанности, да и не только — некоторые вещи и слова явно выходили за рамки простой доброжелательности. А сейчас же, видя её выражение лица, ехидно, широчайше улыбающееся, с узкими зенками, таящими в себе не дюжие помыслы, чей окрас остаётся ужасающей, мнимой тайной, — я ненавижу её, как единственного человека, который своими идеями погубил не только меня, но и погубит в будущем бесчисленное количество таких же детей, как я».

«Мне в общем-то уже плевать на исполнителей — тех, кто физически претворил её идеи в реальность. Те двое — лишь безыдейные, человекоподобные амёбы, которые сделают абсолютно любую работу, если им это принесёт хоть маломальски-малую выгоду. На их месте мог оказаться кто угодно. Много ли людей, которые никогда не знали, чего хотят по жизни, и лишь скитаются, не зная, проживут ли завтрашний день? — Подавляющая часть всех людей планеты Земля хоть раз, но оказывалась в подобной ситуации, временном промежутке. Эти же двое — патологические амёбы, это их судьба».

«Эта же женщина — совершенной иной случай, — она идейная убийца, доводящая людей до ручки одними лишь словами. Она — манипулятор высокого класса. Но, в то же время, не пришла ещё пора судить о её навыках, ведь она работает с самой уязвимой частью населения, группой людей, физически неполноценными — кто без рук, кто без ног, кто без зрения, слуха, кто и вовсе потерял смысл жизнь, не зная, как быть дальше. Для таких людей любое слово может стать последней каплей для принятия решения уйти из жизни».

«Я её не ненавижу за то, кто она есть, ведь огромное количество людей так или иначе творит зло, — а за то, что она НЕ отдаёт отчёта тому, что она делает в действительности. Она не осознаёт всех причинно-следственных связей. Она делает то, во что верит, но она не понимает, что это вообще за вера и что она из себя представляет. Она слепо бежит сломя голову, будто от этого зависит её жизнь, а не тех людей, которых она отправит на верную смерть, удостоверившись, что погибель — окончательна».

«Я не знаю, была ли она всегда такой, или же её подговорил кто-то. Быть может, она играет в сумасшедшую, выигрывая в совершенно иной игре, в которой я не смыслю, и о существовании которой и не подозреваю. Но, в действительности, единственно-верным и неопровержимым остаётся один факт — такие люди существуют, и она тому подтверждение. По крайней мере косвенное, что уже очень много для такого-то случая. И я верю в существование её миссии. Но она не понимает и не знает, что это за миссия, ведь по одному лишь её лицу, знатно хихикающему прямо в сантиметрах от моего — становится очевидно, что у неё с головой большие-большие проблемы».

«И чем я, собственно, заслужил такой участи — быть поверженным сумасшедшим, ментально нездоровым человеком? Почему именно я? Можно ли крутануть это Колесо Судьбы и Удачи в иное русло? — Более позитивное для меня? — И, желательно, более негативное — в её адрес?»

Так подумал бы и сказал я, если бы сейчас знал всё то, что я узнаю только спустя некоторое время.

Но нынешний я лишь обесчестен, лишён какого-либо человеческого подобия живого человека — и лишь отдалённо напоминаю живую сущность — как это свойственно всем — со своими мыслями, идеалами, идеями, помыслами, верованиями.

Ведь сейчас я лишь только-только начинал осознавать — а потому пребывал в опустошённом состоянии, и ещё не подавал — ввиду мыслительной загруженности процессами понимания и анализа происходящего, — какой-либо внешней жизни, и не реагировал ни на что, что происходило вокруг меня — даже прямо у меня перед носом:

— Ну что ты, мой милый мальчик, ножек ты лишился, да-да-да?!

— Хи-хи-хи-хи-хи!

Бывшая главная врач стояла прямо перед моим носом, поникшим под тяжестью её стоп, давящих на моё распространившееся, словно чёрная жидкость, тело, по всё тому же операционному залу, и хихикала, даже не прикрывая рта рукой — даже пусть из простой вежливости, — хотя, какая, нахрен, вежливость, если вспомнить её предыдущие слова?!

— Ну ничего, я тобой как следует займусь, так что не переживай!

— Мы подберём тебе новые ножечки, ручечки… Ой-ой, заболталась я что-то! — Ну ничего! — Страшного в этом ничего нет!

— В любом случае, я теперь твоя новая мамочка!

— Твои родители забыли про тебя, им сейчас не до этого, в тюрьме отсиживают…

— …Ой. Снова проболталась. Ну что же-что же… делать-то-поделать, ой-ой-ой, не знаю я, не знаю ~

— Какая же я растяпа, хи-хи-хи ~

— Хотя, знаешь что…

Она наклонилась ещё ближе.

И начала злостно, яростно шептать, аки дьявол:

— Ты. Ничтожество. Знаешь. Почему?

— Как. Ты. Попал. В эту. Больницу. Знаешь?

— Престижная. Эта. Больница. Дорогие. Ценные. Кадры. Здесь. Оборудование. Соответствующее. Тоже. Здесь.

— Так. Как же. Ты. Попал. Сюда? М-м-м?!

— Родители. Заплатили.

— И за ножки. Тоже.

— А как потерял. Свои. Родные. Помнишь?

— Головой. Наверняка. Ударился.

— И попал под. Поезд.

— И тут на те. Головушку ещё. Больше. Повредил.

— Пока. Ножки. Переезжал. Поезд.

— Совсем. Плохо. Стало.

— Родители. Богатые. Очень. Заплатили. Мигом. За. Всё.

— Мошенники. Наверное. Дела. Всякие. Проворачивали. Незаконные.

— Бизнеса у них. Нет. Никакого. Особого.

— Законных. Денег. У них. Быть. Не могло. Настолько. Больших.

— Вот. Ими и. Заинтересовались. Люди. Сверху.

— Так что. Жаль.

— Ведь. Не заплатят они.

— Не заплатят. За руки.

— За ноги. Да.

— За руки. Нет.

— Их ты. Тоже. Потеряешь.

— СЕЙЧАС!

Я опустошённо слушал эту молниеносную тираду.

…На протяжении всего времени.

…Не подавая никаких эмоциональных признаков.

…Не подавая абсолютно никакой реакции — ни внутренней, ни внешней.

Ведь так и было — я опустошён. Без поворотно. Полностью.

…Но сейчас…

Я закричал.

Во всё горло.

И…

Этот мой крик…

Услышала вся больница…

…Время было уже не утреннее, а дневное, даже ближе к вечернему, так что было очень шумно, — много людей туда-сюда расхаживало и разговаривало по коридорам больницы, и в эту закрытую на ключ операционную никто не смотрел…

…По крайней мере до моего крика

— А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!

…И уже тогда…

Совет директоров пришёл лично…

…Всем составом.

Началась лютая неразбериха, в которой главная жертва — я — потерялся, и моего существования никто не замечал, словно я был тем самым слоном в комнате.

Мои руки были серьёзно повреждены — не так серьёзно, как тогда ноги, но лечение всё же требовалось незамедлительно.

Спустя больше полутора часов дикого ора, перепалок, неразберихи, настоящих драк и препинаний, дошло дело до меня — меня положили на носилки и увезли в ближайшую свободную палату, осмотрели общее состояние, потом повезли обратно, но уже в другую операционную, ведь в той всё ещё не прибрались после того, как в процессе драк побили все колбы, разбросали инструменты и скальпели, забрызганные кровью членов совета директоров, обычных медбратьев и сестёр, пытавших встать между основными участниками конфликта — в том числе неких профессоров, пребывавших до этого на какой-то научной конференции вместе с Советом Директоров, — и во главе с новоиспечённым главным врачом и его личных ассистентов, получившими своё назначение в ходе ожесточённых драк, оказали мне все необходимые медицинские процедуры, положили меня в мою личную палату без каких-либо других пациентов, и приставили специальное наблюдение чрезвычайного порядка над моим состоянием, — такое решение, вероятно, было вызвано в качества очерёдности действий, направленных на защиту репутации больницы, УЖЕ подорванной, ибо про сегодняшний хаос и кризис в больнице, написали абсолютно все ведущие СМИ, — эта ситуация, вероятно, сейчас стала одной из главенствующих повесток во всём мире, ведь настолько вопиющих прецедентов, снятых на все возможные камеры — в том числе на слитые записи камер, добытые путём взлома баз данных и систем наблюдения больницы, какой-то популярной хакерской группировкой, из самой больницы, — НИКОГДА не было.

Я не испытывал абсолютно никаких эмоций.

Не испытывал и не чувствовал абсолютно ничего.

Я окончательно потерял связь со внешним миром, отгородившись от него точно также, как он однажды отверг меня, ниспослав проклятие.

Я никогда более не буду прежним.

И после того, как общественность позабудет об этом инциденте, и вся шумиха уляжется, меня тут же вышвырнут на улицу. Если не долечат — не удивлюсь. Ещё и счёт космический выставят.

И, поскольку репортёров ко мне не пускали, и мои личные данные по решению Совета Директоров больницы засекретили вопреки всем государственным штрафам, сыпящимся на голову Директорам больницы, про главную жертву этого инцидента НИКТО, абсолютно НИКТО не знает, и в обществе это дело рассматривается исключительно с точки зрения, как перепалка «взбунтовавшейся главной врачихи против директоров больницы».

Так зачем же я нужен им? Почему Совет Директоров всё же направил специальный «пакет» приказов в поддержку моего незамедлительного полного лечения?

Я и сам не знаю.

Быть может, опасаются, что если они не сделают оного, то их тут же упекут и распихают по каталажкам по приказам из министерств — ведь там, «наверху», всё прекрасно видят и понимают, — в том числе и то, как Директора отчаянно пытаются всё скрыть. Всю информацию обо мне. О моём существовании.

Но, быть может, они таки не успели удалить/засекретить всю информацию обо мне, и теперь на руках той самой хакерской группировки лежат самые наилучшие козыри из возможных, и они, как полагают Директора, швырнут ими в публику как только так сразу, если посчитают, что им это будет выгоднее, чем использование этих «карт» как заложников в обмен на «денежное вознаграждение» в теневой, секретной сделке с Советом Директоров.

Но… это уже меня не касается.

«Я слишком устал» — должен был сказать я, но я опустошён, и не испытываю ничего, в том числе усталости.

Но, в любом случае, меня это и вправду не касается.

Мне настолько на всё наплевать, что я…

Хочу спать целую вечность в объятиях…

— Ты готов прошествовать к нам, о Образец Благодати?

Словно всего этого было мало, я… внезапно начал слышать голоса.

И они твердили нечто несуразное и разрозненное, никак не складывающееся ни в какую-либо общую картину из возможных.

— Ты вершишь великое дело, о Образец Идеала.

— Ты готов к завершающему этапу, о Образец Невинности?

— Мы дожидаемся тебя, о Образец Первозданности!

— Как можно скорее приди к нам, дабы мы Вершили, о Образец Космоса!

— Космос: Планеты, Звёзды; Творцы, Летописцы, Правители: Империум-Богослов, Верховенство Аэтерно, Всесовершенство ■■■■■■■■■ и Его Свита; Клан Паразитов, «ФСВ», Пираты; и даже Последний Герой, — ВСЕ они ВСПОМНЯТ и УЗНАЮТ о нас — СЛУЖИТЕЛЯХ БЕЗДНЫ, — о нашей великой МИССИИ «Отворить Чёрные Первозданные Врата».

— Слышишь, как они УЖЕ поскрипывают, издавая этот скрежещущий грохот?!

— Ох! Как мы рады! Как мы благодарны тебе, о Образец!

— Наша миссия близка как никогда к долгожданному исполнению!

— Как мы благодарны, о Образец!

— Благодарны!

— Мы благодарны!

— Благодарим!

— Благодарим тебя!

— Вечность!..

И под эти нескончаемые возгласы, кажется, тысячи разных голосов, я и уснул… постепенно, помаленьку…

http://tl.rulate.ru/book/103144/5932066