Готовый перевод Попаданец на максималках / Попаданец на максималках 0-1: Глава 30

Елена Седьмая, ожидаемо, воспротивилась. Я посопротивлялся с часик, но потом и сам понял, что дурь это всё и блажь. Ни один король здесь самолично войска на битву не ведёт, если только это не последний и решительный бой за столицу своего или враждебного государства. Да и в тех случаях король прибывает накануне решительного сражения. Может, в древние времена всё и было иначе, но сейчас монархи слишком хорошо знают цену случайно прилетевшей стрелы.

Помнится Ричард Львиное Сердце погиб от арбалетного болта, пущенного со стены одним из оборонявшихся. Так что да, в отказе императрицы резон был. Не стоит забывать, что всех заговорщиков мы так и не выявили. После массовых похорон моих далёких родственничков все затихли и не высовываются. Некоторые, правда, пришли и повинились, но их можно по пальцам одной руки посчитать. Так что я на войне скорее получу стрелу в затылок, чем в грудь.

Поэтому, я дал разбушевавшемуся маману меня уговорить, чему она была очень рада. И я, как ни странно, был доволен, что она рада. Не так уж и много у неё радостей в последнее время. Хмм... Кстати, я так и не выяснил, кто тот дикий варвар. Конечно, поручать тому же Верёвочкину я ничего не буду. Ещё не хватало, чтобы кто-то об этом узнал. Пусть у Елены Седьмой будет свой маленький секрет, своё небольшое женское счастье.

Вот только как мне жить одному? За время, проведённое с метрессой, я привык к регулярному сексу. Разбаловался, так сказать. Может. Марфа... Нет, не может! С простолюдинками знаться, — заиметь в будущем головную боль. Впрочем, с дворянками та же печаль, поскольку им от меня надо ещё больше. В местный бордель идти тоже не выход. Был я там один раз, забежал... случайно. Нет, такого счастья и даром не надо. Плохо, плохо быть наследным принцем! Никуда не приткнуться... Может, попросить Зевса прислать нимфу какую-нибудь?

Что там мои внучки про нимф говорили? Внучки... Внучки... Хмм... Как их зовут? Не помню! Как так?! И детей не помню имена. Вот, что жену Еленой звали, помню. Или Мариной? Да что же это?! Как я мог забыть? Почему?!..

Я просидел весь остаток дня, пытаясь вспомнить имена своих близкий. Нет, не помню. Елену, жену свою вспомнил. Елена Николаевна. Да сына Леонида ещё вспомнил. Беда! Беда! Надо срочно записать то, что ещё не выветрилось из головы, иначе беда.

Писал я почти всю ночь, лишь под утро устало выронил перо из пальцев. Проспав часа три, снова принялся писать. Много я забыл или мало? Не знаю. Сравнить не с чем. Что это? Проклятье богов или закономерная адаптация моего прежнего сознания в этом мире. Забывают же люди постепенно свой родной язык, если на нём не говорят. Вот только как можно забыть имена детей и внуков? Вероятно, можно. Вероятно, есть какой-то механизм... не знаю, как иначе назвать... постепенно стирающий из моей памяти то, что не пригодится в этом мире, но дающий воспоминания умершего мальчишки.

Я-то ещё месяц назад изредка начал видеть во снах Прокопия Второго, но не придал этому особого значения. Раньше лишь рассматривал его на немногочисленных картинах, а теперь вот вспоминаю, как он гулял со мной, рассказывал истории, учил фехтовать маленькой шпагой. Ну не могу же я всё это придумать?! Не могу. У кого бы спросить, что со мной происходит? Что это за изменения?

Зевс! Гера! Кто-нибудь!.. Помогите!

***

Тук-тук, бум. Тук-тук, бум. Тук-тук, бум.

Прямо передо мной находится гора, из недр которой поднимается дым. Странные звуки разносятся по округе. Ритм этих звуков напоминают какую-то песню из моей прошлой жизни. Что это? Моё тело меня не слушается и я не могу даже голову повернуть, чтобы рассмотреть местность.

Тук-тук, бум. Тук-тук, бум. Тук-тук, бум.

Вдруг все звуки стихают. Почти все. Лишь какие-то равномерные глухие удары раздаются из пещеры, что виднеется в горе. Но эти звуки не похожи на прежние. Они похожи... на звук шагов.

И точно... Из пещеры хромая выходит огромный мужчина в коротком платье и в шапке. В руке он держит кузнечный молот... Лицо его так себе, не очень приятное.

— Зачем ты звал меня, смертный?

— Я... я тебя не звал... Гефест... — заблеял я, дрожа как лист.

— Такой молодой и одновременно старый человечишка меня решил обмануть?

— Я не обманываю! Я просто не звал именно тебя, — нашёлся я как выкрутиться из неприятной ситуации.

— Да, ты не звал именно меня. Но на твой зов пришёл я.

— Почему ты? — спокойствие начало овладевать мною.

— Ты принёс мне жертву. Ты ухаживал за моим жертвенником.

— Не помню такого.

— В городе ты вылил на мой жертвенник вино, а потом стал очищать его от грязи.

Точно! Когда я искал Власа во Владимирграде, то действительно, что-то подобное сделал.

— Да, было такое. Я увидел позабытый всеми алтарь и решил привести его в порядок... как смог, конечно.

— Вот за это я даровал тебе моё благорасположение, — произнёс Гефест. — Мы, боги, пренебрегаемы сейчас многими людьми... очень многими. Вот раньше...

Олимпийский бог пустился в воспоминания и долго рассказывал о прежних временах, когда вино и кровь жертвенных животных непрестанно возливались на алтари, когда люди каждый день возносили молитвы. Я слушал и не перебивал. Мне было интересно, к чему всё это?

— Но не только жертвы угодны нам, но и искреннее желание сделать добро. Вот ты один из тех, кто смог мне дать не только силу от жертвы, но и показал свою искренность.

Я продолжал молчать, боясь неосторожным словом испортить благодушие Гефеста.

— Спрашивай, смертный. У меня сейчас не так много дел, так что я могу ответить на твои вопросы, которые ты считаешь важными.

Вот оно!

— Почему мне дали второй шанс на жизнь?

— Почему бы и нет? Не ты первый, не ты последний. Боги привыкли развлекаться и не хотят отказываться от этого.

— Почему я постепенно забываю то, что знал совсем недавно и вспоминаю, чего никогда не видел?

— Это хороший вопрос, смертный. Я попытаюсь тебе объяснить, но не уверен, поймёшь ли ты. Представь, что ты долго живёшь на острове, где бьёт лишь один родник. Ты счастлив и доволен. Но потом тебе кто-то сказал, что на соседнем острове вода вкуснее. Ты преодолеваешь серьёзные препятствия, чтобы попасть на тот остров и, припав к источнику, понимаешь, что вода действительно приятнее. Где ты захочешь жить?

— На втором острове, наверное.

— Со временем ты привыкаешь к новым ощущениям, но забываешь прежнее место жительства, и в твоей памяти остаётся лишь воспоминание, что там было хуже. Зачем тебе помнить, что где-то и когда-то тебе было хуже? Незачем.

— Наверное, я понимаю тебя, Гефест. Но почему я приобретаю новые воспоминания?

— Некоторые смертные могут позабыть о том, как жили раньше, когда придут в новое место. Но в новом месте они могут не обрести удовлетворение. Чтобы ты не испытывал скорби по тому, чего ты не в силах вспомнить, тебе даются новые воспоминания. Да и не такие уж они и новые. Для тела, в котором ты сейчас обретаешься, эти воспоминания являются родными.

— Почему я не могу помнить и то, и другое? Почему я не могу сам решать, что мне помнить, а что можно забыть?

— Ох, уж эти смертные! — неожиданно рассмеялся бог-кузнец. — Всё вам мало. Может ли ты одновременно спать на первом и втором этаже? Можешь ли ты одновременно плыть на корабле по морю и взбираться на высокую гору, находящуюся в пустыне? Долго на двух стульях не усидеть. Наступает время, и приходится выбирать что-то одно.

— Разве я могу выбрать свою прежнюю жизнь?

— Нет, конечно! Ты от неё отказался в тот момент, когда умер. Теперь у тебя новая жизнь, и с воспоминаниями прежней следует расстаться.

— Я понял тебя, Гефест, — с грустью произнёс я. — Но как я тогда смогу помочь всем тем людям, среди которых живу? Я так много читал в прежней жизни полезного, и теперь начинаю забывать обо всём!

— Хмм... То есть, ты просишь не для себя, а для других?

— Ну... И для других тоже.

— Мне нравится твой честный ответ, смертный. Невозможно любить других, если не любишь себя. Тебе будут возвращены все знания, которые ты искал в прежнем мире, дабы помочь людям, живущим в новом. Но то, что успел позабыл, — из приобретённого ещё тогда, когда не помышлял о новой жизни, — оно утеряно безвозвратно, как несущественное.

И прежде, чем я что-то успел сказать, Гефест ударил молотом по земле.

***

Открыв глаза, я увидел перед собой стол и кучу исписанных бумаг. Я спал? Это был сон или?.. Я взял лист, исписанный более чем на половину и начал его перечитывать. Ага, рецепт выплавки стекла. Хмм... Вот вижу ошибку... Вот ещё одну... Беру другой лист и снова вижу ошибки в тексте. Ура! Гефест не обманул, и мне возвращены важные знания.

И тут же я испускаю вопль отчаяния, — я не помню имён своих дочерей! Хотя, были ли у меня дочери? Да, были... Был сын Леонид, была жена Елена. Эх, Гефест... Ты и тут сказал мне правду... Горькую правду.

Надо будет приказать принести в мои покои алтари олимпийских богов. Нет, это будет неправильно! Получится, что я заберу их у тех, кто тоже к ним приходит. Значит, я буду приходить туда, где ранее почитали богов. Раз они так сильно влияют на мою жизнь, то пренебрегать ими неразумно. Да и просто выразить свою благодарность надо. Ведь я не знаю, кто именно вернул мне воспоминания. Гефест — покровитель кузнечного ремесла, изобретений, но воспоминаниями людей он вряд ли может управлять. Хотя может надо подумать над словом изобретений?

Я почувствовал, как у меня голова пошла кругом. Только сейчас я понял, что не ел целые сутки или даже более. Пришлось чуть ли не пинками будить лакеев, расслабившихся за последний день, и послать их принести что-нибудь с кухни, хоть остывшего кролика.

Когда эти переростки-остолопы убежали по адресу, указанному подошвой моего сапога на их растолстевших задницах, я подошёл к камину и начал сжигать свои записи. Да, я был уверен, что эти бумаги мне будут не нужны, и оставлять их даже в запечатанном виде не следует.

Пришли «просветители» и принесли остывшего кролика и горячий глинтвейн. Хмм.. Неплохо! Уселся за стол и уже приготовился всё уплетать, как князь Духовской запросил аудиенцию. Конечно же, я его принял, держа в одной руке кроличью ножку, а во второй бокал. Получилось забавно. Но министр внутренних дел не оценил мою шутку.

— Я пришёл к вам, принц, дабы ввести в курс по поводу нашего с вами недавнего разговора... — Геласий Евсеевич указал глазами на лакеев, намекнув на конфинедциальность. — В деле Мойши Горбача всплывают новые подробности, — начал он, когда те удалились. — Он через два или три дня собирается покинуть столицу и скорее всего, направится на запад. Наши агенты сообщают, что он намеревается увозить монеты и драгоценности, но пока не известно их количество.

— Очень хорошо, князь, — улыбнулся я. — Остаётся лишь ждать, когда его повяжут и начнут допрашивать. Надеюсь, не возникнет каких-нибудь юридических препятствий, которыми этот злодей может воспользоваться? Ну там презумпция невиновности, к примеру.

— Мы не ожидаем ничего подобного, — министр был серьёзен. — Это пока всё, что я могу поведать.

— Надеюсь, городские сыскари уже рассматривают предположение, что Горбач заранее вывез большую часть своих денежных средств из столицы, с тем, чтобы после забрать их по пути?

— Да, работа в этом направлении ведётся, Ваше Высочие.

— Тогда не смею вас более задерживать, Геласий Евсеевич.

Что-то в этом разговоре меня насторожило... Нет, скорее напомнило о чём-то. Да, точно!

— Князь! — остановил я министра, который уже подошёл к двери. — Не знаете ли вы что-нибудь о бароне Эльмпте?

— Эльмпт? Да, несколько раз слышал. Давно, правда, и я совсем не уверен, что эта династия до сих пор существует.

— Не подскажете, где находится его владение?

— Где-то к западу от столицы, — неопределённо пожал плечами Духовской. — Не очень далеко, наверняка, иначе бы я и не запомнил... Баронов же в Империи как грязи.

Князь ещё раз поклонился и вышел.

К западу. Хмм... Там же расположены земли князя Петра Шаликова, отца Живчика и Ники. Ну что же, пока делать нечего, так почему бы не навестить красивую девушку, и заодно попробовать найти отца Фёклы.

Опять пришлось, конечно, побеседовать с императрицей, но раз я не отправляюсь на войну, а всего в соседнюю губернию, то Елена Седьмая согласие своё дала. Ладно, остался год, а потом я уже не буду обязан не то, чтобы обговаривать необходимость куда-нибудь уехать, но и вообще задумываться над тем, что мне кто-то это запретит.

Пара десятков моих гвардейцев-кавалеристов были собраны скоро. Я решил поехать на одном из польских коней, дабы прочувствовать различие с тем, на котором ездил в последний год. Хмм... Непривычно, конечно, поскольку в седло взбираться высоковато, да и животное более норовистое, с агрессивным характером. Пришлось два дня до отправления, приходить к нему и кормить овощами и сахаром. Дороговато мне обошлось это знакомство с четвероногим, но безопасность важнее. Конюхи, правда, всем своим видом показывали своё неодобрение идеи наследного принца отправляться в поход, пусть и недлительный, именно на этом скакуне, но делали это не слишком заметно.

Наконец, отряд в две дюжины верховых, выехал за ворота и потихоньку поехал по пути, ведущему на запад. По нему я ездил, ещё тогда, когда самостоятельно рекрутировал новобранцев. Дорога до границы с Коломенской губернией была почти разбита из-за весенней распутицы, но благодаря тому, что она имела государственное значение, её периодически ремонтировали.

В принципе, в поездке я ничего нового для себя не увидел. Всё те же деревни чьи жители так и не понимают, к чему стремиться, — к достатку, для чего надо несколько упорнее работать на земле, или к сравнительной бедности, когда можно и на печи почаще лежать. Кстати, ту печь, что мы считаем исконно русской, в моём прежнем мире появилась примерно в года правления Петра Первого. До этого печи чаще представляли собой отдельные кирпичные или каменные горки, стоящие вне дома под особыми навесами.

Так что никакой Илья Муромец, живший более чем за пять столетий до восшествия на престол династии Романовых, никак не мог лежать на печи тридцать лет и три года... Не мог по той причине, что никаких лежанок на них в те времена не было. О чём это говорит? Что данный эпизод был придуман, в лучшем случае, в восемнадцатом веке. Даже нет, скорее в девятнадцатом, поскольку раньше избы топили по-чёрному, и лежать безвылазно на печи, означало постоянно дышать дымом.

И опять я видел в деревнях следы пожарищ, пожравших с десяток домов лишь по той причине, что люди привыкли жить кучно. Ну поставь избу на двадцать метров подальше, и живи спокойно! Нет, надо чуть ли не стена к стене. В чём заключалась причина такой строительной традиции, я понять не мог. Вероятно, раньше, когда место под деревню надо было освобождать от леса, люди не могли себе позволить жить не кучно.

Я уже предлагал на Малом совете обязать при строительстве новых селений учитывать противопожарную безопасность. Но мою речь, как и некоторые другие задумки, министры встретили в штыки, мотивируя тем, что площади, занимаемые новыми деревнями, увеличатся раза в два, уменьшая размеры пашни.

До села Рогож, рядом с которым находится усадьба князя Петра Шаликова, отряд добрался к вечеру третьего дня. Пока Кирилл с Мефодием, взятыми мною в отместку за их лень, стучались в ворота, я усмехался, представляя, как сейчас обрадуется хозяин внезапному приезду двадцати человек. Мдя... Надо было послать кого-то заранее... Ладно, в следующий раз учту. Заминка произошла из-за того, что сам князь отсутствовал, убыв по делам к соседнему помещику, так что если бы не Полибий и Ника, то ночевать мне в чистом поле. Первый, впрочем, не проявлял никакого явного дружелюбия, но зная кто я, был вынужден пригласить. Девушка же приветствовала как старого знакомого, но без излишнего энтузиазма.

Гостиная зала усадьбы не была настолько изысканной, как подобные помещения во дворце, но смотрелась неплохо. Статуи и разного рода редкости, размещённые в витринах, придавали интерьеру определённый шарм. Мне не очень понравилась обивка стен жёлтоватой тканью, но раз все фломастеры на вкус разные, то и придираться незачем.

Стол, за которым мы обедали, не был изящным, что несколько удивило. Лишь разглядев, что дерево, из которого он был сделан, довольно старое, стало понятно, что эта древняя вещь, вероятно, принадлежит княжескому роду уже несколько столетий. Стулья, напротив, были резными и удобными.

— Что Ваше Высочие привело в наши края? — сын князя постарался быть гостеприимным.

— Решил посмотреть, как живут мои подданные, — не стал откровенничать я. — А то скоро война, и многие захотят примкнуть к армии.

— Война? — оживился Живчик.

— Война? — испугалась Ника.

— Война. Ближе к осени... — подтвердил я. — На этот раз нападать будем мы, так что разорений земель Империи не предвидится.

— Мы краем уха слышали о каких-то приготовлениях, но не подозревали, что так скоро, — Полибий явно заинтересовался новостью, и его прежняя отчуждённость почти улетучилась. — И много войск будет послано и куда?

— К счастью, воинов, вынужденных туда отправиться, будет не очень много, а вот дворянам, желающим присоединиться, на Малом совете было решено не препятствовать, если они пойдут во главе отрядов, набранных за свой, как говорят ляхи, кошт.

В глазах княжича загорелся огонь, да и движения его стали нервными, указывающими на высокую степень возбуждения. Ника это заметила и охнула:

— Полибий, неужели ты собираешься присоединиться?

— Конечно, сестрица! Такое событие ну никак не можно пропустить. Это же не стычки с полудикими степняками, а самая настоящая культурная европейская война! Любой дворянин, который будет в ней участвовать, покроет себя славой!

Я лишь наблюдал за этим разговором и не вмешивался.

— Вы, принц, конечно, тоже туда отправитесь? — с интересом спросил Живчик.

— Нет, — как можно равнодушнее ответил я. — Эту войну затевает король Поляндии и мне, как наследнику престола, невместно быть под его рукой. Вот если бы эта война была нужна нам, то я начал собираться бы первым.

Парень не стал вдаваться в вопросы субординации, и по его надменному виду, что он начал напускать на себя, было видно, как прежняя гордыня снова вскружила голову. Ника же сидела бледная, и я начал понимать её мысли. Ну да, у неё же есть жених, который наверняка тоже потащится на поля сражений.

— Твой Павел, сестра, тоже захочет присоединиться, — заметил Полибий, подтверждая мою догадку. — Будет здорово, если мы станем бить врагов плечом к плечу.

На девушку было больно смотреть, настолько она явно представила себе то, чем решил похвастаться её братец. Я уже хотел выказать своё отношение к этой войне, но домашние вдруг засуетились и через несколько минут в залу вошёл сам князь Петр Шаликов. Последовали слова формального приветствия, и хозяин дома уселся на своё место во главе массивного стола.

http://tl.rulate.ru/book/94608/3280599