Готовый перевод Попаданец на максималках / Попаданец на максималках 0-1: Предыстория

Я умер. Впрочем, я всегда ожидал свою смерть, поскольку на сто три процента был уверен, что попаду в тело мальчика, сына какого-нибудь короля. Почти так оно и случилось, только вместо короля был царь, вернее, императрица российская Елена Седьмая. Как я это узнал? Очень просто, я лежал под портером тридцатилетней женщины, изображённой во весь рост с пятью орденскими лентами через плечи, а над головой, вернее, на короне виднелась хорошо читаемая надпись: «Собственность Ея Имперскаго Величия Елены Седьмой».

На каждом углу постельного белья, коим была заправлена моя постель, красовалась такая же корона. Понятно, что я сын императрицы. Да иначе и быть не может. Уже как двадцать лет я стараюсь читать лишь книги про попаданцев, платно и бесплатно выкладываемые на различных сайтах. Так что сложить два и три я могу без проблем. Осталось только выяснить какой нонче год на дворе. Если дата начинается с шестёрки или семёрки, то Петр Первый в российской истории так и не появился. Если же дата начинается с латинской буквы i, то Петруша уже поотрубал всем бороды и распобедил всевозможных шведов и половцев, как утверждал один математик.

Пока же я лежал в своей кровати размером три метра на три и физически восстанавливался после перехода, спешно вспоминая статьи из Педии, зазубривемые наизусть последние лет десять.

Самое главное, — помню ли я рецепт чёрного пороха? Нет, не забыл. Ура, помню как «Отче наш»! Хмм... я упустил, что половина попаданцев являются ярыми противниками православия. Интересно, из какой половины я? Из левой или правой? Ладно, потом выясню. Главное, чтобы не из шоколадного глаза.

Надеюсь, я многого не позабыл, пока в предсмертных судорогах девяностолетнего пенсионера, чемпиона города по кунг-фу, тяжёлой атлетики, и семиборью, бывшего десантника-водолаза корчился на больничной койке. Врачи не знали, что я не умираю, а просто перехожу из одного состояния в другое, примерно как вода в пар. Да, моя душа стала пáром, а потом, после перелёта по тёмному туннелю (тьфу, опять о глазе вспомнил), ментально конденсировалась в ближайшее обнаруженное тело. (Кстати, а как тут обстоят дела с туалетной бумагой?) И не важно как именно получилось подменить сознание умирающего от оспы цесаревича. Главное, что он... нет, я... жив!

Я жив, юн, тело моё, — точнее не моё, а того тринадцатилетнего принца, — довольно худое. Ничего! Комплекс из пятидесяти отжиманий три раза в день после еды поднимет мой тонус до недосягаемых высот. Кстати, насчёт тонуса... Хмм... Аппарат мне достался ого какой! Вот спасибо тебе, умерший принц! Хотя почему благодарю его? Он же не сам его таким отрастил. Спасибо, мамаше-царице! Или заезжему молодцу? Надо будет потом разузнать.

Так... на чём я остановил свои мысли-скакуны? Точно! Надо вспомнить все восемьдесят химических рецептов и сто тридцать четыре чертежа военной техники, которые должен иметь под рукой любой уважающий себя попаданец. Один рецепт уже вспомнил. А что ещё? Помню чертёж гитары. Вот только не помню, шестиструнной или семиструнной. Да ладно, не важно это. Я одинаково хорошо играю и на той, и на этой, а ещё и на двенадцатиструнной. Зачем? Глупый вопрос. С моим идеальным слухом я смогу сыграть все шлягеры как двадцатого века, так и девятнадцатого. Зря что-ли подростком в консерваторию ходил в течение пяти лет? Перепишу тексты песен, нарисую ноты, сборники отдам напечатать многотысячными тиражами... и вот, я и без королевской казны смогу стать богатым!

Но нет, отказываться от трона я не буду. Мои будущие подданные обязательно полюбят меня, когда узнают о пенициллине и, что это я спонсировал его производство. Делов-то, надо просто взять кусочек хлеба, и дождаться когда на нём плесень появится. Ясно дело, что это пенициллин и будет. Больных сразу станет на порядок, нет на три порядка меньше, и моё государство окажется самым сильным в мире. Ладно, пока об этом рано думать, надо до горшка дойти. Что-то живот пучит.

Ни золотой, ни серебряной ночной вазы я под кроватью не нашёл. Придётся в колокольчик звонить и слугу звать. Позвонил. Никто не пришёл. Позвонил ещё раз. Тишина. На третий раз, как золотая рыбка перед тем стариком, образовалась девушка лет восемнадцати или девятнадцати. Стоит и молчит. Не видит, что ли, чего мне угодно?

Э-э-э! Зачем платье скидываешь? Мне совсем другое приспичило. Поняла. Подошла к стене и дверцу приоткрыла. Ба! Да это тёплый туалет! Со спущенными штанами неловко забегаю в помещеньице и... там дыра в полу. Мне что, ещё и унитаз им придумывать? Ладно, все делишки кое-как сделал. Какая здесь бумага грубая... порезался. Теперь кровищей весь пол залью. Придётся обсасывать. Хмм...

— Эй, красавица, подь суды! На, лижи... Дура, палец облизывай! Видишь, он весь в крови.

Если мои будущие подданные все такие, как эта дура, то тяжко мне придётся. Нескоро я государство подниму до уровня двадцатого века. Года за три никак не успею. Может, за четыре получится?

А ничего так язычок у девки-то, мягкий. И минута не прошла, а она им мой палец аж до второй фаланги слизала, будто и не было ногтя никогда. Больно же! Ладно, отрастёт, никуда не денется. Зато и кровь больше не хлещет.

— Может что ещё Вашему Имперскому Высочию отлизать? — спрашивает девица, и бровь подняла.

Знает, чертовка, что поднятие брови — это канон в любой книге про попаданца. Правда, кто-то её ещё и изгибает, но это уже плюрализм. Демократия, тьфу. Интересно, а нужна ли будет демократия в моей империи?

— Нет, больше ничего мне сегодня отлизывать не надо, вдруг, не отрастёт?

И ладошкой самое сокровенное прикрываю. Девица разобиделась и собралась уходить. Останавливаю:

— Ты лучше скажи, какой год на дворе? Я, когда ночью с кровати звезданулся, головой стукнулся и теперь ничего не помню. Вот тут помню, а тут — нет.

— «Звезданулся»? Какое интересное слово, надо будет его в мой альбом записать. Ой, чую я, барин... тьфу... Ваше Имперское Высочие, что ты мудростью, что тот прохвессор академский наполнен, хотя телом и юн вельми.

Хорошо говорит. Канонично. Вот только на вопрос не ответила.

— А год нонче урожайный, — продолжила девица. — Солнце каждый день всходило на западе и падало на востоке, и все цвяточки согревало и теплом опаивало.

— Дура! — кричу я, не сдержавшись.

И на мой величественный возглас вбегают в спальню гвардейцы. Стоят, истуканы, то на меня, то на девку смотрят и в усища лыбятся. Мдя... форму им надо будет заменить. Белые колготы, красиво смотрятся, конечно, но вот эти жёлтые пятна портят весь воинственный вид. Они что, трусы не носят? Даже не хочу на них смотреть, когда выходить будут.

— Какой год на дворе? — спрашиваю.

Один, видимо, младший сержант, отвечает за всех:

— Год нонче урожайный...

Наступило время обеда. Девка Глашка, моя нянька, оказывается, проголодалась, и пока я размышлял о своём будущем величии, незаметно отволокла моё тело в постелю и там всего облизывать стала. Уже когда она добралась до пальцев на ноге, я очнулся от грандиозных планов и слегка оттопырил палец.

Ну вот... теперь у Глашки зуб выбит. Вон дыра какая некрасивая видна. Тьфу! А я её уже почти полюбить был готов. Что делать-то? Тут вспомнил я, что раньше стоматологи делали, — брали чей-нибудь здоровый зуб и вставляли на место удалённого. Процент приживаемости пятьдесят на пятьдесят был. То есть, или да, или нет.

Вот я и цыкнул на ревущую девку, поднял еёный зуб с пола, обтёр и вставил. А потом занялся и зубом. И так вертел его и этак, но два высших образования не подвели, и я быстро сообразил, что прикладывать надо четырьмя отростками. Прижился, гад. А говорят, что в интернете чушь всякую только можно найти. Знание — сила!

Довольная Глашка постучала зубами, поцокала языком и мой обед опять был отложен на два часа. Ну я-же мужчина, а женщины у меня лет уж лет сорок не было. Надо навёрстывать.

На обед подали кулебяку. Это пирог такой. Вкусно, наверное, но не безопасно. Пришлось половину кулебяки Глашке скормить, вдруг я помру ещё! Кто тогда чёрный порох придумает? А у девки в голове лишь дует-дует ветерок... Через час, не видя никакой отрицательной реакции, соблаговолило Моё Высочие откушать икры красной, икры чёрной. Заморскую пожаловал Глашке. Она, довольная, всю плошку схватила и стала языком облизывать. Хорошо, что в палатах много народу было, а то бы я снова не сдержался.

Пока я почками заячьими верчёными баловался и на несъеденную половину кулебяки тоскливо смотрел, Глашка неожиданно вскочила и выбежала.

— До ветру поскакала, лошадь, — прокомментировал вернувшийся через пятнадцать минут младший сержант, подтягивая свои колготы.

— Вот! — поднял я палец. — А вы, дурни, улыбу давили, что я боюсь оказаться отравленным. Не зря мне кулебяка не понравилась, не зря. Можете её съесть сами, а я сыт.

С этими словами встал и удалился в опочивальню, а пока шёл, всё думал о сержанте. Интересно, а зачем он колготы подтягивал? Это он мне рога успел наставить или просто в соседних кустах по нужде сидел?

В моих апартаментах меня уже ждала девушка, фрейлина. Красивая такая, рост метр семьдесят, ноги длинные, хотя под платьем и не видать. Бёдра широкие, грудь четвёртого размера. Губы сочные.

— Сколько тебе лет, дитя?

Спросил и вспомнил, что телу моему новому всего тринадцать. Спермотоксикоз, наверное, виноват, что я себя ещё стариком чувствую.

— Двадцать годков, Ваше Имперское Высочие!

И глазки так в пол опустила, зарделась. То-то! Я постоянно говорил, что бабы альфа-самца всегда метров за двадцать чуют.

— Чё пришла?

— Барыня... тьфу... Ея Имперское Величие узнать послали, не помер ли отпрыск.

— Не помер исчо. Хошь, докажу?

И доказал. И ещё раз доказал, а потом и новым доказательством занялся. Ну хотя бы в этом не посрамил честь российских попаданцев. Ей понравилось, гвардейцам за дверью тоже. Они ещё советы через замочную скважину вздумали давать, но я их не слушал, поскольку привык во всём быть первопроходцем.

Потом знакомиться стал. Фрейлину Нюркой звать, то есть, Анной. Вот сидит полуголая на кровати и плачет, дура.

— Не реви, откуда тебе знать, что это дело может быть таким приятным. Тут же мужланы вокруг. Один я рыцарь на белом коне.

— Не, барин... тьфу... Ваше Высочие, коня мне не надо. Я ещё жить хочу.

Короче, отослал, дуру к мамаше честь по чести рассказывать, что наследник престола жив-здоров и ждёт не дождётся, когда государством править начнёт. Надеюсь, императрица будет довольна рассказом.

Пока же занялся гвардейцами. Нет, я не гей, но белые колготы приказал им хотя бы раз в неделю отстирывать, ибо грязными смотрятся так себе. А если завтра война? Если завтра в поход? Они же жёлтыми пятнами всех врагов испужають. Кого чудо-богатыри тогда побеждать будут?

Надо отдать должное гвардейцам, — моя пламенная речь возымела действо. Они прониклись и коглоты сняли тут же, а потом строем пошли на речку их отстирывать. Вот, дурни! Кто дворец охранять будет всё это время? Я? Я не могу, у меня ещё военного билета нет.

Пришлось отлавливать лакеев, которые по разным углам кухарок щупали, и расставлять их на посты. Хорошо, что какой-то камер-чего-то-там рядом оказался и шкапчик, где швабры хранились, открыл. Вот так и стояли лакеи до самого вечера, когда колготы высохли и чудо-богатыри во дворец вернулись. Некоторые из них не растерялись и даже колготы с верёвок снять догадались. Теперь стоят и понять не могут, где их, а где — чужие. Бирок с именами, как в детском саду, тут ещё не придумали.

Я не долго наблюдал за этим бардаком. Младшому приказал по очереди их построить и через одного, не глядя, колготами и одарил. Дареному коню в зубы не смотрят, вот и гвардейцы не роптали, натягивая на ноги, что я им с барского плеча... тьфу... с Моего Высочия руки снимал и отдавал.

И надо же такому случиться, что все размеры совпали! Тогда на радостях я приказал младшому самому оставшиеся передать. Мне негоже всех без разбору одаривать, иначе потом радоваться моим подаркам не будет.

И опять случилось чудо, — размеры тоже подошли. Вот, что значит грамотное руководство войсками. А за мудрого енерала любой солдат на заднице с Альп летом съедет и куда-нибудь да попадёт. Глядишь, и лет через триста, люди будут в интернетике писать, что немчура и русские — родственные народы. Хорошо, хорошо, не немцы, австрийцы. Да какая разница?!

Младшому тоже на орехи досталось. Но орехов в лабазе не было, так что пришлось у лакея со штанов тесёмку спороть и на погон служилому клеем приклеить. Теперь просто сержантом будет. Вот повезло ему, даже сам завидовать стал. Пусть радуется и ждёт новое звание. Или в старшие произведу... или сопли засохнут и вместе с лычкой отвалятся. Тогда опять младшим станет.

Уже вечер и чёрный порох сделать не успеваю. Ну поймите, вот я пестиком постучу в ступке, порох появится. Как я его в темноте увижу? А если потеряю ещё? Меня же нá смех подымут, и безусловного доверия к моему царственному величию у верноподданных уже не будет никогда.

Чем же тогда заняться-то? Пенициллин на хлебе до ночи вырасти не успеет. Может, автомат Калашникова им сделать. Делов-то, — найти дуло и к ложу прилóжить. Вот только боюсь, что волшебной синей изоленты тут нет. Чем прикреплять?

Вы думаете, что я дурак и не знаю, что дуло автомата изолентой не прикрепляют? Посмотрите на африканских умельцев, у них дула не только изолентой, но и обычной проволокой соединяют. Хотя... что вы ко мне пристали?! Мне всего тринадцать лет. Могу я ошибаться, тем более, что ум мой почти столетний. Добрее надо быть, граждане, добрее. Это какой-то пикабушник сказал. Такие люди плохого не посоветуют.

Так чем-же мне свои руки занять? Хмм... Нет, этим занимать не буду, Глашка мне на что тогда? Смеётесь? Тот же Диоген, который то ли в бочке, то ли в огромном глиняном кувшине жил, тоже этим делом занимался, причём прилюдно. Не верите? Так погуглите его фразу: «Эх, если бы поглаживая живот, можно было бы так же просто утолить чувство голода».

Фу! Устал. Это надо же сколько всего полезного я сегодня сотворил. Не каждый попаданец сумеет. А закончить первую главу своих похождений в новом мире я не могу, — мне ещё полторы тысячи знаков надо на клавиатуре набить. Ля-ля-ля... Жу-жу-жу... А чем я хуже тех графоманов, кои в подробностях описывают одежду любого встречного-поперечного? Которые рассказывают, какая погода стоит на дворе утром, какая — днём, сколько звёзд на ночном небе, и сколько времени попаданец засматривался на грудь очередной красотки?

Испугались? Не бойтесь, я не такой. У меня всё чётко: Веник! Веди! Вицин!

Прибежала Нюрка, то есть, фрейлина Анна, и принесла послание от маменьки. Интересно, какой почерк у императрицы?

«Дорогой сын Юлий! Я такая радая (зачёркнуто)... Наше Имперское Величие со слезами на глазах возблагодарило Зевса-Громовержца, его законную пятую супругу и сестру Геру, что они наконец-то сотворили чудо и спасли наше любимое чадо от неминучей смерти. Завтра утром, как проснёмся, конечно же, напишем Указ и прикажем огласить его на каждом углу, что в честь избавления от болезни царственного отпрыска огранизуем праздничный бал, на который приглашаются все молодые непорочные девушки с размером бюста не более пятого. Пятьдесят, нет, пятьдесят пять самых красивых дев смогут претендовать на танец с принцем, и, возможно, одна из них будет вскорости объявлена его невестой. Мы надеемся, что наш царственный сын со всем тщанием отнесётся к данному вопросу и порадует свою маменьку смышлёным внуком, которому она лет через тридцать передаст бразды правления Империей».

Занавес!

http://tl.rulate.ru/book/94608/3178232