Готовый перевод Virtuous Sons: A Greco Roman Xianxia / Добродетельные Сыны: Греко-Римская Сянься: 1.41

Сын Рима

Я очень быстро понял, что время проведённое в роли тени Гая испортило меня. Моё представление о том, что такое наставник – или покровитель, – было сильно искажено годами, проведёнными в кампании. В легионах каждый урок был применим к поставленной задаче. Преподаваемые навыки были конкретны, легко соотносимые с реальностью, и хотя не все из них было легко усвоить, причина, по которой мне нужно было их узнать, всегда была ясна.

Пока я изо всех сил вызывал гравитас, пытаясь выполнить одно единственное отжимание – лишь одно из многих подобных заданий, поставленных на день, – я задавался вопросом, как я мог забыть методы обучения Аристотеля.

Более того, почему я решил, что мастер его мастера не будет ещё большим Греком в его методах?

— Как жалко, — заявил Сократ, не в первый и уж точно не в последний раз. — В таком состоянии ты не можешь отжаться даже раз. Как ты собираешься вести армию с таким слабым телом? — Я стиснул зубы и напрягся против тяжести команды, одновременно давя ей же на себя со всей возможной силой.

— Как? — Как я мог поднять моё тело вверх, пока моя душа давила его вниз?

— Руками, мальчишка.

— Я умоляю мастера, — я заставил себя сказать, тратя ценное дыхание, чтобы сформировать слова. — Помогите этому скромному софисту задать правильный вопрос.

Старик отжимался рядом со мной, без усилий преодолевая тяжесть капитанской добродетели. Я с радостью подчинился ему, когда он потребовал чтобы я призвал Гравитас и на него, и с таким же успехом я мог вообще ничего не делать. Вместо этого суммарный вес поддержания моей добродетели давил, давил и давил на меня, пока не дошло до того, что я не мог отжаться даже один раз, как бы сильно я ни старался.

— Ты спрашиваешь меня, "как тебе сравнить силу своего тело с силой проявления твоей души?"

Пот капал с моего лица. Мои руки дрожали: «Да».

— А что есть соотношение души с телом?

У меня не было сил на софистику: «Я не знаю».

— Я буду это судить. — Он поднимался и опускался, плавно и ритмично. — Ты знаком с теориями моего ученика о природе души, да?

— Три части. Разум, дух и голод.

— А знаешь ли ты, что послужило источником этой теории, которую вы, культиваторы, принимаете за простую истину?

Я прикусил внутреннюю сторону щеки, когда начал падать: с половины пути вниз до трети, а затем до четверти. Медленно, с таким усилием, что на мгновение я не мог говорить, я остановил своё падение. Но как бы я ни старался, я не мог вернуть утраченное.

— Ты, — сказал я, не столько потому, что был уверен в ответе, сколько потому, что одно слово – это всё, что я мог выдавить. Но в этот раз мне повезло и его ворчание подтвердило мою догадку.

— Однажды я рассказал ему о моём принципе, — пояснил Сократ. — Идеал, по которому я живу каждый день. С тех пор как я стал достаточно взрослым, чтобы думать, у меня в голове сидит демон.

Я уставился на него краем глаза.

— Он говорит мне, когда что-то плохо, и ничего не говорит, когда что-то хорошо, — сказал он. — Поэтому, когда я обдумываю какое-либо действие и слышу голос демона, я не делаю этого.

— И это твой принцип? — слабо спросил я. Он закатил глаза.

— Разочарован? Глубина и простота не являются взаимоисключающими понятиями, мальчишка. Этот мир был бы лучшим местом, если бы каждый человек прислушивался к голосу, который говорит ему, когда что-то не стоит делать.

— Во всяком случае, мой ученик извлёк из этого урок, который я не собирался преподавать, засыпал меня вопросами и в итоге, спустя годы, разработал свою модель человеческой психики. Или, как её так любят называть культиваторы, трёхсторонней душой.

Сократ поднял одну руку от пола, чтобы загнуть три пальца, продолжая отжиматься на одной руке через добродетель капитана. Одно это зрелище привело меня в такую ярость, что я смог поднять себя обратно на полпути вверх, хотя это и заставило меня увидеть звёзды.

— Logistikon, thumoeidas, epithumetikon, — он произнёс слова, которые ещё несколько дней назад я не смог бы понять, и которые теперь были также понятны мне, как и обычная латынь. Разум, дух, голод. — Опираясь на мою собственную историю, он создал модель души, состоящей из трёх частей. Когда его попросили объяснить это, он обратился к аллегории Колесницы. Ты слышал о ней?

— Не...

— "Не" – не слышал, или "не" – не помнишь? — потребовал Сократ.

— Не уверен. — Он ударил меня по затылку, заставив меня опуститься так, что мой нос едва не коснулся мраморного пола. Я зарычал.

— Я тебе не друг, мальчишка, и твой отец не платит мне за то, чтобы я тебя развлекал. Следи за своим языком, и скажи мне, почему никчёмный ученик моего никчёмного ученика не удосужился рассказать тебе то, чему он научился в твоём возрасте?

Я сосредоточился на дыхании, на простой каденции, центрируя себя на воспоминаниях о долгих послеобеденных занятиях под палящим солнцем Средиземноморья. Пока я делал отжимания и другие упражнения вместе с Пятым, страдая вместе. Страдая как один. Я заставил себя подняться и едва преодолел половину пути.

— Аристотель сказал мне, что раз у меня есть время научиться только нескольким вещам, то они заодно могут быть полезными.

Сократ рассмеялся.

— Высокомерный паршивец. Прошло столько лет и они всё ещё терпеть друг друга не могут. Хотя полагаю, у меня нет причин удивляться – я знаю, у кого они это почерпнули. Тогда позволь мне заполнить этот пробел.

— Мой ученик объяснял трёхстороннюю душу в терминах колесницы. Человек в колеснице, запряжённой двумя лошадьми, одна злобная и чернее ночи, а другая белоснежная и страстная. Колесничий представляет разум, или, в данном случае, самость. Чёрная лошадь олицетворяет голод, алчные желания человека. А белая лошадь – это наш дух, положительные порывы сердца.

— Колесничий держит поводья обеих лошадей и управляет ими, когда они сталкиваются друг с другом. Разум направляет душу, управляя желаниями и страстями, и держит курс. Это то, как человек сопоставляет себя с божественным. Вознесение – это дорога, и все мы мчимся по ней, делая всё возможное, чтобы не сбиться с пути. Демон, которого я ему описал, – это колесничий, негативные импульсы, от которых он меня предостерегает, – это чёрная лошадь, а позитивные импульсы, на которые он не реагирует, – это белая.

— И как это связано с телом? — спросил я. Он одобрительно кивнул.

— Рассмотрев описанные компоненты, легко представить себе три элемента души в абстрактном смысле. Но если бы тебе надо было описать их физически, как бы ты это сделал?

Я нахмурился. Когда я задавал вопрос Гаю, то, если это был вопрос достойный ответа, он отвечал на него без позёрства. С Сократом же, если мне повезёт, я в лучшем случае получу ещё один вопрос.

— Голод – самое простое сравнение, — сказал я наконец.

— Конечно. — Сократ махнул рукой, чтобы я продолжал.

— Голод по престижу или власти – это абстрактные вещи. Духовный голод. Но тело жаждет пищи, воды и... плотских вещей. Голод идёт из желудка.

— А что насчёт духа?

Мне показалось, что это противоречит цели вопроса, но я тут же вспомнил свой недавний опыт жизни в Городе Полу-Шага.

— Сердце, — сказал я, думая о горящих глазах и героических духах. — Ну, либо оно, либо кровь.

— И почему ты так считаешь?

— Когда герой полон энтузиазма, пламя сердца в его глазах вспыхивает или мерцает в соответствии с его настроением. Но более того, каждый может почувствовать давление горя или радости в своей груди. Это... болезненно физически.

— Разум?

— Голова, — сказал я после долгого раздумья.

— Почему?

— Когда я пытаюсь понять, почему Греки такие, какие они есть, она болит.

Сократ снова ударил меня. На этот раз мне удалось удержаться на месте.

— Достаточно точно. И что такое добродетель?

— Совершенство исполнения. — В этом, мы с Грифоном всегда были согласны.

— Совершенство души или совершенство тела?

Я нахмурился.

— Слишком часто культиваторы считают добродетель проявлением души и только души, — сказал Сократ, переходя от простых отжиманий одной рукой к продвинутым отжимания двумя пальцами. — Интуитивно, легко понять почему. Добродетель – это то, что многие люди никогда так и не смогут постичь. Это глубина и сложность, которые мы, естественно, относим к туманным сферам души. Но что мы только что обсуждали?

— Элементы трёхсторонней души могут быть как физическими, так и абстрактными, — размышлял я, начиная понимать. — Голод, дух и разум могут быть отнесены к телу в той же мере, что и к душе. Так почему же добродетель должна быть иной?

— Единство во всем – лучшее чего мы можем достичь, — сказал Сократ. — И в особенности, единство тела и души. Если человек живёт правильным образом, то добродетель его тела и добродетель его души будут находиться в полной синхронности друг с другом.

Эта мысль поразила меня как молния, и в тот же миг мои руки, наконец, сдались.

— Расколотые основы, — задыхаясь, проговорил я.

Я не мог сделать даже одно отжимание, находясь под тяжестью капитанской добродетели, потому что мои основы были расколоты. Я не мог подняться против тяжести своей души, потому что моё тело не было ей равно. Они не были синхронизированы.

— Ты начинаешь понимать, — одобрительно сказал он, поднимаясь на ноги и стряхивая пыль с ладоней. — Пытаясь понять культивацию, как мы пытаемся понять все вещи, мы создаём термины и стратификации. Гражданин, Философ, Герой, Тиран. Принцип, страсть и цель. И, конечно же, добродетель. Каждое из этих понятий взаимосвязано, едино так же, как тело и душа, и их трёхсторонние составляющие внутри. Всё начинается с добродетели. И, точно так же, всё заканчивается добродетелью.

— И Судьбы с Музами запрещают этому быть простым, — сказал я между рваными вдохами. Сократ усмехнулся.

— Мир был бы скучным местом, если бы каждый человек мог понять его к двадцати годам. А теперь пойдём, сделаем несколько приседаний.

Интересно, что делает Грифон.

http://tl.rulate.ru/book/93122/3495155