Готовый перевод Варлорд. Темный пакт. / Варлорд!: Глава 10

На широком диване заднего сиденья расположился Фридман. Юрист был в темном функциональном наряде, напоминающем смесь обычного классического костюма и парадной формы космического штурмовика из фантастических вселенных моего мира. Стандартный для появляющихся в неблагополучных районах местных политиков внешний вид — и пулю если что сдержит, и принадлежность к официальным лицам видна. Выглядел юрист, кстати, абсолютно невозмутимо. Даже несмотря на то, что наверняка последние полчаса действовал как электровеник, организовывая нашу экстренную встречу.

Я кивнул Фридману, взглядом показав, что оценил оперативность действий и запрыгнул в высокий салон внедорожника. Пассажирский отсек здесь оказался отделен от передних мест глухой перегородкой. Два дивана напротив друг друга, как в лимузине. Стоило мне только захлопнуть дверь и устроится напротив Фридмана, как тот нажал кнопку переговорника и отдал резкую команду на немецком. Машина сразу тронулась с места, плавно разгоняясь. При этом удаляясь от места, которое мне было нужно — я рассчитывал ведь и Халида навестить. Вернее, не просто рассчитывал, а это одна из основных целей моего плана, связанного с веществами и Аверьяновым. Впрочем, сюда я еще смогу вернуться, главное сейчас близкий хвост погони окончательно сбросить.

Выдохнув, стряхивая с себя напряжение, я посмотрел на Фридмана. И только сейчас заметил на лацкане пиджака юриста значок партии «Wolność i sprawiedliwość» в красно-белых цветах Польши. Удивленно приподняв бровь, я сделал едва заметное движение подбородком.

— Вольный, Михаил Яковлевич, — представился Фридман, чуть улыбнувшись и едва коснувшись депутатского значка. Значка помощника депутата, вернее — рассмотрел я.

Еще один вопрос-полувзгляд с моей стороны, вкупе с приподнятой бровью — мол, опасные парни за рулем как вообще здесь оказались?

— Low-level боевики всегда и везде используются втемную, — пожал плечами Фридман. — Но это к слову, конечно же, а вообще наши послушные спутники в данный момент не homo-sapiens, а бойцы-неасапианты. И учитывая спешку стоить вам это будет…

— Дорого, — прервал я поверенного. Сам уже догадался, что недешево, учитывая срочность. Но портить себе настроение сейчас не хотел, дешевле ведь не станет. Да и сильно об оплате не переживал — если не хватит собственных средств, придется напрячь «сестренку» Настеньку и залезть в казну рода.

Фридман между тем уже достал из своего неизменного кейса гипотермические пакеты, передавая мне. Хлопнув по обоим, запуская реакцию, я приложил их к лицу. Говорить не мешало, поэтому я оборвал собравшегося что-то сказать Фридмана на полуслове.

— Улица Бальмонта, бордель Гранд-Бальмонт. В одном из люксов находится Анжела Шиманская, сержант Градской стражи. Надо обеспечить ее безопасность и эвакуацию в Елисаветград. Есть только проблема небольшая — она сейчас в розыске за убийство трех сотрудников полиции.

— Действительно, осложнение невелико, — оценил мою ремарку Фридман. — Насколько спешно необходима эвакуация?

Только после этого вопроса я заметил отсутствие у Фридмана приметного говора. Но мельком проанализировав услышанное понял — он просто избегает слов с буквой «р».

— Из борделя надо забрать прямо сейчас, — ответил я, и не дождавшись полного размягчения, отодрал от лица камуфляж. — Эвакуация вопрос несрочный, но ей нужен хороший лекарь, — поморщился я от боли. После рывком содранной маскировочной кожи лицо ожгло, но вроде все целое осталось.

— Понял, — кивнул Фридман, быстрым скупым жестом подвесив в воздухе перед собой проекцию софтфона.

— А, и еще момент… — прервал я его. — В люксе может быть юный гангстер, ему нужно дать тысячу кредитов за помощь и предоставить свободу действий.

— Это все?

— Это все.

Фридман кивнул и активировав связь, очень быстро заговорил на иврите. Нет, более жесткое звучание — не на иврите, на идише говорит. Отдав необходимые указания, Фридман посмотрел на меня с немым вопросом. Вдруг замигал оповещением переговорник, и жестом попросив меня помолчать, Фридман ответил. Снова короткая беседа, уже на польском. Машина в это время, кстати, спустившись под ощутимый откос, остановилась. Мой поверенный открыл дверь, выходя и показывая следовать за собой.

Мы оказались в подвале, где без задержек пересели в бронированный микроавтобус. Мотор его ровно гудел, и, судя по всему, машина готова тронуться с места едва только мы пересядем. Поэтому боковую дверь я придержал, поставив только одну ногу в салон.

— Мы уезжаем из Южных? — поинтересовался я.

— Нет, это слишком пока… необдуманно опасно, — выразительным взглядом показал Фридман степень того, насколько сейчас напряжена полиция Града. Намекая, конечно же, что происходит это не просто так. Я только плечами повел — не голову же пеплом посыпать. Все что мог я уже сделал, не переделать теперь.

— Хорошо, — кивнув, полностью забрался я в также изолированный от передних мест салон, после чего машина сразу тронулась.

— Личность новая есть? — спросил я у юриста.

Фридман в ответ только головой покачал. Плохо. Но он так донельзя оперативно сработал, что окажись у него еще левый подходящий айди в кармане, я бы не удивился.

— Мой айди? На Артура Волкова?

— Со мной. Прошу, — щелкнул крышкой кейса и передал мне многофункциональную карточку Фридман.

— Мне нужна новая одежда.

— Я думал отвезти вас в безопасное…

— Остановитесь в тихом месте, и выдайте мне комплект одежды. После будьте на связи. По Шиманской работа идет?

— Да, я отдал указания.

— Если с эвакуацией Анжелы не сложится, доложите. Если все будет хорошо, можно промолчать, не стоит лишний раз рисковать открытой связью. Также жду вечером доклада по факту нашего основного дела. После этого эвакуация сегодня вечером-ночью реальна?

— Несомненно, но желательно конечно же подождать сутки или…

— Мне в школу завтра утром, не хочу прогуливать.

— Ах в школу… — позволил себе эмоции Фридман. — Если в школу, тогда не сомневайтесь — эвакуация будет проведена безотлагательно, сегодня до полуночи.

Мне кажется, Фридману начинал болезненно нравиться мой стиль аргументации в беседе, и он сам понемногу начинал под него подстраиваться.

— Только есть один момент…

— Недешево, я понял. Моисей Яковлевич, организуйте мне одежду.

— Сейчас?

— Прямо сейчас. У меня есть неоконченное дело.

Фридман подавил тяжкий вздох — мое предыдущее неоконченное дело видимо ему весьма и весьма понравилось. Но он был профессионалом, поэтому его тяжкий вздох я почувствовал только в эмоциональном фоне. Внешне же юрист сохранил абсолютную невозмутимость и кивнул.

— И… да, Моисей Яковлевич.

— Слушаю внимательно.

— Возможна ситуация, что меня придется срочно вытаскивать отсюда. Сделайте так, чтобы ваши люди постоянно мониторили сигнал моего айди. Если я исчезну с радаров, или выйду на связь с запросом экстренной эвакуации, вы должны сразу же связаться с представителями Собственной Его Императорского Величества канцелярии. Это может быть или барон Максимилиан Иванович фон Колер, или граф Александр Александрович Безбородко. Им необходимо будет передать все сведения о происходящем и мою просьбу о помощи. Сумеете?

— Не сомневайтесь, — кивнул Фридман.

Если бы юрист затруднился с ответом, то возможно я бы и не решился действовать. Но то, насколько уверенно Фридман подтвердил возможность связи с императорскими чиновниками, успокоило. Теперь у меня есть запасной парашют, если все пойдет не так, как задумано.

Фридман в это время, вновь на идише отдав необходимые указания, взглядом показал мне подождать. Недолго — совсем скоро машина остановилась. Коротко стукнув костяшками по перегородке, юрист позвал одного из сопровождающих нас боевиков-охранников. Салон микроавтобуса был достаточно высок, но открывший дверь в перегородке и показавшийся на глаза человек притягивал взгляд. Потому что это был не человек. Вернее, нет, все же человек — но не homo sapiens, а неасапиант.

Не скрывая интереса, я впервые посмотрел на этого восстановленного генетикой из небытия планетарного соседа моих дальних предков. По мере того, как вглядывался в бесстрастное лицо неасапианта, у меня по спине легкий озноб даже прошел. Передо мной сейчас стоял самый настоящий иномирец — совершенно чуждое мне существо, принадлежащее только этому миру. Если многие личности и события, даже магия, казались чем-то смутно знакомыми и хоть капельку, но близким, то восстановленный и улучшенный местной наукой неандерталец словно отталкивал своей чужеродностью.

Эмоциями и вообще поведением неасапиант мало чем отличался от бездушного андроида — спокойная абсолютная исполнительность. Он был высок, примерно метр восемьдесят. Некрасив, но совершенно не походил на модели антропологических музеев — грубые первобытные черты причесаны генетическим редактором. Но даже так лицо тяжелое, с низким лбом и массивными надбровными дугами. Череп приметный — звериный, вытянутый вдоль, почти как у кинематографического Чужого из моего мира. Крупная массивная челюсть, и при этом полное отсутствие словно сточенного подбородка. Дополняли чужеродный образ белесые импланты глаз без радужки, в которых лиловым неоном светился логотип корпорации «CNТ».

Неасапиант по жесту Фридмана начал раздеваться. На нем были похожая на китель черная куртка, штаны и ботинки военизированного стиля, который использовали боевики не только Свободы, но и некоторых других авторитетных группировок протектората. Причем именно это обмундирование было парадно-выходным — так что ни удобных функциональных карманов, ни скрытой кобуры, ничего сильно для меня полезного.

Скинув свою потертую экипировку, я переоделся в вещи неаса и включил регулировку размера. Сначала штаны, а после френч-куртка, которые были мне намного велики, начали быстро подстраиваться с легким шелестом. Когда саморегулировка размера закончилась, я невольно повел плечами, удивившись насколько удобной стала одежда. Зеркала жалко нет — я сейчас наверняка стал похож на гвардейца какого-нибудь темного императора, олицетворяющего абсолютное зло в фэнтезийной вселенной.

В таком виде появляться в оживленных местах Южных не стоит — могут, как говорится, попросить «пояснить за шмот». Немногие решатся, конечно, но если на таких натолкнусь, будут серьезные проблемы. Но другого варианта нет, а Фридман просто не захватил мне смену одежды. Впрочем, даже мысленно попрекать его за это я и не думал — учитывая оперативность, с которой мой поверенный юрист прибыл на площадь трех дураков.

Покрутившись, привыкая к новой одежде, я понял, что блестяще-подтянутый внешний вид не позволяет даже пистолет удобно пристроить. Поэтому в ручном режиме отрегулировал размер куртки, сделав ее чуть больше. Под куртку надел толстовку, под которую спрятал ремень с кобурой Глока. Штаны также пришлось подрегулировать, чтобы ножны уместились на голени.

Куртку оставил распахнутой, накинул поверх воротника-стойки капюшон толстовки. Пока доставал и в быстром темпе перебирал свои вещи из карманов старой куртки, наткнулся на свернутую арафатку, шейный платок-куфию темно-зеленого цвета. Намотав его как легкий шарф, скрыв нижнюю часть лица, заново осмотрел себя. Вот, так немного получше — вид более адекватный стал для одиночки в нижнем городе.

Оставшийся в термобелье и модульном бронежилете неасапиант между тем подхватил с пола мою одежду и вернулся на переднее пассажирское место, закрыв за собой дверь салонной перегородки.

— Моисей Яковлевич, проконтролируйте Шиманскую пожалуйста, это важно, — попросил я Фридмана на прощание, выходя из автомобиля. Едва закрылась дверь, микроавтобус сразу тронулся, оставив меня в темноте глухого переулка.

Несмотря на недавний калейдоскоп событий, одному и без дышащей в затылок перспективы погони передвигаться по Южным оказалось легко и даже где-то комфортно. Не особенно торопясь, я шагал по темным улицам, избегая как слишком темных переулков, так и кругов яркого света. Сейчас я не рисковал, как это было когда бежал от Гармонии до площади. И при таком темпе не меньше полутора часов неспешного передвижения потребовалось мне на то, чтобы вновь добраться до площади трех дураков.

Пока шел, несколько раз видел рыскающие над городом полицейские конвертопланы. Ищут. Ну, ищите — обнадеживающе шептал я вслед летающим машинам, подбадривая полицейских на поиски. Один раз, правда, шарящая датчиками машина прошла прямо надо мной. Но ее приближение я заметил загодя и метаться не стал, а приткнулся к горящей бочке на перекрестке, у которой тусовалось несколько человек. Здесь, стоило мне только шагнуть из темноты, встретили мое появление с энтузиазмом — молодое свежее мясо. Но едва рассмотрели одежду, энтузиазм значительно убавился. Закрепляя, я еще на всякий случай приподнял полу толстовки и отщелкнул клапан кобуры с пистолетом.

Всякий интерес и вовсе пропал, когда я улыбнулся и подмигнул собравшимся оборванцам. Красивая улыбка в Южных визитная карточка высокого положения в иерархии, и здоровые зубы могут позволить как минимум нерядовые гангста-мэны из банд. Чтобы вякнуть на такого надо обладать смелостью и бесстрашием перед смертью, которыми собравшиеся у горящей бочки оборванцы не обладали.

Когда конвертоплан проходил сверху, я скрючился как интеграл и даже дыхание задержал, изображая из себя вдетого наркомана. Внимания на меня не обратили — высветив прожектором нашу компанию, машина прошла дальше.

Да, по моей антропометрии скорее всего даже не ищут, на предмет Анжелы улицы сканируют. Все же худощавых подростков в Южных пруд-пруди, а таких вот эффектных девушек найти здесь проблематично.

Уходя от горящей бочки, я бросил оборванцам под ноги пустой магазин от Глока. И расщедрился как проезжающий мимо дальних выселков боярин, и в кармане штанов магазин мешался. Места и так не хватает, как все из старой куртки переложил. Совместил приятное с полезным — хмыкнул я, слушая шепелявые слова благодарности вслед.

Добравшись до цели, я довольно долго прятался в окрестностях площади. Серьезного движения видно не было, но я терпеливо выжидал, смотрел и слушал. И размышлял, еще раз обдумывая недавний свой, возникший еще в Елисаветграде план. В котором по моему замыслу должны были участвовать Халид и Аверьянов, решая проблемы с грузом веществ, которые после отзыва Мустафы оставались как-никак в зоне моей ответственности. И от которых надо избавиться как можно скорее, чтобы не приобрести себе проблем.

Изначально планировал сделать так, чтобы Халид отправил курьера в Елисаветград и забрал весь товар обратно. Бесплатно, как оплату за проделанную работу по Шиманской, на которую он наверняка потратил немало времени и средств — все же подготовка «убийства» полицейского с последующим ее укрытием мероприятие недешевое и энергозатратное.

Причем обратно забирал бы вещества курьер Халида у Аверьянова, который товар должен был передавать, выполняя мою просьбу-приказ помочь другу. И все это дело я планировал накрыть фотовидеофиксацией, посадив изгнанного из клана Аверьянова на вечный крючок — потому что приторговывающий наркотой одаренный это репутационный приговор. Если даже не виселица, но я в законодательстве Конфедерации пока не настолько разбираюсь — вдруг для одаренных там другие нормы.

В общую схему моей недавней задумки входило и устранение Мюллера — в его сейфе я планировал получить нужные улики на Уэлча. Устранением высокопоставленного полицейского я рассчитывал больше привязать к себе Халида. На перспективу, для того чтобы в будущем, после прохождения инициации и первого совершеннолетия, у меня была возможность хоть какого-то лавирования в большом и взрослом мире.

Улики были мне нужны. Потому что знание уже было: Эдгар Уэлч, начальник отдела кадров патрульной полиции Высокого Града занимался помимо своей основной работы еще и более интересной подработкой. Кулинарный клуб, как завуалированно называли это дело в высоких коридорах администрации протектората. Элитная служба доставки блюд национальной кухни славянских стран Восточной Европы. Кнедлики, пирожки с рисом и яйцом, клецки, сало со сливой, пельмени, копрова полевка, даже белый борщ — чего только не было в ассортименте любителей восточноевропейской кулинарии.

Все чинно благородно, если не знать, что именно кроется под названиями. К примеру, пирожок с вишней — несовершеннолетняя девственница, ватрушка с вишней — совершеннолетняя. Девочки и мальчики, мужчины и женщины, в рабство или на один раз, с возвратом или без — все, что душе угодно, и что позволит кошелек. И, конечно же, для заказа доставок из кулинарного клуба был необходим социальный статус, позволяющий получить доступ к этому необыкновенному магазину для избранных.

У меня эта информация осталась благодаря опекуну Войцеху. Неожиданная встреча с которым заставила меня в некоторых моментах пересмотреть планы. Потому что, если Войцех устраняя Анжелу действовал по указке Уэлча, это одно, а если он работал под эгидой ФСБ, это совсем другое.

Никуда не торопясь, прячась в развалинах бомжатника на окраине площади, я осмысливал ситуацию. И понемногу приходил к выводу, что без участия ФСБ здесь не обошлось. Но при этом маловероятно, что интересант устранения Шиманской — сама русская спецслужба как организация. Скорее всего кто-то из работающих по Высокому Граду или даже по протекторату чинов делает здесь понемногу свой маленький гешефт. Ведь пирожки, как обобщенно называли покупки, наверняка двигались как на Запад, так и на Восток. Причем не только в европейскую часть России, но вероятно и дальше. Вплоть до самой Азии, не только российской, но и в тот же Китай — восточноевропейская кухня по всему миру занимает нишу популярности. А это значит, что в деле очень хорошие деньги. Там же, где очень хорошие деньги, всегда в наличии интересы высокопоставленных людей.

Петербургского чиновника прибили яйцами к стене за казнокрадство — вспомнил я банан и сопутствующую ему историю. Наказание за нелегальную торговлю людьми может быть куда строже, поэтому неудивительно, что Шиманская получила смертный приговор. Если, конечно, я прав в своих догадках, и она во всем этом как-то участвовала, а после утечек о приготовлениях Халида ее на всякий случай решили зачистить.

Теперь главный вопрос. Есть ли для меня сейчас серьезная опасность, если я решу посетить лавку Халида? Ответ очевиден: если в деле устранения Шиманской замешано ФСБ, вернее его местные агенты, значит большая вероятность того, что местная лавка давным-давно под плотным наблюдением. Не думаю, что в прошлый визит в протекторат наблюдатели не отследили мой маршрут по Южным, когда я к сирийцу в гости заходил.

Значит надо держать в уме вариант, что если я со спасением Шиманской перешел дорогу серьезным людям, им окажется дешевле устранить меня прямо сейчас. И в этом случае даже слепок души не поможет. Да, сохранение жизни в случае физической смерти это конечно хорошо… но где большие деньги, там и серьезная ответственность. Одержимого может окончательно убить другой одержимый, а учитывая, что именно ФСБ курирует российских адептов темных искусств… Также быстро, как юрист Фридман превратился в депутата Вольного, так и местные замазанные в криминальных схемах серьезные парни могут найти умелого исполнителя для моего устранения.

Но я сейчас как Ваня Уфимцев из Дворца Пионеров, так что для всех возможных серьезных парней у меня подготовлен ответ. А именно звонок другу, которым я сейчас и намереваюсь воспользоваться. Потому что, если грязные делишки агентов ФСБ имеют шанс всплыть наружу, куда надо обращаться? Правильно, сор из избы никто старается не выносить, и мне даже спасибо скажут если именно в ФСБ я и сообщу о предполагаемой связи местных агентов с кулинарией Уэлча.

— Скажите, как его зовут?! — с фальшивой бодростью пропел я едва слышно себе под нос, и сам же ответил уже не в ритме песни: — Мустафа его зовут, пара-рам-пам-пам.

Посидел немного, еще подумал. Мелькнула разумная мысль, что можно ведь вызвать Фридмана и просто умыть руки и пойти спать, дождавшись пока наемники-профессионалы выполнят свою работу по Миллеру. Черт с ним с Аверьяновым, с Шиманской, Халидом и прочими Уэлчами. Зачем мне сейчас лишний риск? К тому же, несмотря на внутреннюю уверенность, явственно чувствую, как потрескивает под ногами тонкий лед. Под которым меня ждет даже не человек, а архидемон — который в случае моей преждевременной смерти спросит о неисполненном контракте.

Разумная мысль как пришла, так и ушла ни с чем. В самый собачий час, между четырьмя и пятью утра я выбрался из облюбованного укрытия и двинулся в сторону торца дома, в котором располагался вход в лавку Халида. Несмотря на глухое время, площадка перед лавкой была заполнена людьми. Многие ловили кайф прямо здесь, далеко не отходя после покупки — то тут, то там виднелись фигурно разложенные тела.

Три довольно крупных компании и десяток одиночек кучковалось вокруг крыльца, как римские граждане на форуме — авось что произойдет. Дневной свет не подходит для жизни асоциального элемента, ночь для таких темна и полна возможностей, вот и выползают.

Мое приближение дворовая знать наблюдала с некоторым энтузиазмом. Я по комплекции издалека ведь «еще же ребенок». Но по мере того, как входил в поле зрения шакальих взглядов, энтузиазм из них постепенно исчезал. Беспрепятственно пройдя через площадку перед освещенным крыльцом, я остановился в нескольких метров ступеней.

— Я к Халиду. Кто последний? — соблюдая нормы вежливости, поинтересовался я у собравшегося общества.

Несколько секунд молчания. Две компании сделали вид, что вопроса не слышали, одиночки под моим вопросительным взглядом опускали глаза. Но перед этим как правило зыркали на соседей, и я по чужим взглядам наконец перепрыгнул на того, у кого авторитета перед обществом откосить от ответа не хватало.

— Вы первый, ясновельможный пан, — ответил приткнувшийся у подножия лестницы оборванец.

Хмыкнув от неожиданного ответа, я в сердцах покачал головой. И не удержался, вновь исполнил щедрого боярича — достал серебряный рубль и щелчком запустил его оборванцу. Закрутившаяся монета была ловко поймана и сразу исчезла.

— Благодарствую, ясновельможный пан, — даже из полулежащего положения сумел изобразить глубокий поклон оборванец.

Не обращая на него больше внимания, я поднялся по лестнице и вежливо постучался. Выждав несколько секунд паузы, за которые мне никто не удосужился ответить, смачно двинул ногой по видавшей виды жестяной обивке двери.

— Zamknięte! — прокричал изнутри знакомый скрипучий голос.

— Открывай сова, медведь пришел! — проглотив просящуюся на язык фразу, произнес я совсем не то, что хотел сказать сначала. О том, что я Олег Ковальский, умолчал в самый последний момент. Учитывая, под знаком чьего имени должно состоятся устранение Мюллера, это будет совсем ненужная информация сейчас. Совсем о судьбах мира задумался — ФСБ, маршруты «восточноевропейской кухни», хорошие деньги — и чуть на такой мелочи не погорел.

Звучно щелкнула задвижка, и створка отворилась с противным скрипом. Привратник или узнал мой голос, или просто действовал по инструкции — открывая дверь не сразу, проследив перед этим за реакцией незнакомца.

— Здорово, дружище! — глядя прямо в забегавшие глаза привратника, произнес я.

— Оружие есть? — избегая моего взгляда поинтересовался мерзкий тип.

— Конечно, — кивнул я. — Кто ж ночью по Южным без оружия ходит!

— Оружие сдать надо, — скрипучим голосом произнес привратник.

— Слушай, ты мазохист или просто необучаем? — поинтересовался я у него. — Веди уже к хозяину, Харон недоделанный.

На удивление, возражений не последовало. Распахнулась решетка и мне просто показали направление куда двигаться. Дюжие охранники в массивной устаревшей броне при этом в мою сторону даже не глянули. Как есть срисовали меня по камерам, идентифицировав, а сейчас просто состоялась проверка голосом.

Халид нашелся в знакомом полуподвале-кальянной. Широкий стол, в отличие от прошлого посещения почти пуст, лишь по центру расположились одинокая тарелка с восточными сладостями и небольшой кальян. Сам молодой лев расслаблен, глаза маслянисто поблескивают. Жестом радушного хозяина Халид показал мне место напротив.

— Ассалам алейкум, — присел я на мягкий низкий диван.

Халид в ответ только кивнул. Ему сейчас было легко и хорошо, а тело словно плавало в воде Мертвого моря. Это я по эмоциям чувствовал, которые читались безо всякого труда.

— Разговор серьезный, Халид.

Сириец нехотя кивнул. Волевым усилием он потянулся, выныривая из мягких объятий расслабленной неги и сбрасывая невидимые оковы. Достав из кармана авторучку, Халид отвинтил колпачок и высыпал себе на подушечку большого пальца немного порошка. Уверенным жестом молодой сириец прислонил большой палец к носу так, что закрыл одну ноздрю, а высыпанный порошок оказался напротив второй. Резкий вдох, характерные звуки шмыгающего носа и через полминуты сириец, очистившийся «слезой» от всех эффектов, посмотрел на меня ясным взглядом.

— Аллейкум ассалам, — ответил на приветствие Халид ровным голосом. — Я слушаю.

— Шиманскую я забрал.

Помолчали немного.

— Операция у меня была почти готова, — после раздумий ответил Халид. — Я потратил на подготовку много времени и сил.

— Я понимаю, и все оплачу.

— Сегодня?

— Как сам сможешь забрать.

— Забрать что?

— Через Планшета ты поставил в Елисаветград уже две партии слезы и райской пыли, — полуутвердительно произнес я.

«Так» — молчаливо кивнул Халид.

— Отправишь курьера, и заберешь себе обратно всю райскую пыль. Это моя плата.

Сириец немного подумал, а после произнес фразу, которую ему наверняка не очень хотелось произносить:

— Я потратил меньше.

— Остальное пойдет в счет оплаты одной небольшой услуги.

— Какой услуги? — взметнулись брови Халида, а взгляд его черных глаз стал цепким.

— Мне нужно срочно переговорить с Планшетом, через которого ты передавал мне вещества. У тебя есть канал связи с ним?

— Да.

— Свяжись с ним пожалуйста. Это очень срочно.

— Срочно… — протянул Халид, показательно удобнее устраиваясь в кресле, и всем своим видом показывая, что никакой срочности мне от него сейчас ждать не следует.

Правильно, конечно, с его стороны — пришел я неожиданно и без предупреждения, и практически сразу раскомандовался. Совсем берега потерял, на первый взгляд — воспитанные люди в чужом доме так себя не ведут. Вот только я с собой и аргументов принес железобетонных.

— Шиманскую только что пыталось убить ФСБ. Возможно из-за того, что стало известно о твоих приготовлениях.

Упоминания интереса ФСБ подействовало на Халида не очень хорошо. Только извращенец-самоубийца рискнет самовольно входить в перекрестье зоны интересов этой русской спецслужбы. И я хорошо почувствовал, что лишь желание более подробно узнать в чем дело удержало Халида от резко-агрессивный слов или действий.

— Сильно можешь не переживать, больших проблем для тебя это не несет. Потому что я все могу сейчас решить, мне необходимо лишь увидится с Планшетом.

Во взгляде и эмоциях Халида слишком явно читалось все, что он думает о ситуации и возможных путях решения. Впрочем, его я никак не осуждал — думаю, в подобной ситуации мыслил бы схоже.

— Я могу это решить, потому что работаю на…

Слова, это все слова — мелькнула подсказкой мысль. Сейчас Халид полностью под шоком впечатления от трех страшных букв «ФСБ». И думаю, стоит мне упомянуть еще и императорскую канцелярию, морок мгновенного испуга может сойти, и он просто сообщит мне, что я сказочник. И цинично его, так скажем, обманываю.

«Я работаю на Тайную канцелярию русского царя» — не вслух, а мысленно произнес я, глядя собеседнику в глаза. Халид дернулся от удивления, а кожа его даже приобрела серый оттенок.

— …на очень серьезную организацию, — добавил уже вслух.

«Мысли не читаю, но…» — заполнил я паузу еще одним ментальным посылом.

— …могу я значительно больше, чем обычный человек. Если ты понимаешь, о чем речь, — слегка улыбнулся я.

«Очень надеюсь, что понимаешь» — еще раз произнес я как можно более убедительно.

— Так ты сделаешь это, сможешь вызвать Планшета? — после небольшой паузы, давая сирийцу время осмыслить новую реальность вокруг, произнес я.

— Да, — суховато произнес Халид.

Его шок можно понять — он ведь словно спустился под воду теплого моря загарпунить парочку мурен, наслаждаясь красками рифа и лениво отмахиваясь от коралловых рыбок, а из глубины вдруг появилось сразу несколько зубастых белых акул.

Это мир принадлежит владеющим даром магии аристократам. Но одаренных здесь не более одной десятой процента. При общей численности населения в два раза меньше, чем в моем мире, это не более десяти тысяч на каждую страну Большой четверки первого мира. Даже меньше — как я знаю из лекций фон Колера, квоты по положениям Стихийного пакта ООН, ограничивающего численность магов на каждую страну, еще никем не выбраны.

В моем мире в роли обывателя я практически не пересекался с федеральными политиками, знаменитыми спортсменами, селебрити и другими медийными персонами. Здесь ситуация схожа — мир принадлежит одаренной аристократии, но для большинства населения маги остаются лишь персонажами новостей и светской хроники. Так что реакция Халида на демонстрацию моих ментальных способностей в некотором роде схожа с возможным удивлением администратора АЗС в Когалыме, куда вдруг заедет заправиться и попить кофе Алекс Овечкин или Криштиану Роналду.

— Халид, это очень и очень важно, — завладевая вниманием собеседника, произнес я убедительно. — Вопрос жизни, смерти… и власти. Можешь передать Планшету… — перебил я собравшегося что-то сказать Халида. И сам запнулся — Мустафу надо вызвать так, чтобы информация попала к нему с гарантированной персонализацией, но при этом завуалированно.

— …передать для Планшета, что близкий друг как можно скорее хочет расспросить его подробнее про смысл истории о Рабиновиче и Грицко в дирижабле.

Думаю, Мустафа поймет о чем речь. Сам я очень ярко запомнил притчу, которую приглядывающий за Олегом сириец рассказал ему перед памятным поединком с аравийцем.

— Свяжись с Планшетом, Халид, а после мы вернемся к разговору об Уэлче. Я тебе его отдам, как и обещал.

Собеседник посидел немного, словно раздумывая — а на самом деле просто выдерживая необходимую паузу, чтобы не создавать видимость мальчика на побегушках, а после поднялся и вышел.

Осмотревшись, я позволил себе краткий возглас, емко характеризующий события последних часов. Просканировав окружающее пространство, и не почувствовав направленной агрессии прикрыл глаза. Глубоко вздохнув, откинулся на спинку дивана и попробовал немного расслабится. В этот момент меня и накрыл адреналиновый отходняк. Да так, что даже в ушах зазвенело, а все тело потянуло ватной слабостью. Руки мелко-мелко задрожали, сердце забилось пойманной рыбой в районе горла, на висках выступил холодный пот.

Дыхание перехватило, и в поисках глотка воздуха я выпрямился. Помогло, и чуть погодя я закрыл лицо руками и зажмурился. Как по заказу, перед внутренним взором сразу замелькали картины лопающихся как арбузы голов полицейских, мешковато валящиеся на землю фигуры уличных шестерок, толчками выходящая кровь из перерубленной шеи Сандро, глухой стук ломающейся лобной кости убитого брошенным пистолетом татуированного, распластанный перед мной бугай-охранник с выбитым напрочь затылком.

Отняв ладони от лица, я заметил на тыльной стороне ладони несколько засохших капелек крови. По мере того, как вглядывался в сухие кляксы все больше казалось, что руки у меня по локоть в крови. До тянущего отвращения казалось — даже на пару мгновений захотелось вскочить и бежать куда глаза глядят, но усилием воли я с этим справился. Рывком поднявшись, я равномерно задышал. Глубоко — до гипервентиляции легких.

Немного придя в себя, осмыслил произошедшее в последние минуты. Выводов, собственно, сделал два. Первый: я еще не кровавый душегуб, и ничего человеческое мне не чуждо. Второй: мир вокруг жесток, и рефлексии вместе с вот этим всем — это конечно замечательно, но пора заканчивать. Здесь все просто: или ты, или тебя.

После того, как справился с собой и выключил переживания, все же устроился с удобством на диване. Зацепил пару ломтиков щербета и постепенно все более расслаблялся. Через некоторое время уже с более-менее чистой головой раз за разом прокручивал события и не мог найти лучших вариантов собственных действий. Нет, были конечно два варианта-победителя вне конкурса: просто не мешать Войцеху убить Шиманскую, или самостоятельно прикончить ее уже после того, как хлопнули глазные импланты, лишая Анжелу зрения. Но по причине убеждений эти два идеальных варианта я не рассматривал.

Несмотря на общее напряжение момента у меня получилось подремать. Конечно, это не был полноценный сон — я словно развалившийся на ветке гепард обозревал окружающее пространство одним глазом. Но отдыхал — во всем теле появилась необычайная легкость.

Мысли в голове плыли словно воздушные облака, не цепляясь за разум и не складываясь в цепочки ассоциаций. И в конце концов приплыли: когда полудрема взяла верх, а я полностью расслабился, перед взором остались только яркие образы воспоминаний. Характерных воспоминаний. В основном фигурировала Зоряна и услужливая горничная, но постепенно в дело вступала фантазия, и в калейдоскопе образов я наблюдал совсем разные картинки с ворвавшимися в полудрему Шиманской, а чуть позже Анастасией. Вскоре и вовсе услышал даже «Oh my lord!» от Саманты, сказанное в совсем интересных обстоятельствах, услужливо нарисованных воображением.

Ворвавшийся в сонно-фантазийный трип яркий образ смуглой красотки в не менее ярком антураже оказался настолько сильным, что я рывком вырвался из полудремы. Сел поудобнее, вновь перевел дыхание. Мда, почти пятнадцать лет — это не шутки.

— Я всегда о ней думаю, — негромко произнес я, вспомнив по случаю бородатый анекдот. В этот самый момент практически беззвучно открылась дверь.

— Что? — вкрадчиво поинтересовался знакомый голос.

Обернулся, и увидел Мустафу. Настоящего Мустафу, который вновь подвергся косметической хирургии. Вошедший выглядел уже не как мой ординарец Планшет, а как тот самый Мустафа, который вел пригляд за Олегом еще совсем недавно здесь, в протекторате.

— Притчу вспомнил вот, — неожиданно для самого себя по-хулигански подмигнул я Мустафе, и поудобнее устроившись в кресле, рассказал не дожидаясь вопроса: — Офицер на плацу спрашивает у бойцов: — Рядовой Грицко, что вы думаете, когда видите этот кирпич? — Здесь кирпич валяется, там валяется. Бесхозяйственность, вашбродь! — А вы, рядовой Рабинович? — Здесь кирпич валяется, там валяется. Дом построить можно, вашбродь! — Рядовой Петров? — О медсестре Самойловой думаю, вашбродь! — Н-не понял? — Я ее вчера в больничке увидел в халатике, а так трахаться хочется, что теперь всегда о ней думаю!

Мустафа, как я явно заметил, едва напрягся, сдерживая улыбку. Пройдя через кальянную, он присел напротив меня. На место, на котором еще недавно Халид сидел.

— В Русской императорской армии нижних чинов на «вы» не называют, — покачал головой старый знакомый.

— Даже вольноопределяющихся? — козырнул я знанием из родного мира.

— Ты очень быстро повзрослел, — оставив вопрос без ответа, произнес Мустафа внимательно на меня глядя.

— Ты тоже изменился, — согласно кивнул я, осматривая наряд сирийца. Выглядел Мустафа теперь не менее авторитетно, чем центровые радикалов или ведущих группировок Южных. А это значит, что…

— Тебя повысили? — вдогонку мыслям поинтересовался я вслух.

— Перевели на другой фронт работы, — пожал плечами Мустафа.

Приглядывая за мной в криминальных районах, он был в роли одиночки. Деятельного, и достаточно уважаемого одиночки — настолько, что во всех группировках к нему прислушивались. Сириец отыгрывал роль этакого ветерана боевых действий, прибывшего на заслуженный покой в протекторат и незаинтересованного ни в чем, кроме вечернего релакса и бессмысленного движения по жизни. И по глупому случаю встрявшего на понижение социального рейтинга, обязавшего его проводить не менее восьми часов в вирте. Я раньше об этом не задумывался, но теперь понял — работа в «Метелице», где он якобы проводил назначенные адаптантами часы в вирте, наверняка ведь прикрытие. И время это он проводил совсем не в капсуле погружения в виртуальную реальность.

Глядя в глаза собеседника напротив, я вдруг ухватил вспышку догадки. Почему в навязанные мне спутники со стороны канцелярии попал барон фон Колер, к которому прислушиваются даже главы точно не последних национальных кланов, а со стороны ФСБ — простой сириец Мустафа? Такой ли он простой?

— Ну-да ну-да, — покивал я, и вдруг словно невзначай произнес: — Хотя конечно, приглядывать за отпрыском императорского рода гораздо более почетно, чем держать район Высокого Града. Так что поздравлять не буду.

Мустафа напрягся лишь на краткий миг. Но мне этого хватило за глаза.

— Имперского рода, — практически без задержки поправил меня сириец.

Только что я сознательно произнес «императорский род» — что указывало на принадлежность к императорской семье, а не имперский — что значило лишь принадлежность к одаренным Российской Империи, а не к национальным кланам Конфедерации.

— Как скажешь. Я еще не очень разобрался в терминологии новой жизни, — одними губами улыбнулся я.

Мустафа под моим взглядом явственно осознал, что из-за его несдержанности я понял кое-что, что знать мне пока не полагалось. И еще раз нешуточно напрягся, но сумел взять себя в руки.

— Ты знал, что Войцех Ковальский жив? — пользуясь случаем, задал я неожиданный вопрос.

— Нет, — спокойно покачал головой Мустафа.

— Сериосли? — не удержался я от ироничного комментария. — В одном городе же работали. И работаете снова, — добавил я.

— Ты знаешь, какое видео княжна Анастасия попросила найти начальника своей СБ и теперь часто пересматривает по вечерам? — неожиданно поинтересовался сириец.

— Нет, — покачал я головой, уже зная, что следом произнесет Мустафа.

— Сериосли? — вернул он мне ироничный комментарий. — В одной усадьбе же живете.

— Но мы не работаем в одном отделе.

— Мы тоже, — пожал плечами Мустафа. — Тем более сразу после инцидента меня перевели в прямое подчинение Демидову.

Последняя фраза мне многое сказала. Потому что если Мустафа сейчас не подчиняется руководителям Ковальского, у меня появляется серьезный шанс на успех. Я по-прежнему на тонком льду, и сейчас сканируя эмоции Мустафы, готов в любой момент через айди экстренно связаться с Фридманом, требуя незамедлительную эвакуацию. И если возникнет обоснованное подозрение, что Мустафа играет заодно с командой Ковальского, надо бечь отсюда как можно скорее. Фиксировать убытки, а Шиманскую записывать в безвозвратные потери. Иначе никак не получится.

— Сейчас обратно вернулся?

— Нет.

— Будешь брать власть в нижнем городе?

— Не во всем, — лаконично ответил Мустафа.

— Ты под крылом прежних руководителей? — спросил я, и наткнулся на говорящий взгляд. Да, я действительно перегибал палку, но на кону слишком многое. — Не смотри так, для меня это очень важно. И готов ответить откровенностью за откровенность, — попробовал я немного сгладить острый угол разговора.

— Я сейчас не в зоне ответственности отдела, курирующего работу Войцеха.

Надо было принимать решение. Подумав немного, я обстоятельно изложил Мустафе события, произошедшие в квартире Шиманской, рассказал о кулинарии Уэлча и высказал все свои догадки.

Сириец сидел с каменным лицом, но действуя в заявленном режиме «откровенность за откровенность» ментальную защиту по-прежнему не ставил — я чувствовал эхо недоверия и интереса.

— Почему ты обратился ко мне? — спросил Мустафа, когда я закончил.

— Потому что у меня есть для тебя взаимовыгодное предложение.

— Слушаю.

— У меня сейчас под контролем некий Антон Аверьянов, совсем недавно изгнанный из клана Власовых. Одаренный, воздушная стихия, перспективный ранг невысок. Антон Аверьянов в ближайшее время будет замечен за передачей крупной партии наркотиков курьеру из протектората. Можете Аверьянова забрать и наказать, а можете воспользоваться его заинтересованностью в грязных делишках, и сбывать через него «слезы» золотым мальчикам и девочкам в Елисаветграде.

Мустафа, судя по виду, совсем не понял, зачем ему нужен канал сбыта «слез» в имперском городе. Ну да, он по корпоративной вотчине протекторатов работал, а не с одаренной аристократией, поэтому не сразу ухватил суть.

— Ты никогда не был на закрытых вечеринках молодой аристократии? Они везде примерно одинаковы: загородный дом или целый этаж отеля, возможно и не один, где присутствуют только избранные. Вариаций много — это может быть эротизированный маскарад, жесткая попойка с последующем дебошем, или вовсе разнузданные оргии. Слышал о… ну, допустим, о радуге?

— Нет, — коротко ответил явно заинтересованный Мустафа.

— Приглашенные эскортницы красят губы разной помадой, и дарят гостям оральные ласки, а парни потом хвастаются цветами радуги, у кого больше. Где именно появляется радуга, думаю догадаешься сам.

Переспрашивать Мустафа ожидаемо не стал. Лишь кивнул, показывая что теперь понимает о чем речь.

— Начинаются все закрытые вечеринки по-разному, — продолжил я. — Вот только заканчиваются всегда одинаково — биомасса похмельных или упоротых полуголых тел. Не думаю, что твоя служба откажется от знаний о происходящем на этих вечеринках…

В ходе разговора я вполне свободно оперировал знаниями своего мира, и делал это уверенно — еще Сократ и Гесиод тысячи лет назад критически высказывались о нравах молодежи. Так что убежден, что в этой реальности все устроено также, как и у меня дома. Может быть только с появлением магии особая изюминка в оргиях появилась.

— Это закрытые вечеринки одаренных, — после короткого раздумья ответил Мустафа.

— А у тебя уже почти есть свой карманный одаренный, который будет допущен на все эти вечеринки.

— Изгнанный из клана? — хмыкнул сириец.

— Он будет банчить слезой, Мустафа, — озвучил я очевидную для меня вещь. — Через год-два станет своим парнем везде, и ему откроются двери, который в Елисаветграде закрыты даже для… допустим, даже для проезжих принцев и принцесс.

— Ты принял решение отказаться от титула?

— Почему ты так решил?

— Как же классовая солидарность?

— В гимназии Витгефта учатся в основном представители национальных кланов Вольных княжеств, а на эти кланы мне чуть больше, чем наплевать. К тому же большая часть из них — это одаренные из кланов Разумовских и Юсуповых, которым я как оскорбление еще по праву рождения.

— В чем твой интерес?

— Ты поможешь мне с эвакуацией Шиманской.

— Не смешно, — покачал головой Мустафа. — С эвакуацией Шиманской я помог бы тебе и так. Ты обещал откровенность.

— Люблю котиков.

— И? — совершенно не смутился Мустафа неожиданным ответом.

— Поговорю с Халидом, он с прибылей канала поставки твоему одаренному организует фонд помощи котикам здесь, в протекторате.

— Ты уверен, что Халид так любит котиков? — спросил Мустафа и демонстративно усмехнулся, показывая понимание замысла.

— Все любят котиков, — только и развел я руками. — К тому же у него выбора не будет.

О том, чтобы заиметь прибыль со «слезы», которую погонит в Елисаветград Халид и продажу которой гимназистам и им сочувствующим наладят фээсбэтмены через Аверьянова, я размышлял почти сразу после примерного появившегося в мыслях отчетливого плана. Но только сейчас в ходе разговора полностью продумал и озвучил всю схему.

И она мне нравилась. Потому что «слеза» для одаренных — даже не наркотик, а создающее необратимость алкогольного опьянения вещество. Учитывая круг потребителей, прибыли планируются ощутимые. Вопрос же с тем, чтобы мне иметь с этого прибыль, но никоим боком не принимать участие, решался прямо здесь и сейчас: Халид будет выплачивать долю не мне, а моему доверенному человеку. Осталось только решить, кого на это подрядить. Потому что по взгляду Мустафы я видел — для того, чтобы подвести голову змея Уробороса в нужное место, давая кольцу моего поначалу кажущегося безумным плана замкнуться, осталось совсем немного.

Вот только в протекторате оставались еще важные проблем и вопросы, время на решение которых постепенно утекало. А мне ведь еще в школу завтра утром, и поспать бы надо успеть хоть немного.

http://tl.rulate.ru/book/53552/1364474