Готовый перевод Hindsight Is Not Perfect / Взгляд в прошлое не идеален: Глава 1-5

Мир, предположил он, не должен быть странным понятием, но для Энакина Скайуокера это было так. Само по себе слово было грамматически достаточно простым, и его значение должно было быть так же легко понять, но это было не так. Не совсем. По крайней мере, для него.

В юности мир ассоциировался у него со словом "скучный". В конце концов, для его молодого ума покой приходил только через действия, которые просто не могли удержать его внимание. Человек должен найти покой в медитации (для которой он никогда не мог сидеть достаточно спокойно). Человек должен обрести покой, отпустив обиды (что-то, что, как правило, убивало или, по крайней мере, заставляло его влезать в долги на Татуине). Предполагалось, что человек обретает покой через внутреннее размышление (что-то, что имело тенденцию только напоминать ему, насколько неадекватным он себя чувствовал).

Мир был спокоен и уравновешен, но Энакин любил свой мир диким и неуравновешенным до такой степени, что только его уникальный набор навыков мог пройти по туго натянутой веревке между жизнью и смертью. Он жаждал признания и всегда был хорош в том, что другие люди не могли (или не хотели) делать. Он упорно трудился, чтобы быть достойным признания – быть кем-то, на кого все остальные могли бы равняться, потому что это подтвердило бы то, от чего он отказался.

Он хотел быть тем, кем раб никогда не сможет стать.

Он не заботился о скуке, и поэтому он не очень заботился о мире, даже несмотря на то, что он прошел через все движения, сначала в память о Квай-Гоне, а затем об Оби-Ване.

Примерно во времена Войн клонов именно тогда он по-настоящему начал понимать, что сейчас необходим и желателен мир. Он хотел участвовать в гонках и спаррингах ради удовольствия, а не для того, чтобы оттачивать навыки, которые сохранят ему жизнь. Правда, он не совсем отказывался от внимания, которое все обращали на него, но это всегда компенсировалось войсками, которые он оставлял на каждом поле боя поверх невинных гражданских лиц, потерявших дом, семью и свои жизни.

Он хотел положить конец сражениям, смерти и разрушениям, и это стало его определением слова: отсутствие борьбы.

Он пытался вернуть мир, сражаясь за Республику, с менее чем впечатляющими результатами, независимо от того, что говорили головиды. Затем наступил конец войны: то, чего он так отчаянно хотел, случилось, но только ценой всего, за что он боролся. Ему не нравилось возвращаться к тем событиям.

И все же он это сделал.

Он снова и снова возвращался к воспоминаниям о том дне, потому что они не переставали заставлять его зрение краснеть от гнева, в то время как его желудок одновременно сжимался от чувства вины. Они принесли с собой ослепляющую боль, которая никогда по – настоящему не уходила на поверхность-рвущую, жгучую агонию, которая пронзила его грудь и лишила бы дыхания, если бы оно не было на респираторе. Это придавало Дарту Вейдеру силы, потому что разрывало на части то, что осталось от его сердца каждый раз, когда он думал об этом.

Оно того не стоило. Конец войны не принес мира. Не совсем. В то время как во время Имперского правления не было столь широко распространенного конфликта, Империя не была, ни в коем случае, синонимом мира, независимо от того, как сильно он этого хотел. Он никогда не осмеливался признаться в этом даже самому себе, но в этой маленькой черной штуковине, которая укрывала кусочки его сердца, он знал, что галактика превратилась из пресловутой сверхновой в черную дыру.

Он не обращал на это внимания, потому что перестал беспокоиться, считая весь идеал мира плохой работой – обманчивой, недостижимой мечтой. И если он, как личность, больше не нуждался в таком детском идеале, то зачем тогда остальная вселенная?

Да, в своей жизни он возмущался идеей личного мира, боролся и отвергал ее, а затем, как ситх, полностью отказался от нее.

Что, вероятно, и делало саму мысль о том, что он, возможно, действительно получил его сейчас, еще более невероятной. Ему каким – то образом удалось отвернуться от всех этих темных тенденций, и он только что понял, почему люди – почему джедаи-активно искали мира. Это не было скучно, и это было не так просто, как состояние "не бороться". Истинный мир был якорем в бурном море, безопасным портом для обреченного на гибель корабля и светом, который прогонял метафорическую тьму. Это было лучшее из всего и ничего, и теперь он знал, что предпочитал другие состояния бытия только потому, что не знал, что такое настоящий покой.

И "освобождение" даже не начинало описывать, каково это.

Ему показалось странным, что только покинув тьму, он начал обретать настоящую свободу. Кодекс ситхов гласил, что темная сторона Силы освободит пользователя. Он определенно никогда не чувствовал себя свободным. Забавно, как он не замечал этого раньше, когда теперь это казалось ему таким очевидным. В конце.

Все его детские неуверенности, подростковые разочарования и взрослая жизнь в целом подсознательно мучили его одновременно в течение десятилетий. Корни многих из тех проблем, которые раньше были так важны, теперь почему-то казались... незначительными. Он чувствовал тепло, мужество и мягкую тишину, которая звала его домой – туда, где он мог отдохнуть; где все, что он сделал, больше не имело значения.

Смерти нет, есть Сила.

Его глаза, казалось, не хотели оставаться открытыми, и даже когда он смог поднять веки, он едва мог видеть из своего шлема. Его легкие не получали необходимого кислорода, а конечности почти не реагировали на его мысли. Он был уверен, что молния, пронзившая его тело, когда он поднял Императора, закоротила слишком много систем, и не было никакой возможности спасти его жизнь, во всяком случае, за то время, которое у них было.

Короче говоря, он умирал.

Раньше он всегда ненавидел саму мысль о смерти и боролся с ней с таким рвением, что другим разумным становилось стыдно. Но сейчас… теперь, когда он наконец принял решение, в правильности которого не было ни тени сомнения, теперь, когда он действовал и уничтожил человека, которого в какой-то момент ошибочно считал своим спасителем и доверенным лицом, теперь, когда он сделал то, что должен был сделать много лет назад, мысль о смерти уже не казалась такой неприятной. Он мог спокойно умереть.… и это выходило далеко за рамки о'кей и на территорию "чуда".

Человек под ним – Люк (это был Люк, верно? Да, это была его Силовая подпись) – сгибался под тяжестью отцовского мертвого веса. Вейдер... нет, Энакин. Теперь он был Энакином. Энакин каким-то образом заметил перемену в поле зрения и понял, что упал на пол. Это было совсем не больно. С другой стороны, он ничего не чувствовал, кроме горящих легких. И Люк. Он снова чувствовал Люка и Силу. Не тьму, которая так долго бушевала и горела, а ослепительный свет и спокойствие.…

Он чувствовал, как вокруг него спешат люди, все на грани паники, вероятно, из-за битвы снаружи, которая шла не так, как должна. И все же все они, казалось, придерживались обучения и установленных протоколов. Впервые за более чем два десятилетия, Энакин почувствовал гордость за людей, которых он обучал, и печаль, что они все будут потеряны. Забавно, что все остальное казалось таким спокойным. Никто не сможет сказать, что корабль, на котором они находились, скоро будет уничтожен.

Он на мгновение закрыл глаза, наслаждаясь этими последними мгновениями, пока сын тащил его за собой. Возможно, ему следует просто сказать Люку, чтобы он оставил его. Он не заслужил бы меньшего за свои преступления, и каким-то образом он знал, что Люк покинет станцию живым, но Энакин-нет. Сила? Возможно. Ему было все равно. Пока его сын жив, он может справиться с чем угодно.

Он не знал, сколько времени понадобилось Люку, чтобы дотащить его – скорее всего, до ангара, – но слишком скоро они остановились. С огромным усилием Энакин заставил себя снова открыть глаза. Где они были? Он узнал подбрюшье корабля. Справа ангарный отсек. Почему они остановились? О. Люк выглядел измученным. Почему он не использовал Силу? Может быть, он не мог сосредоточиться? У мальчика за плечами было всего несколько лет тренировок, и его только что чуть не убило током.

Вспышка гнева и раздражения пронзила его, но он оттолкнул ее, отказываясь позволить таким вещам испортить эти минуты для него, и улыбнулся, глядя на взволнованные черты, так похожие на его собственные, несмотря на то, что знал, что его сын на самом деле не мог видеть его.

- Люк... - он не понимал, как больно было бы пытаться говорить, но ему потребовалось всего мгновение, чтобы преодолеть это. Раньше ему приходилось жить и с худшим. -Помоги мне снять эту маску,- закончил он.

Его сын нахмурился. - Но ты умрешь."

Энакин грустно улыбнулся. - Теперь это уже ничто не остановит. Хотя бы раз... - он замолчал и набрал в легкие побольше воздуха (респиратор не работал?), - Позволь мне ... … взглянуть на тебя своими глазами."

Люк неохотно уступил и потянулся, чтобы снять черный шлем, который был его личностью на протяжении всей его жизни как ситха. Его ловкие пальцы нащупали механические защелки. Затем медленно, почти благоговейно (хотя Энакин не мог понять почему) он поднял его и положил рядом с ними. Затем он потянулся за вторым куском и умудрился осторожно снять и его.

Энакин не видел ничего, кроме внутренней части своей гиперболической камеры без маски в течение, казалось, столетий, и вид перед ним почти лишил его того малого дыхания, которое у него еще оставалось. На самом деле он не ожидал от Звезды Смерти никакого цвета. В конце концов, цвет-это легкомыслие, которого император не потерпит. Таким образом, голова его сына резко выделялась на тусклом сером фоне. Однако его внимание привлекли именно глаза-ясные голубые, незамутненные и такие решительные.

Разве его собственные глаза не были такими когда-то? Он знал, что ответ должен быть "да", но иногда его ранняя жизнь казалась далекой мечтой, которой никогда не было на самом деле.

Очевидно, то, чего ожидал Люк, не было тем, что он получил, потому что он выглядел удивленным и печальным – вероятно, хотел увидеть больше, чем бледный, покрытый шрамами призрак человека, который, вероятно, больше не был похож на него.

Тем не менее, Энакин не мог не улыбнуться, хотя и устало. Он исполнил свое последнее желание, и зрелище перед ним не могло быть более великолепным.

-А теперь иди, сын мой, - сумел он высказать свои прежние мысли. - Оставь меня."

Люк покачал головой. - Нет, ты пойдешь со мной! Я не оставлю тебя, я должен спасти тебя!"

- Ты уже это сделал, - прохрипел он, стараясь не обращать внимания на то, что говорить становилось все труднее и труднее. - Ты был прав. Ты был прав насчет меня. Скажи своей сестре… ты был прав… "

Не в силах больше сдерживаться, он закрыл глаза и позволил себе сделать то, что никогда не мог сделать раньше: он отпустил ее и скользнул в ожидающие объятия Силы.

Он обнаружил, что его сознание дрейфует в успокаивающих волнах, которым он – на этот раз – без проблем доверял. Было приятно снова доверять. Пока он плавал в тепле Живой Силы, несколько мыслей начали блуждать в его голове. Во-первых, как он был благодарен своему сыну, сыну, который верил в него и любил его настолько, чтобы не обращать внимания на чудовище, которым он стал. Вторая мысль имела гораздо более мрачный оттенок, поскольку что-то нашептывало ему, что он не принадлежит этому месту, что он этого не заслуживает. Однако в данный момент он обнаружил, что ему все равно, и поэтому оставил эту мысль позади вместе с остальной темнотой. Третья мысль спрашивала, когда же его сознание и чувство собственного " я " перестанут существовать. Когда же он растворится в свете и станет по-настоящему единым с Силой? Часть его не любила эту идею, но часть не могла не предвкушать ее. Тогда он действительно освободится от своего бремени.

Затем, как ни странно, лес, полный жизни, о которой он никогда раньше не задумывался, медленно исчез в поле зрения. Где он? Был ли он все еще в Силе? Было ли это частью Силы? В конце концов, вокруг него было так темно, но это была не та холодная тьма, к которой он так привык. Нет, он все еще чувствовал покой Живой Силы.

Почти не думая, он обнаружил, что движется к ближайшим огням, ближайший из которых мерцал в глубоких тенях – огонь. Он подошел ближе и увидел, что кто-то воздвиг погребальный пирс.

Он узнал маску сверху.

Когда пламя разгорелось, он почувствовал, как с его плеч свалилась огромная тяжесть. Сжигание тела освободило его от последнего бремени-последней связи с материальной вселенной. По другую сторону костра двигалась фигура одинокого скорбящего.… его сын. Мальчик – нет, молодой человек – очевидно, почувствовал, что его долг исполнен, потому что повернулся, чтобы присоединиться к очевидному празднеству.

Друзья Люка, контрабандист и принцесса, конечно, танцевали и смеялись, уворачиваясь от маленьких меховых шариков, обитающих на планете. Люк грациозно пробирался сквозь толпу, приближаясь к ним, и получил теплые объятия от них обоих. Они начали направлять его к еде, которую приготовили эвоки – пиршество, которое выглядело удивительно вкусным для людей, и Энакин готов был поспорить на свой недавно обретенный покой, что напитки были алкогольными. Даже дроиды выглядели счастливыми.

Конечно, они счастливы. Все они праздновали смерть двух человек и, следовательно, конец тиранического правления террора.

Царство террора, которое он помог создать.

Царство террора, которое он помог уничтожить.

Он наблюдал еще несколько минут с довольным выражением лица, а потом его сын, казалось, что-то почувствовал. Оторвавшись от группы, он подошел к краю большой поляны и прислонился к дереву, глаза сосредоточились прямо на Энакине... и двух существах рядом с ним.

Эта довольно удивительная мысль вызвала первую настоящую улыбку за многие годы на его губах, и он повернулся, чтобы увидеть, как Йода и Оби-Ван улыбаются в ответ. По их улыбкам он понял, что они простили его, и это принесло еще большее облегчение его когда-то тяжело отягощенному сердцу.

Оглянувшись на Люка, он широко улыбнулся, как и сам мальчик. Щека к щеке улыбка чистого счастья.

Эту улыбку он унаследовал от матери.

На мгновение все стало хорошо и правильно. Как он наслаждался этим. Так вот что он искал все это время? Он хотел сказать так много всего, но прежде, чем он получил шанс, сцена исчезла, гораздо быстрее, чем она появилась, и он вернулся к своему бесцельному плаванию в свете.

Он был бы счастлив остаться в таком положении, но голос прервал бесконечную тишину.

-Энакин, если бы ты мог что-то изменить в своей жизни, ты бы это сделал?" Это было похоже на Оби-Вана.

Он помолчал, размышляя. Перед его мысленным взором мелькали лица бесчисленных джедаев; люди, съежившиеся от страха перед ним; люди, умирающие, когда он душил их. Падме…

-Да, - ответил он просто потому, что на самом деле это должно было быть очевидно. Тем не менее, он оценил, что его старый учитель спросил, а не просто предположил.

- Тогда считай, что это мой подарок в качестве компенсации за то, что я оставил тебя."

- Оставлил меня… он вздрогнул, почувствовав, что его старый друг уходит, и потянулся, чтобы притянуть его ближе. - Подожди... Оби-Ван! Учитель!"

Затем, прежде чем он успел что-либо понять, свет исчез из его сознания, оставив зияющую дыру в его душе.

Глава 3

Сознание медленно возвращалось к нему. Мир, казалось, вращался вокруг него, и часть его не хотела ничего больше, кроме как продолжать свой отдых. Его мечта была… прекрасной. Никаким другим словом это не описать, и он хотел удержать это, прежде чем вернуться к тому мерзкому существованию, которое было его жизнью. Однако он давно понял, что это никогда не приносит желаемых результатов, и поэтому не хотел отпускать растущее сознание.

В конце концов, он заметил, что это осознание не было правильным.

Его вялый ум вернулся к привычке и взял минуту, чтобы пробежаться и решить, что именно пошло не так. Он начал с дыхания и столкнулся с первым серьезным отличием. Звук респиратора не достиг его ушей. Ни одно резкое шипение не помогало его странно безболезненной груди дышать сухим, резким воздухом, который он практически ощущал на вкус... то, что он не мог сделать с момента падения.

Потом он понял, что чувствует свои руки... и ноги.

Любая мысль о том, чтобы остаться спать, была резко отброшена в сторону, когда он пробивался в физический мир. Его глаза распахнулись, и он попытался сесть. Его атаковали цвета, и ему пришлось снова закрыть глаза. Они не были бы особенно ярким или привлекательным для тех, кто не смотрел через красные линзы почти четверть века. Конечно, в следующее мгновение его рука потянулась к лицу. Его пальцы коснулись мягкой плоти, а не жесткой маски.

Собравшись с силами, он заставил себя открыть глаза во второй раз и посмотрел вниз на свою грудь.… где он нашел одежду. Туника и пижамные штаны, если быть точным. Он не нашел панели мигающих огней, сигнализирующих о состоянии его системы жизнеобеспечения; ни черного скафандра. На самом деле, он узнал поношенную, коричневую одежду, которая теперь покрывала его значительно меньшее тело. Он не видел ее больше трех десятилетий.

Широко раскрыв глаза, он снова повернул голову, с удивлением разглядывая теплые, монотонные оттенки. Старая комната в старом доме, маленькая, но уютная. От потертых ковров до разномастных занавесок у выцветшего транспаристилового окна он узнавал каждый сантиметр. Дом кричал о бедности и отчаянии, и все же это был его дом. Точнее, это был его дом с Татуина. Его дом, в котором он не был почти 40 лет.

Он сидел так несколько секунд, пока его разум пытался осмыслить все эти наблюдения и найти в них смысл. Она с треском провалилась. Так что же это было? Видение? Или он действительно умер, и это было какое-то воспоминание, которое он переживал? Или он мог быть захвачен (кем, он понятия не имел), и его сознание попало в ловушку симулятора или чего-то подобного. Или –

-Эни?" Мягкий голос из соседней комнаты одновременно прервал его внутреннюю тираду и практически остановил его сердце.

Должно быть, он спит. Должно быть. Он невольно перевел взгляд на дверь, откуда доносился звук. Кто-то приближался. Он чувствовал и слышал шаги, но не мог – не мог – поверить. Это просто невозможно. Она была мертва и нечувствительна, поэтому не могла сохранить сознание в Силе. Верно? Так что это никак не могло быть…

А потом она вошла в старый дверной проем с полотенцем на плече и руками, задержавшимися на стенах, что, как он помнил, она делала часто.

- Мне показалось, что я тебя слышу, - сказала она с той доброй улыбкой, которая все еще преследовала его во сне, и ее усталые глаза загорелись, когда она сосредоточилась на сыне.

Он не мог ей ответить. Она физически не могла быть там, и он знал, что, вероятно, смотрит на проекцию воспоминаний, и все же… Он не хотел рисковать, открывая рот прогоняя ее проекцию. Половина его хотела подбежать к ней, обнять и никогда не отпускать. Другая половина от стыда хотела бежать в противоположном направлении. Он не заслуживал того, чтобы снова увидеть ее, но все же не мог отвести от нее глаз.

Призрак его матери, очевидно, заметил что-то странное в его реакции, потому что она нахмурилась от беспокойства. Он всегда ненавидел видеть это выражение на ее лице и заметил, как ее руки нашли друг друга и крепко сжались, как всегда, когда что-то шло не так.

- Эни, ты в порядке?"

Нет, но он, казалось, даже не мог заставить эту невероятно болезненную, реалистичную версию сна своей матери больше волноваться. Он должен был ответить. Он не мог заставить себя заговорить с ней, но ему удалось кивнуть.

Она скептически нахмурилась. - Ты уверен?"

Еще один кивок.

Она продолжала изучать его, полностью игнорируя его заверения. Затем она подошла к его кровати и опустилась на колени рядом с ним. Он вздрогнул и отвернулся. Он знал, что это только заставит ее еще больше волноваться, но ничего не мог с собой поделать.

-О, Эни, пожалуйста, скажи мне, что случилось, - тихо сказала она умоляющим голосом.

А потом она прикоснулась к нему, положив руку на его щеку и подбородок. В этот момент он даже подпрыгнул и, задыхаясь, пополз прочь. Часть его сознания с сухим отвращением отметила, как он, темный лорд ситхов, запаниковал при виде этой простой женщины. Другой его части было все равно. Это не могло быть реальностью, и все же… это было. Как? ..

-Эни?!- спросила она со смесью смущения, страха и обиды в голосе.

-Т... ты настоящая?" - спросил он высоким, спокойным голосом.

-Конечно, Эни, - медленно ответила она и снова протянула ему руку. Он замер, не в силах отодвинуться – отказываясь принять то, что его разум продолжал говорить ему, не желая причинять ей больше страданий. - Почему ты думаешь, что не должна?"

Она, казалось, поняла, что его реакция будет необычной, потому что ее рука замерла в нескольких сантиметрах от него, повиснув в воздухе в приглашении.

-Он покачал головой. - Ты была мертва. Ты умерла. Я видел тебя. Я чувствовал тебя!"

В ее глазах появилось узнавание. - О, Эни, это был всего лишь сон. Я прямо здесь. Я жива."

Энакин заартачился. Неужели все это было лишь сном? Вся жизнь? Джедаи, Войны клонов, Ситхи, Восстание, Империя... Нет, он не мог принять это. Это было слишком реально. Он слишком много знал. Он все еще мог вспомнить наизусть учения ситхов (и наставления джедаев, если уж на то пошло). Он не мог понять этого из видения… сможет ли он? И он никогда не слышал о таком подробном видении…

-Эни?" Голос матери прервал его размышления. Она все еще не двигалась. Он проследил взглядом за ее рукой, потом за ее лицом.

Она прикоснулась к нему. Это означало, что она физически здесь. Верно? Он мысленно перебирал варианты, которые ему приходили в голову. Это не могло быть ни видением, ни воспоминанием. Симуляция? Нет, это было слишком подробно. Какая-то ловушка для разума? Что - то связанное с Силой? Он мог принять это... но это было неправильно.

Мог ли он каким-то образом проснуться в прошлом? Возможно ли это? Он оглянулся на руку, лежащую перед ним, и неохотно потянулся к ней, почти ожидая, что ее там не будет. Его рука встретилась с настоящей плотью, теплой, загорелой и мозолистой.…

Ее рука сомкнулась вокруг его руки, и ее серые глаза засияли легким облегчением. Она была настоящей. Она была настоящей. О, Сила… что это значит? Последствия выходили за рамки умопомрачительных, но это было правильно. Как это случилось?

Он вспомнил Люка... и вспомнил, как он, должно быть, умирал. А потом вечеринка и потом… Оби-Ван? Что-то насчет еще одного шанса? Было ли это на самом деле?

- Теперь ты мне веришь?" - спросила мать, прервав ход его мыслей.

И тут его по-настоящему осенило. Это. Было. Реально.

В последующие дни и месяцы он будет по нескольку раз в день ругать себя за отсутствие контроля. Он был генералом Энакином Скайуокером, рыцарем-джедаем и командующим в Республике, и Дартом Вейдером, вторым после самого Императора. Его действия никогда не должны сводиться к чему-то столь недостойному. Однако в тот момент он не был ни ситхом, ни джедаем, ни Генералом, ни Командиром. В это мгновение его разум вернулся к эквиваленту его тела, и он был ничем иным, как девятилетним ребенком. Он двинулся, прежде чем успел подумать об этом, обнял ее за шею и крепко вцепился в тунику, уткнувшись головой ей в плечи.

- Мама, - прошептал он, с трудом переводя дыхание.

- О, Эни, - сказала она, обнимая его. - Все будет хорошо. Я здесь, и я не оставлю тебя."

Он знал, что она не сможет сдержать свое обещание. У нее не было ни возможности, ни даже свободы сделать это, но он все равно кивнул, не желая ничего делать, кроме как держаться за кого-то, кого, как он думал, никогда больше не увидит. Она была здесь, живая, целая и крепкая, а не ослабевшая, измученная женщина, которая едва смогла поднять руку и сказать ему, что любит его. Это была женщина, которую помнило его сердце; сильная, преданная женщина с железной волей и всеохватывающим сердцем, несмотря на все трудности.

- Ш-ш-ш, - прошептала она, поднимая его и поворачиваясь, чтобы сесть на его кровать, покачивая его в своих руках. Она раскачивалась взад - вперед на потертой кровати и даже начала напевать. Давно забытая мелодия тут же всплыла в его памяти, когда ее глубокий голос слегка коснулся нот. Она, должно быть, почувствовала, что он нуждается в этом, потому они сидели так долго, и он не мог быть более благодарен.

Глава 4

Его мать поговорила с Уотто и сказала ему, что Энакин болен. Тойдарианец не был счастлив, но он также предпочитал, чтобы его рабы жили. Он позволил Энакину остаться дома при условии, что на следующий день он будет работать в два раза усерднее и в два раза дольше. Бывший Повелитель Ситхов провел остаток дня, следуя за своей матерью, боясь, что если он оторвет от нее взгляд, то все это исчезнет. Он также провел довольно много времени, ругая себя за то, что был таким прилипчивым и за отсутствие сдержанности в то утро.

Но это не означало, что у него хватило воли оставить ее.

Поэтому он спокойно сидел рядом, пока его мать занималась домашними делами, потом бухгалтерией, потом поручениями. Она продолжала бросать на него обеспокоенные взгляды, и ему потребовалось слишком много времени, чтобы понять, почему, когда он не показывал никаких других признаков болезни. Потом он понял, что в детстве у него всегда были два довольно сильных качества: избыток энергии и довольно сильная независимость. Он предположил, что они были довольно обычными для большинства детей (или, по крайней мере, не редкими). Ему также не хватало дисциплины, необходимой для того, чтобы управлять своей энергией, когда он был в этом возрасте, дисциплины, которой у него было в избытке сейчас (за что он был довольно благодарен, поскольку эта энергия действительно вернулась с его молодым телом). Теперь он понимал, что ему придется вести себя так же, как в молодости, чтобы развеять ее страхи.

И в этом заключалась проблема. Он намеренно забыл свое детство на десятилетия, и даже сейчас у него были проблемы с воспоминаниями о том, как он вел себя раньше. Если этого было недостаточно, он действительно не знал, как вести себя иначе. Мало кто из Ситхов возвращался к свету, а те, кто возвращался, были вычеркнуты из записей Ситхов или приведены как примеры слабости. Такого не случалось со времен Дарта Бейна, и, как следствие, у него не было особого приоритета, чтобы подражать. В этот момент он не знал бы, как себя вести, будь он взрослым, не говоря уже о ребенке. Слово "Неловко" не подходило для описания ситуации, и он понятия не имел, как смягчить эту неловкость.

Хуже того, у него было смутное подозрение, что это состояние сохранится еще какое-то время.

Время, которое он проводил, тихо следуя за матерью, также давало ему достаточно места для размышлений. Во-первых, он был убежден, что на самом деле пришел из будущего, во всяком случае, его воспоминания. Этот вывод продолжал казаться правильным, независимо от того, какие другие идеи он придумывал. Несмотря на это, часть его все еще не хотела принимать это и оставалась на грани и настороженной.

Когда он лег спать в ту ночь, мать настояла, чтобы он спал в ее комнате, и даже притащила его тюфяк в комнату, рядом с ее кроватью. У него не было абсолютно никаких проблем с договоренностью. Он почти не спал в ту ночь, слишком боясь, что это каким-то образом вернет все в настоящее, где он был либо мертв, либо Учеником Ситха, который ненавидел себя, свою жизнь и все, чем он стал.

Примерно в это время он начал по-настоящему задумываться о своей ситуации и не мог не провести параллели. Энакин никогда по-настоящему не забывал, каково это-быть рабом. Как он мог? Он никогда по-настоящему не был свободен. Он понял это вскоре после того, как пал, но в первые дни после пробуждения в своем молодом теле истина пришла к нему довольно сильно. Он понял, что всегда был рабом в той или иной форме. Темная сторона не освободила его, как утверждали ее учения, и свет никогда открыто не давал ему иллюзий свободы, хотя он изначально думал, что освободился. Поэтому он не удивился, когда понял, что быть "собственностью" снова не слишком сильно отличается от его последнего образа жизни. Хотя это было более чем обескураживающе.

На следующее утро он попытался вести себя так, как ожидала бы его мать. Он много улыбался и бегал вокруг, готовясь к новому дню, надеясь, что это поможет. Судя по обеспокоенным взглядам, которые она продолжала бросать на него, он сомневался, что это сработает. К сожалению, это было лучшее, что он мог сделать.

Уотто накричал на него за то, что он опоздал (чего на самом деле не было, он пришел раньше), когда он вошел в магазин. Тойдарианец немедленно поручил ему чистить лавку-задача, бесконечно облегченная его способностью использовать Силу. Очевидно, его мастерство в этой области вернулось вместе с ним. Определенно позитивное развитие, как и его физическая подготовка.

Теперь, спокойно обходя лавку Уотто и груды хлама, который тойдарианцы называли товаром, он не мог не чувствовать удовлетворения. Нет, это было не то слово. Отставка. Да, это соответствовало его душевному состоянию. Даже ему показалось довольно грустным, что тело этого ребенка, обычно такое полное надежд и мечтаний, просто так спокойно прогуливается, как… ну, как человек лет на тридцать старше. Человек, который многое повидал в своей жизни, и его мечты были полностью разрушены на его глазах. Интересно, заметил ли это кто-нибудь, кроме матери? Уотто определенно нет.

Открывшаяся дверь магазина, сопровождаемая сердитым топотом ног, даже не отвлекла его. Он уже почувствовал присутствие существа, идущего в их направлении. Вместо этого он просто занимался своей работой, восхищаясь мыслью о том, что все четыре конечности снова будут у него. Он делал это не раз и накануне. Он чувствовал текстуру поверхности, которую нес, грязь и песок на прилавке, который он постоянно пытался очистить, скользкое, скользкое ощущение смазки, которую он использовал, чтобы починить машины, тепло полуденного солнца. Все это было немного неприятно, и все же он не мог не наслаждаться каждым ощущением. Возможно, он начал принимать свой вывод немного более основательно, чем он первоначально оценивал, если он мог так тщательно сосредоточиться на этих мелочах.

- ...Мальчик-раб перепутал приказ! Я вернусь завтра, и если у тебя нет того, что мне нужно, я отнесу это хаттам!" На этот раз Энакин не смог удержаться, чтобы не поднять глаза и не посмотреть, как гуманоид (вероятно, охотник за головами, судя по старомодному снаряжению и старомодной броне, которую он носил) кричал в спину, когда он выбежал из магазина.

Его охватило чувство неловкости. Теперь он вспомнил этот день.…

Самым распространенным способом дисциплинировать раба было причинение боли. Уотто, будучи ленивым, но сосредоточенным тойдарианцем, не часто использовал его. Это не означало, что они не были наказаны.

-Никаких пайков в течение недели,- прошипел он Энакину, неуклюже входя в дверной проем на своих слишком тощих ногах, продолжая смотреть вслед выходящему человеку. Он очень хорошо знал, что это, вероятно, не было виной Энакина, что охотник за головами солгал сквозь зубы, но, очевидно, было достаточно доказательств против Уотто, чтобы он не мог рисковать. Теперь он потерял деньги, и их "наказание" поможет компенсировать часть потерь. К сожалению, рабам не платили. Во всяком случае, не условно. Они полагались на своих хозяев в еде и других средствах к существованию. Энакин вполне мог обойтись без еды. Необходимость внутривенного питания в течение десятилетий делала это с человеком. С другой стороны Его мать…

Гнев, который, как он думал, он оставил, рванулся вперед слишком быстро. Как смеет это крошечное существо пытаться заставить их заплатить за что-то, находящееся вне их контроля?! Как он посмел обидеть Шми?! Было бы так легко задушить жизнь этого существа, а потом посмотреть, что он сможет –

Он немедленно отключил свой мыслительный процесс, поднеся руку к голове, чтобы попытаться отогнать головную боль. Этот ход мыслей ни к чему его не приведет. Если он убьет Уотто, даже если никто больше не поймет, что произошло, они либо будут востребованы кем-то, связанным с тойдарианцем, либо местная гильдия рабов заявит на них свои права и продаст их снова, возможно, по отдельности. Он даже не хотел думать, что это сделает с его матерью.

Кроме того, у них дома были кое-какие склады. Они уже проходили через подобные ситуации. Это будет не так уж трудно.

Но он на это не согласился. Ему надоело выполнять приказы.

Поэтому вместо этого он уставился на тойдарианца, который настороженно посмотрел на Энакина. Но прежде чем он успел сказать что-то еще, голубое существо развернулось и поднялось в воздух, выплывая наружу.

Энакин некоторое время наблюдал, сжав кулаки, прежде чем смог заставить себя расслабиться. Он решил, что ему, вероятно, следует попытаться скрыться на следующий день, когда гуманоид вернется. Он не знал, сможет ли сдержать свой гнев, если снова увидит эту мразь.

Он сказал Люку, что в нем есть что-то хорошее. Он снова повернулся к свету и, неловко или нет, твердо решил больше не возвращаться к тьме.

Каким-то образом в тот день он еще больше погрузился в работу.

Глава 5

Он уже и забыл, как ему нравится работать с машинами. Это принесло ощущение спокойствия, которого он, казалось, не мог достичь никаким другим способом. Это также принесло разочарование, что он не мог найти другого пути, но это было, и того стоило. Ему показалось интересным, что он вернулся в прошлое (за неимением лучшего определения своей ситуации) всего лишь на стандартную неделю, и уже, казалось, он заново открывал для себя так много мелочей, которые не собирался забывать в свое время, будучи ситхом. Иногда он ловил себя на мысли, что все это было видением или сном. Каждый раз, когда он даже думал об этом, чувство "не правильно" взлетало до небес. Было слишком много вещей, которые он знал, которые нельзя было просто получить из видения – детали, идеи и нюансы, которые просто не случались даже в самых глубоких снах. И он все еще знал гораздо больше, чем должен был знать раб с окраинного мира об учениях джедаев и ситов, чтобы поверить, что это не было реальностью.

Вздохнув (и почувствовав благодарность за то, что он мог это сделать, поскольку маска жизнеобеспечения не позволила бы этого), он взял гидропанель и вернулся к работе над своим текущим спасательным проектом. В такие моменты он ловил себя на том, что всего на несколько мгновений мечтает стать кем-то другим; кем-то, кто мог бы работать механиком, гонщиком или даже охотником за головами до конца своей жизни. Ему не придется беспокоиться ни о каком дурацком пророчестве, ни о джедаях, ни о Палпатине. Несколько мгновений он предавался этой мысли. Каково было бы иметь такую не предполагающую жизнь? Ему просто нужно было найти способ освободить себя и свою мать, а потом он мог бы переехать на какую-нибудь планету в приграничье и начать свой бизнес. Они могли бы жить там и просто избегать…

Нет, он с сожалением покачал головой. Он никогда не мог просто сидеть в стороне и ничего не делать. Это противоречило бы всем инстинктам, которые у него когда-либо были, к лучшему или к худшему. Это сведет его с ума. Не то чтобы вмешательство раньше помогало ему сохранять рассудок. Мог ли он назвать свой выбор следовать за темной стороной безумием? Можно ли все еще считать сумасшедшим, если они знают, что потеряли контроль над своими умственными способностями? Возможно ли снова прийти в себя, или эти мгновения ясности-просто передышка, прежде чем он снова поддастся безумию?

Мысль была не из приятных.

Он старательно избегал этой мысли, когда резкий толчок Силы заставил его бросить инструменты и вскочить на ноги. Два ярких присутствия внезапно приблизились к планете, и он узнал их. Ну, одно из них. В конце концов, он никогда не сможет этого забыть.

-Оби-Ван, - пробормотал он, скорее от шока, чем от чего-либо еще. Это означало бы, что другой Силой был Куай-Гон Джинн, человек, который первоначально нашел его.

Впервые с тех пор, как он узнал, что у него есть сын, он почти запаниковал.

Конечно, ни джедаи, ни ситхи не паникуют. Он прошел через десятилетия обучения и жизни как один или другой, поэтому он держал это особое чувство в узде. Едва. Ирония в том, что его Оби-Ван одобрил бы.

Он с усилием сделал успокаивающий вдох и мысленно просмотрел контрольный список. Что ж, теперь он точно знал, когда придет в себя. Почему-то он думал, что это было раньше.

Что делать в первую очередь? Провереть свои ментальные щиты. Убедись, что они тебя не почувствуют. Он так и сделал, с облегчением обнаружив, что они прочно стоят на месте. Он кивнул с нервным удовлетворением. Второе, что нужно сделать…

Он не знал. О Сила, он не знал!

Забавно, как быстро паника может превратиться в гнев.

Успокойся, Скайуокер, твердо сказал он себе. Подумай об этом логически.

К сожалению, логика никогда не была его сильной стороной. Используя несколько дыхательных упражнений, он заставил себя (еще раз) успокоиться и начал перебирать различные возможные сценарии, ругая себя за то, что не был более подготовлен. Он знал, что они когда-нибудь придут, почему это не пришло ему в голову?

Он заставил себя сосредоточиться на предстоящей задаче. Позже у него будет время отругать себя.

Вариант номер один: избегать их любой ценой и надеяться, что он сможет перехитрить Мастера-джедая. Плюсы, если он добьется успеха: Ему больше не придется беспокоиться об Ордене Джедаев, по крайней мере, на некоторое время. Минусы: Он и его мать останутся рабами еще много лет, по крайней мере, или пока кто-то не разозлит Энакина достаточно, чтобы заставить его использовать темную сторону…

Результат: Труднодоступность, множество потенциально нежелательных побочных эффектов, огромное количество неизвестных переменных.

Вариант номер два: пусть все идет как прежде, убираемся с планеты, а потом откажусь быть джедаем. Плюсы: Он будет свободен и, будучи привлечен к вниманию джедаев, ему не придется беспокоиться о том, чтобы стать одним из них. Он также мог начать работать, чтобы освободить свою мать. Минусы: Если бы его присутствие привлекло внимание джедаев, оно, вероятно, привлекло бы внимание некого Лорда Ситов... а он не мог этого допустить. В его теперешнем теле он никогда не сможет противостоять Сидиусу – или любому из его учеников (как бы ему ни было неприятно это признавать). Без защиты джедаев ему придется бежать от пришедших за ним темных и светлых – необученных, чрезвычайно сильных Силовиков, по крайней мере, насколько ему известно. Он, вероятно, мог бы сделать это на некоторое время, по крайней мере, поскольку он хорошо знал многие звездные системы внешнего кольца после поиска их баз повстанцев, но как его мать отреагирует на это? Не очень хорошо, подозревал он.

Результат: Правдоподобный, но лишь немного менее сложный с еще большим количеством неизвестных переменных и гораздо более высоким фактором риска.

Вариант номер три: пусть все будет так, как было раньше, стоит присоедеинться к ордену джедаев... снова. Плюсы: Это обеспечит максимальный контроль, так как он будет знать многие события до того, как они произойдут, и он будет в состоянии что-то сделать с этими событиями. Минусы: Сможет ли он убедить джедаев и всех остальных, что он всего лишь невинный бывший раб? Джедаи, которых он помнил, не обращали внимания на окружающий мир, но были странно сосредоточены, когда дело доходило до деталей. Сможет ли он сохранить обучение ситхов в тайне? Если он хочет завоевать их доверие, ему придется скрывать это от них.

Кроме того, ему придется столкнуться лицом к лицу с людьми, которых он убил в прошлой жизни. Насколько он мог судить, с его маленьких рук все еще капала кровь всех этих невинных. Кроме того, он снова будет подчиняться правилам и предписаниям Ордена джедаев, и он не знал, хватит ли у него на это терпения.

Он был уверен, что у него не хватит на это терпения.

Кроме того, ему придется снова принять метку "Избранный", и он знал, что не хочет иметь с этим дело.

Однако самым большим аргументом в пользу этого варианта было то, что он пойдет по пути, который в прошлый раз потерпел неудачу. Неужели он просто подставит себя, чтобы снова все потерять? В момент Падения он даже не осознавал, что лично уничтожил все, ради чего когда-либо работал, и все ради того, чтобы получить власть. Действительно, ненависть и гнев были сильны, но стоило ли это того? Возможно, только в том случае, если власть и контроль являются конечными целями. Когда его цель превратилась из защиты тех, кого он любил, в завоевание и удержание большей власти?

"Сосредоточься, Скайуокер", - сказал он себе, заставляя свои мысли вернуться к насущной проблеме и довольно раздраженный тем, что его разум, казалось, решил блуждать.

Результат для этого варианта: Эмоционально сложный, но с наименьшим количеством неизвестных переменных.

Похоже, у него не было особого выбора. Все три варианта будет трудно осуществить и жить с ними, когда дело дойдет до последствий.

По привычке он принялся расхаживать взад и вперед, глядя в пол, но не видя его, заложив руки за спину и перебирая в уме каждый аргумент.

Он не мог решить. Что же ему выбрать? Может быть, ему действительно следует просто игнорировать их постоянно приближающееся присутствие. Его взгляд настороженно скользнул к отверстию, ведущему в переднюю часть магазина. Было бы лучше, если бы он мог точно вспомнить, как развивалась ситуация в первый раз. Он мог лишь смутно припомнить. Неужели он теряет память? Или это было нормально? С другой стороны, что в его ситуации можно считать нормальным?

- Что ты делаешь? Возвращайся к работе!" Уотто ворчал на него, когда он проходил через ту часть магазина, в которой работал Энакин.

Он бросил на тойдарианца свирепый взгляд и был немного удивлен, когда раздражение на его лице сменилось выражением неуверенного страха. Энакин первым отвел взгляд, удивляясь, как ему удалось напугать Уотто. Он что-то проецировал через Силу? Если так, то его самоконтроль недостаточно хорош. Либо так, либо он просто слишком привык запугивать людей.

Уотто, казалось, пришел в себя и потряс головой, словно пытаясь прояснить ее. Затем, не говоря больше ни слова, он вылетел в переднюю часть магазина, оставив Энакина собирать инструменты и снова начинать работать. Может быть, работая, он придумает другой план.

Почему-то он в этом сомневался.

http://tl.rulate.ru/book/53512/1354597