Готовый перевод Harry Potter: Second chance / Гарри Поттер: Второй шанс: Глава 36

Силенси лишь сонно поводит головой. Думаю, что если бы она могла, то передернула бы плечами.

Тук-тук-тук.

– Да что за черт?! – я так резко вскакиваю с кровати, что змея чуть не падает на пол и только в последнюю секунду успевает обвиться вокруг моей руки.

Я подхожу к окну вплотную и только тогда замечаю, что в стекло летят мелкие камешки, издающие характерный стук. Выглянув во двор, я вижу стоящую там Хейли. Она поднимает с земли гравий и кидает его в стекло. Но тут она замечает в окне меня и начинает махать мне рукой, счастливо улыбаясь. Я открываю окно и смотрю на нее сквозь железные решетки.

– Ты можешь выйти на улицу? – кричит Хейли, сложив руки рупором.

Я делаю ей знак, чтобы она не шумела, и привычно открываю замок на решетке. После этого мне остается осторожно пройти несколько футов по покатой крыше и спуститься вниз, цепляясь за ветки стоящего вплотную к дому дерева. Хейли уже ждет меня рядом с ним, на земле.

– Тебя что, заперли? – удивленно спрашивает она после короткого приветствия.

Я закатываю глаза:

– Не обращай внимания. Причуды моего «дорогого» дядюшки, – мой голос полон сарказма. – Он вообще у меня странный.

– Понятно, – несколько неуверенно отзывается Хейли. – А я хотела пойти с тобой в парк. Но если тебя не выпускают…

– Брось, – отмахиваюсь я. – Если бы я выполнял все ненормальные требования своих родственников, то давно бы уже помер от скуки.

– Значит, пойдешь?

– Конечно, – улыбаюсь я. Она тоже расплывается в улыбке, и мне кажется, что она улыбается не только губами, но и глазами, которые словно светятся изнутри. Мне кажется диким, что кто-то до такой степени может хотеть погулять со мной в парке. Поэтому я лишь передергиваю плечами и отвожу взгляд.

Мы неторопливо идем по утопающим в зелени улицам Литтл Уингинга и разговариваем. Хейли без перебоя рассказывает о своем отдыхе в Европе, а я слушаю и время от времени киваю. И в итоге прихожу к выводу, что когда-нибудь… когда я освобожусь наконец от Дурслей… когда у меня не будет никаких сверхзадач, только мирная и спокойная учеба в каком-нибудь университете… то я обязательно тоже съезжу в континентальную Европу. И, может быть, в Азию или даже в Америку. Посмотрю наконец мир, которого я почти не знаю. И, может быть, тогда я наконец пойму, что такое настоящая свобода.

Возвращаюсь домой я уже под вечер, предварительно проводив Хейли до дома. Губы сами по себе расползаются в улыбке, и я испытываю удивительное для себя согласие со всем окружающим. Я снова провел абсолютно бесполезный день, вел себя как полнейший ребенок, и иногда ловил себя на том, что смеюсь какой-нибудь полнейшей глупости. И, пожалуй, я вдруг понял, что Хейли стала для меня почти сестрой, о которой я так часто мечтал в детстве. У меня снова появился кто-то близкий, о ком я могу заботиться, кого могу назвать другом… И это знание приносит приятное чувство тепла в груди.

*****

– Оставь их мальчишке, они все равно подгорели! – Голос дяди Вернона громыхает с такой силой, что я слышу его даже в своей комнате, хотя все Дурсли сейчас, насколько я понимаю, находятся на кухне. – Это просто невозможно есть!

– Ах так! – взвизгивает в ответ тетя Петунья. – По-твоему, это так легко: готовить на всю семью, убирать, помогать Дадлику не отстать от школьной программы…

Дальше я не прислушиваюсь. О, Мерлин, Дурсли снова взялись за старое. Я прижимаю руки к пульсирующим вискам, мечтая избавиться от головной боли. И почему целитель из меня всегда был неважный? Рука привычно тянется ко лбу, туда, где когда-то был шрам, но натыкается лишь на гладкую кожу. Ну да, никаких ментальных посланий от Волдеморта. Это просто мигрень.

Когда в маленькую кошачью дверцу, специально врезанную в дверь моей комнаты, въезжает тарелка, я бросаю на нее быстрый взгляд. Так и есть, лежащие на ней гренки все как один горелые. Я фыркаю и возвращаюсь к книге, игнорируя доносящийся снизу шум от телевизора и смех Дадли.

В прихожей раздается громкий стук, который звучит для меня, словно удары гонга. Он заставляет меня похолодеть. Некоторое время я сижу неподвижно, не вполне уверенный, что же именно меня насторожило. Сердце стучит, словно сумасшедшее. Я глубоко дышу, стараясь успокоиться. С каких это пор простой стук в дверь заставляет меня подскочить на месте? Да мало ли, кто мог прийти к Дурслям? Друзья, соседи, почтальон, уличные торговцы… Но что-то в этой мысли кажется мне… неправильным. И тут я понимаю, что именно. Они все позвонили бы в звонок. Они не стали бы стучаться. Просто потому, что они магглы и для них это привычно, так? А стучаться в дверь, на которой есть звонок, могут только люди… со странностями.

– Сссиленсси, – шепчу я внезапно ставшими непослушными губами, – ты же хорошо чувствуешь магию. Ссскажи, в этом доме сейчассс есть волшебники кроме меня?

Змея прикрывает глаза, а затем задумчиво кивает:

– Да, еще один. Он сссилен.

Я срываюсь с кровати в мгновение ока, принимаясь лихорадочно носиться по комнате. Здесь слишком много магии, а мне это в высшей степени не на руку. Так, самое главное – спрятать Силенси. Я стаскиваю ее со своей руки и, игнорируя недовольное шипение, заталкиваю в полный всевозможного хлама шкаф. Затем снимаю наложенные на комнату заглушающие чары, которые, слава Мерлину, успели настолько ослабеть, что почти не мешали мне слышать доносящиеся снаружи звуки. Сейчас я благодарен собственной лени за то, что не обновил их. Ворчливые крики Дурслей снизу становятся громче: очевидно, они с кем-то ожесточенно спорят. Причем, судя по единодушию голосов, на этот раз не друг с другом. Я ведь и раньше знал, что к детям-волшебникам из семей магглов перед началом учебы в Хогвартсе обязательно приходит кто-нибудь из школьного персонала, чтобы рассказать о школе и волшебстве. Так почему решил, что уж если меня не отволокли в хижину на скале и мне удалось прочитать письмо, то Хагрид не приедет? Глупо, как же глупо…

Я осторожно прислушиваюсь к звукам из гостиной и испытываю некоторую гордость за стойкость Дурслей перед лицом пришедшего в их дом волшебника. Я уже устранил все признаки магии и теперь с притворной расслабленностью сижу на кровати и читаю. Ни единая прочитанная строка не достигает моего сознания, все мое внимание направлено на голоса внизу. Дурсли умудряются спорить уже минут пятнадцать. Вероятно, у пришедшего на Тисовую улицу волшебника очень крепкие нервы. Чего не скажешь обо мне. Мое сердце колотится, словно сумасшедшее. Кого я увижу? Снова Хагрида? Кого-то из учителей? Почему-то мне очень хочется, чтобы это оказалась профессор Бербэйдж или Вектор. Кто-нибудь, кого я знал не очень хорошо, перед кем легче будет держать маску.

Впрочем, когда это судьба считалась с моими желаниями? После того, как тетя Петунья открывает многочисленные замки на моей двери и в комнату входит незваный гость, мне с огромным трудом удается удержать на лице маску вежливого недоумения и любопытства. На пороге моей комнаты стоит общепризнанный величайший светлый волшебник столетия, Альбус Дамблдор собственной персоной. Он окидывает меня долгим, странным взглядом, который я не могу прочитать и от которого по спине бегут мурашки, а потом оборачивается к застывшим на пороге Дурслям. Я замечаю, что тетя Петунья нервно теребит в руках связку ключей, а пунцовый от гнева дядя Вернон жует свой моржовый ус.

– Мы поговорим об этом позже, Петунья, – загадочно говорит Дамблдор. – А сейчас мне хотелось бы побеседовать с Гарри наедине.

– Я же сказал, что вы не будете… – начинает дядя, указывая на директора своим толстым пальцем, но Дамблдор его прерывает.

– Будьте добры, оставьте нас, – говорит он, и тетя тут же захлопывает дверь.

Я откладываю книгу в сторону и напряженно смотрю на директора. Что он хочет? Точнее так: что ему стало известно обо мне, что он пришел на Тисовую самолично, а не приказал выполнить эту обязанность кому-нибудь из учителей, как положено по обыкновению? Это здорово сбивает с толку, и я никак не могу справиться с терзающим меня беспокойством.

Директор не говорит ни слова. Только обводит комнату непонятным мне взглядом, от которого у меня замирает сердце. Мог ли я пропустить впопыхах какие-нибудь чары, которые Дамблдор почувствовал? Но он по-прежнему молчит, и я ничего не могу прочитать по его лицу. Тишина давит на уши, становится почти гнетущей, и я не выдерживаю первым.

– Что вам нужно? – я стараюсь говорить ровным голосом, и от этого он кажется безразличным.

Дамблдор неспешно проходит к старому колченогому стулу у окна и осторожно на него садится. Оправляет складки на яркой лиловой мантии. И только после этого переводит взгляд на меня.

– Здравствуй, Гарри, – говорит директор с мягкой улыбкой. Мне кажется, что его ясные глаза просматривают меня насквозь. Читают, словно раскрытую книгу. Сканируют. Я поспешно отвожу взгляд, старательно думая о всякой ерунде. О школе, книгах, Дурслях, теплой погоде и прогулках с Хейли. О том, что не будет выглядеть подозрительно. О том, что ясно даст понять, что я только ребенок. Я снова перевожу взгляд на директора. В конце концов, мне нечего скрывать, ведь так?

– Меня зовут Альбус Дамблдор. Я директор школы Чародейства и Волшебства Хогвартс. Ты ведь получал письмо, Гарри?

Я перевожу дух, и только тут понимаю, что все это время задерживал дыхание. Он ничего не знает.

Пока не знает, поправляю я самого себя.

– Получал, – киваю я. – Но это больше похоже на розыгрыш. Вы же не думаете, что я прочту ваше письмо и сразу же поверю в волшебство, да?

Дамблдор бросает на меня еще один странный, нечитаемый взгляд, и я непроизвольно ежусь. В голове стучат сотни раскаленных добела молоточков. Мигрень. Она отвлекает, она отнимает силы, и я тихонько скриплю зубами, потому что знаю, что для разговора с Дамблдором мне надо все время быть начеку. В голове скачут беспорядочные мысли. Я специально заглядывал в сознание детей своего возраста, чтобы узнать, о чем они обыкновенно думают. Надеюсь, директор не разоблачит мою подделку.

– И правда, – говорит Дамблдор со своей вечной понимающей улыбкой, – но, тем не менее, магия все-таки существует. И я даже могу тебе это доказать. Скажу больше, Гарри. Ты – волшебник, как и твои родители. Ты поедешь в школу Хогвартс, и там тебя научат творить самые настоящие чудеса. Вроде этих, смотри. – Жестом заправского фокусника он выхватывает волшебную палочку из рукава своей лиловой в блестящих звездах мантии. Один плавный взмах – и из кончика палочки на мою кровать сыпется каскад лимонных долек. Они все покрыты липкой сахарной крошкой, и я отодвигаюсь на противоположенный край кровати. Дамблдор снова взмахивает палочкой, и вот в моей тесной комнате кружится водоворот яркокрылых бабочек. Они такие здоровые, что похожи на небольших птиц, вроде воробьев. Наверное, тропические. На Тисовой таких отродясь не было.

http://tl.rulate.ru/book/36380/789182