Готовый перевод A Realist Hero’s Kingdom Reconstruction Chronicle (LN) / Хроники восстановления королевства героем-реалистом (LN): Глава 8 - Преступление и наказание

Начало одиннадцатого месяца 1546-го года по континентальному календарю, полночь. На территории, принадлежащий некоему аристократу Королевства Эльфриден.

В поместье дворянина, правящего этой территорией, в темной комнате встретились двенадцать закутанных в темные одежды фигур.

— Что вы думаете об этом вызове? — спросил один из них.

— Из всех аристократов этой страны были приглашены только четырнадцать семей. Вероятно… нацелились на нас.

— Так же есть доклады, что ищейки человека в черном что-то вынюхивают возле нас.

— Значит, цель этого вызова…

— …показать нам пример, без сомнений.

— Показать пример? Это не ловушка? — переспросил один из них истеричным голосом.

— Хе-хе-хе, — сухо рассмеялся другой. — В отличии от коррумпированных дворян, нас они не тронут. Без преступления, за которое нас можно судить, этот король и тот, в черном, ничего не смогут сделать.

— Ясно… Поэтому они хотят сделать это примером для нас.

— Верно. Держать нас в узде, чтобы мы думали «завтра я могу быть на их месте».

— Из трех герцогов двое вне игры, а дворяне, не поддержавшие и не выступившие против короля, сильно потеряли влияние. Если он заставит нас молчать, его уже никто не остановит.

— Хм… Пока все идет по плану короля. Или того, в черном?

— Не имеет значения, чей конкретно это план. Если смотреть на происходящее с другой стороны, это самое лучшее, что король мог попытаться сделать против нас.

— Хех-хе-хе, вы совершенно правы. Вот поэтому мы сейчас должны залечь на дно. Мы должны действовать так, чтобы не рассердить короля, чтобы у него не было поводов наказать нас. Раз на то пошло, мы должны поддерживать то, что он делает.

— Мне эта мысль глубоко неприятна.

— Не имеет значения… Это ненадолго, — сказал тот, что несколько раз смеялся — Как только он избавиться от препятствий, уверен, он начнет вводить свои революционную политику еще быстрее, чем сейчас. А быстрые реформы неизбежно порождают сопротивление, нам будет достаточно немного подтолкнуть нужных людей из тени. И чем больше этих людей он казнит, тем больше людей будут видеть в нем тирана, что породит больше сопротивления.

Остальные лишь согласно кивнули, впечатление его словами.

— Верно. Значит, надолго он не задержится.

— Да. Когда придет время, мы отстраним его от власти и посадим на трон кого-нибудь более податливого.

— И тогда мы сможем жить так, как было при короле Альберте.

— Но сейчас он контролирует почти все, мы не должны подставиться. Нужно выждать и делать то, что требует король. Но когда придет время…

Присутствующие мрачно рассмеялись.

— Но что делать с домами Джабана и Сарацин? У них сменились главы.

— Оставьте их. Если они разгневают короля, он их раздавит, но это их забота, нам не следует вмешиваться.

— Конечно. А теперь, джентельмены, прошу вас следовать намеченному плану.

— Да. За возвращение нашей эпохи.

— За возвращение нашей эпохи.

Они не знали, что из тени за ними наблюдают.

◇ ◇ ◇

Солнечным днем я снова помогала Соме с административной работой.

— Хорошо, — сказал он. Передай пожалуйста эти бумаги Хакуйе.

— Сделаю.

Взяв бумаги я уже собиралась выйти из кабинета, когда Сома меня окликнул.

— Лисия!

Я обернулась, гадая, к чему это могло бы быть. Сома, казалось, хотел что-то сказать, но или не находил слов, или просто колебался, говорить или нет.

— В чем дело?

— Ах… Нет, эм… ничего.

— Хорошо… Тогда я пойду.

Закрыв за собой дверь правительственного кабинета я невольно вздохнула.

Сома, вероятно, хотел поговорить со мной о том, что случилось с Герцогом Кармином.

«Боже… Он не должен винить себя в случившемся».

Я не потеряла самообладание, когда узнала о его самоубийстве. Умер человек, которого я уважала как учителя и практически отца, но я была странно спокойна. Я сама этому удивлялась.

Не то, чтобы я не скорбела о нем. Вообще то, мое сердце словно разрывалось на части, но тем не менее я могла вести себя как обычно. Возможно это потому… потому что я понимала, что все закончиться так и готовилась к этому. К тому, что герцог Кармин выберет погибнуть, забрав с собой всю тьму этой страны. И что Сома примет его решение.

Георг Кармин и Сома Казуя.

Георг Кармин был великим человеком, которого я очень уважала. Сильный и благородный воин, живое воплощение всего того, чем я восхищалась и к чему стремилась. Я уважала его и подражала ему.

Что касается Сомы… Это человек, которого я решила поддержать.

Я жила не особенно задумываясь о любви и романтике, поэтому не знаю, что чувствую по отношению к нему. Как член королевской семьи, я не питала иллюзий по поводу своего будущего брака.

Но увидев улыбку Аиши, ставшей его второй невестой, и улыбку Джуны, когда он сказал: «клянусь, я возьму тебя в жены», я почувствовала легкую боль в груди.

…Да. Это оно. То самое чувство. Я достаточно сильно привязалась к Соме, чтобы испытывать эти эмоции.

В любом случае, это были решения двух небезразличных для меня людей. Даже если это грустно, если это больно — я должна принять их, или я бы наплевала на их решимость. Я решила поверить в них.

Поэтому, услышав о смерти герцога Камина, я не стала вымещать свои переживания на Соме.

Герцог Кармин не хотел навредить нашим отношениям. Поэтому я останусь здесь, с Сомой, как и прежде. Это мой способ отдать дань уважения герцогу Кармину.

Вот что я чувствовала.

Я продолжу верить в Сому. Не важно, какое решение он примет, я его поддержу.

Сегодня состоится суд над герцогом Варгасом и Карлой. Я по прежнему надеялась спасти подругу, но я приму решение Сомы. Каким бы печальным оно не было.

И все же…

«Эй, Сома, почему ты выглядишь так, словно страдаешь больше всех?».

В зале для аудиенций замка Парнам царила странная атмосфера.

Сегодня здесь вынесут приговор Кастору и Карле.

Герцогиня Уолтер в качестве награды за ее вклад в прошедшей войне попросила Сому лично судить их. Для короля было не совсем правильно лично вмешиваться в это дело, но герцогиня Уолтер была готова на все, даже отказаться от всех своих прежних заслуг, так что он решил выполнить ее просьбу.

И теперь Сома будет судить их лично.

Люди расположились примерно так же, как если бы это была обычная аудиенция.

Выше остальных сидел Сома. Он сидел не на обычном троне, а на стуле, который все же выглядел довольно внушительно. По бокам от него стояли мы с Аишей. Раньше Аиша как телохранитель стояла немного позади Сомы, но теперь она была кандидаткой в королевы. Она неизбежно привлекала к себе внимание, отчего чувствовала себя весьма неловко.

Перед нами стояли на коленях со связанными за спиной руками бывший генерал военно-воздушных сил Кастор Варгас и его дочь Карла. Похоже, они смирились со своей судьбой, так как держали спину ровно и спокойно смотрели на нас.

Между нами стояли премьер-министр Хакуя и герцогиня Уолтер, друг напротив друга. Хакуя выступал в роли прокурора, а герцогиня Уолтер была адвокатом защиты. В обычном судебном разбирательстве они бы отстаивали позиции виновны/невиновны, но виновность двух Варгасов была неоспорима.

Поэтому задачей Хакуи было настаивать на положенном наказании, а работой Эксель — постараться как можно сильнее смягчить это наказание. Иначе говоря, об оправдании и речи не было.

Кроме того, за установленным неподалеку длинным столом сидели четырнадцать дворян в ряд. Сома сказал, что его интересует их мнения во время суда.

Их выбрали случайно, но… Так ли это? Они шептались друг с другом и казалось, были знакомы.

«Чтобы нас не ждало, я не удивлюсь», — подумала я. В конце концов, этот процесс запланировал Сома.

Пусть нечасто, но король и раньше иногда забирал дело у суда, но, как правило, в этих случаях вердикт был неоспорим. Такой формат, где король как судья должен был выслушивать доводы сторон, был чем то неслыханным. Таких прецедентов не было и никто не мог предсказать, что сегодня произойдет.

— Начинаем суд над Кастором и Карлой, — негромко произнес Сома.

Хакуя зачитал список их преступлений:

— Бывший генерал ВВС Кастор Варгас и его дочь Карла виновны в том, что несмотря на законную передачу трона Его Величеству воспротивились его власти, отвергли его ультиматум и даже обратили мечи против запретной армии. Это государственная измена, потому я считаю целесообразным наложить арест на их землю и имущество и приговорить их к смертной казни.

Хакуя ожидаемо настаивал на смертной казни.

…Понятно почему. Государственная измена была тяжелейшим преступлением, за которое казнили не только обвиняемого, но и всех его потомков до третьего колена.

В данном случае будет минимальное число жертв, так как Кастор прислушался к совету Эксель и официально разорвал связи со своей семьей, кроме Карлы. Кроме того, учитывая заслуги Эксель на войне, было принято решение о том, что Карл, маленький сын Кастора, от которого тот отрекся и которого приняли в дом Уолтер, унаследует дом Варгас и Город Красного Дракона с окрестностями в качестве феода. Дочь Эксель, мать Карлы и Карла, будет его наставником.

Когда Хакуя закончил представлять требуемое наказание, настала очередь Эксель защищать их и просить смягчения наказания.

С ней это уже обсуждали и ее предложение «в обмен на жизни Кастора и Карлы отдать ее голову или Герцогство Уолтер, за исключением Лагуна-Сити» уже было отвергнуто. Не могло быть и речи о том, чтобы казнить ее вместо них, а если Сома уничтожит последнее герцогство, это может настроить дворян против него.

— Со стороны Кастора и Карлы было глупо учавствовать в этом восстании, — сказала Эксель. — Но, безусловно, они сделали это не для того, чтобы захватить власть. С пути истинного их сбила чрезмерная преданность прежнему королю Альберту и дружба с генералом сухопутных сил Георгом Кармином. Конечно, Сир Альберт официально передал Вам трон и для вассалов должно быть немыслимо сомневаться в его решении. Однако внезапная смена правителя повергла в смятение не только Кастора, но и многих других людей, Карла же следовала за ним, как его дочь. Ни у кого из них не было личных амбиций. Так же, к счастью, ни их подданные, ни солдаты запретной армии не понесли потерь в битве за Город Красного Дракона. Учитывая это, неужели Вы не можете пощадить их жизни?

Поклонившись герцогиня Уолтер закончила озвучивать смягчающие обстоятельства.

Сома слушал ее с непроницаемым лицом.

Было невозможно понять, о чем он думает. Наверное, он специально подавлял свои эмоции.

Выслушав доводы обвинения и защиты, Сома заговорил:

— Кастор, Вам есть, что сказать в свою защиту?

— Нет, — твердо ответил Кастор. — Побежденному командиру нечего говорить. Пожалуйста, можете забрать мою голову.

— …Ясно.

— Прошу об одном. Я начал эту войну, Карла лишь выполняла приказ. Я готов принять наказание за нас обоих, будь то пытки или публичное унижение. Прошу лишь сохранить жизнь Карле.

Хоть и связанный, Кастор поклонился настолько низко, что почти коснулся головой пола.

— Отец! — удивленно воскликнула Карла, увидев действия своего обычно гордого отца.

Сома лишь вздохнул, не меняя выражение лица.

— В битве за Рендел именно Карла возглавляла ВВС, я не могу оставить это безнаказанным. Вы должны были знать о последствиях, поднимая флаг восстания.

— Кх… — Кастор прикусил губу, но больше ничего не сказал.

— Карла, тебе есть, что сказать?

— …Нет, — покачала головой она.

— И это все? Больше ничего не хочешь говорить?

— В таком случае… Я прошу прощения за мою глупость. Лис… Принцесса пыталась нас убедить, но мы не слушали, — с этими словами Карла опустила голову.

В тюрьме Карла сказала, что она не хочет больше причинять нам неприятностей, вынуждать заступиться за нее. Наверное, сейчас она думает о том же.

— Ты не будешь молить о прощении? — спросил Сома.

— Нет, не буду. Судите меня так, как считаете нужным.

— Ясно… — Сома перевел взгляд на сидящих за столом дворян. — Эти люди по недомыслию подняли флаг восстания против меня, действующего короля. Как вы думаете, какое решение уместно для этих глупцов? Я хочу услышать ваше непредвзятое мнение.

Сейчас Сома даже мне показался пугающим. И я почувствовала, что что-то не так. Он говорил так, словно уже все решил, и хоть он и спрашивал их мнения, сквозь строки слышалось «Даже не представляю, что кто-то из вас осмелиться возражать против казни этих изменников, правда же?». Он словно пригласил их наблюдать за процессом, чтобы запугать и приструнить…

Обычно Сома прислушивался к любому мнению и принимал его, если считал правильным, но сейчас он был своей полной противоположностью.

Снова посмотрев на дворян я поняла, что все они принадлежали домам, окруженным темными слухами, но державшихся в стороне от проблем. Может, Сома хочет использовать Карлу и ее отца как пример, чтобы заставить их подчиняться?

Казалось, он демонстрировал им свою силу и говорил «если не хотите оказаться на их месте — повинуйтесь мне». Или такое у меня сложилось впечатление.

Один из дворян встал и громко заговорил:

— Ваше Величество! Вы говорите так, словно их судьба уже решена!

Это был молодой человек примерно одного возраста с Хэлбертом, но более утонченный. Он казался серьезным, но добрым человеком.

— Кто это? — спросил Сома.

— Это глава дома Сарацин, Пилтори Сарацин, — ответил Хакуя.

— Как я понимаю, мы здесь собрались, чтобы определить тяжесть их преступления — продолжил Пилтори. — Если вы просто навяжете нам свою волю, этот суд не имеет смысла!

— Гха-ха-ха, хорошо сказано, юный Сарацин! — другой дворянин поднялся на ноги. Крупный мускулистый мужчина, только начавший проявлять признаки старения, с зачесанными назад пепельно-серыми волосами и густой бородой того же цвета.

— Глава дома Джабана, Оуэн Джабана, — прищурившись представил его Хакуя.

— Премьер-министр в черном, — продолжил Оуэн. — Герцог Варгас защищает эту страну более ста лет, то есть дольше, чем я живу. Возможно ему все еще не хватает зрелости, но я сомневаюсь, что его чувства к этой стране могу измениться. Он восстал против Его Величества не из-за амбиции или корысти, а потому что был готов умереть за свою дружбу с Георгом Кармином.

— Вы говорите, что ему можно простить измену потому, что он пошел на нее из-за дружбы? — спросил Хакуя, пристально смотря на него.

— Нет, нет, — покачал головой Оуэн. — Я не это имею в виду. Трон перешел к Его Величеству королю Соме по всем правилам, так что действия герцога Варгаса можно назвать безрассудными. Это не то преступление, которое можно простить. Однако его уже лишили положения, славы, земли и имущества. Разве не слишком забирать еще и жизни, его и дочери?

— «Простить изменника», вы это предлагаете?

— Я, как не молодой человек, считаю текущее положение вещей прискорбным. Герцог Варгас — это человек, который может командовать военно-воздушными силами еще лет двести-триста. Есть ли в нашей стране хоть кто-то, способный делать это так же хорошо?

Ободренный словами Оуэна, Пилтори присоединился к спору:

— Сир! Вы сами говорили «Если у вас есть талант, я найду ему применение!», не так ли?! Неужели вы легко откажитесь от такого редкого таланта?! Я не могу поверить, что герцог Варгас, обнаживший на Вас клыки из-за доверия своему другу, намного хуже нас, оппортунистически отказавшихся принять чью либо сторону в том конфликте дворян! Молю, прислушайтесь к словам герцогини Уолтер и смягчите приговор!

Выслушав их Сома на мгновение закрыл глаза… а потом приказал:

— Увести их.

Тут же стражники окружили двоих дворян и вывели из зала. Оуэн спокойно повиновался с разочарованным выражением лица, а Пилтори продолжал кричать «Сир! Пожалуйста, одумайтесь!».

Когда их увели, в зале повисла гнетущая тишина. Все затаили дыхание, не в силах вымолвить и слова. Наконец, Сома нарушил молчание:

— Есть еще какие-то мнения?

Мнения остальных аристократов сводились к фразе «казнить обоих»:

— Закон есть закон.

— Если закрыть на это глаза, это будет плохим примером для остальных вассалов.

— От дураков, перечащих Вашему Величеству, нет никакой пользы.

…И так далее. Хотя их слова звучали разумно, было ясно, что они думают «мы не хотим рассердить короля, как те двое».

…

Я… не понимала. Да, оставшиеся дворяне боялись Сомы и им было бы трудно действовать против него, но сравнивая их с теми двумя, которых только что увели из зала, я не могла не задуматься, кто был бы полезнее для Сомы и этой страны.

«…Нет. Не сомневайся в нем. Ты же решила верить в него, несмотря ни на что?».

Я ущипнула себя за бедро. Пока я отчаянно боролась с внутренним конфликтом, я услышала шепот Сомы:

— Это то… что я должен сделать.

«Сома?.»

— Я понял вашу позицию, — Сома встал и высоко поднял руку.

Увидев этот жест, герцогиня Уолтер широко раскрыла глаза, дворяне затаили дыхание а Кастор и Карла смиренно опустили головы.

Сома опустил руку и отдал короткий приказ:

— Казнить их.

Раздался звук рассекающего плоть клинка и льющейся крови.

…А затем, на пол упали двенадцать отрубленных голов.

◇ ◇ ◇

Я искал ответы на вопрос «как быть королем» в книге «Государь» Никколо Макиавелли.

Эту книгу называли «дьявольской книгой» и еще несколько сотен лет после написания она подвергалась нападкам христианской церкви. Наиболее часто осуждались «Глава VIII. О тех, кто приобретает власть злодеяниями» и « Глава XVII. О жестокости и милосердии и о том, что лучше: внушать любовь или страх»[✱]«Государь» (пер. Г.Д. Муравьевой) в библиотеке Максима Мошкова. URL: http://lib.ru/POLITOLOG/MAKIAWELLI/gosudar.txt.

В главе VIII говорилось: «…почему Агафоклу и ему подобным удавалось, проложив себе путь жестокостью и предательством, долго и благополучно жить в своем отечестве, защищать себя от внешних врагов и не стать жертвой заговора со стороны сограждан, тогда как многим другим не удавалось сохранить власть жестокостью даже в мирное, а не то что в смутное военное время».

На этот вопрос Макиавелли отвечает так: «…жестокость жестокости рознь. Жестокость применена хорошо в тех случаях — если позволительно дурное называть хорошим, — когда ее проявляют сразу и по соображениям безопасности, не упорствуют в ней и по возможности обращают на благо подданных; и плохо применена в тех случаях, когда поначалу расправы совершаются редко, но со временем учащаются, а не становятся реже».

Далее, в XVII главе он рассуждает о том, что «…о людях в целом можно сказать, что они неблагодарны и непостоянны, склонны к лицемерию и обману, что их отпугивает опасность и влечет нажива: пока ты делаешь добро, они твои всей душой, обещают ничего для тебя не щадить: ни крови, ни жизни, ни детей, ни имущества, но когда у тебя явится в них нужда, они тотчас от тебя отвернуться. […] …люди меньше остерегаются обидеть того, кто внушает им любовь, нежели того, кто внушает им страх, ибо любовь поддерживается благодарностью, которой люди, будучи дурны, могут пренебречь ради своей выгоды, тогда как страх поддерживается угрозой наказания, которой пренебречь невозможно». Иными словами, «безопаснее, чтобы тебя боялись, чем любили».

Он так же говорил: «когда государь ведет многочисленное войско, он тем более должен пренебречь тем, что может прослыть жестоким, ибо, не прослыв жестоким, нельзя поддержать единства и боеспособности войска».

В пример он привел Ганнибала: «отправившись воевать в чужие земли, он удержал от мятежа и распрей огромное и разноплеменное войско как в дни побед, так и в дни поражений. Что можно объяснить только его нечеловеческой жестокостью, которая вкупе с доблестью и талантами внушала войску благоговение и ужас».

Конечно, христианская церковь, проповедовавшая любовь и доброту, была рассержена такими словами. «Как можно советовать правителям совершать жестокие поступки, когда они должны править добродетельно?!». В итоге, эта книга была запрещена.

Далее, во многом благодаря устоявшийся репутации «книги дьявола», цитаты использовались без учета контекста, особое внимание уделяя наиболее радикальным утверждениям. В итоге, ошибочные мнения «в “Государе” одобряют жестокость» или «в “Государе” призывают казнить всех, кто Вас не поддерживает» получили широкое распространение. Такие настроения не редки и по сей день.

Однако я настаиваю на том, что Макиавелли никогда не давал четкого определения жестокости.

В главе VIII он действительно говорит: «…тот, кто овладевает государством, должен предусмотреть все обиды, чтобы покончить с ними разом, а не возобновлять изо дня в день; тогда люди понемногу успокоятся, и государь сможет, делая им добро, постепенно завоевать их расположение». Но в исторических примерах Макиавелли никогда не говорит «делайте именно так!».

Так же и говоря о деяниях Ганнибала и его «нечеловеческой жестокости» он не объясняет, что понимает под этой жестокостью.

Итак, что же это за жестокость, которую по славам Макиавелли нужно совершать разом, а не возобновлять изо дня в день? Жестокость, к которой должен прибегать государь?

Во первых, в главе XVII сказано: «Однако государь должен внушать страх таким образом, чтобы, если не приобрести любви, то хотя бы избежать ненависти, ибо вполне возможно внушить страх без ненависти. Чтобы избежать ненависти, государю необходимо воздерживаться от посягательств на имущество граждан и подданных и на их женщин».

В той же главе: «Даже когда государь считает нужным лишить кого-либо жизни, он может сделать это, если налицо подходящее обоснование и очевидная причина, но он должен остерегаться посягать на чужое добро, ибо люди скорее простят смерть отца, чем потерю имущества».

Можно сказать иначе: «Даже если у государя есть справедливая причина, он не должен поднимать руку на на землю, имущество и женщин подданных, а казнь допустима только с надлежащей причиной (то есть, убийства без причины недопустимы)».

Другими словами, когда Макиавелли говорил о «применении жестокости», он ограничивался «убийством тех, для кого есть справедливая причина». Следовательно, насколько допустимы эти убийства в целом? Говорил ли он, как приписывала ему церковь, «убивать всех несогласных»?

Я знаю, мнения людей по этому вопросу разделались, но я думаю, что ответ «нет».

В главе XX сам Макиавелли говорит: «Нередко государи, особенно новые, со временем убеждаются в том, что более преданные и полезные для них люди — это те, кому они поначалу не доверяли.»

Людей, не поддерживавших государя с начала, потом можно было легко завербовав, оказав им помощь в час нужды, после этого они будут отчаянно стараться избавиться от негативного первого впечатления. Потому они будут гораздо полезнее людей, не сопротивлявшихся и рассчитывающих на его благоволение.

В качестве примера в японской истории можно привести свирепого полководца Сибата Кацуиэ, служившего под началом Оды Нобунаги.

Он служил отцу, Оде Набухидэ, а после его смерти перешел на службу к его сыну Оде Нобуюки и поддержал его в борьбе со старшим братом, Одой Нобунагой, но когда Нобунага разбил их войска, Сибата Кацуиэ перешел на его сторону и стал одним из наиболее влиятельных вассалов. Однако если бы его усилия были недостаточны, его бы изгнали, как Хаяси Хидэсада, тогда же сдавшегося Нобунаге. Во многом поэтому Кацуиэ усердно работал.

Возвращаясь к теме «применения жестокости». Что же имел в виду Макиавелли?

Нам нужно обратиться к историческим примерам «правильной жестокости», которые он приводил.

Агафокл, заручившись помощью карфагенян, захватил Сиракузы, убив всех сенаторов и влиятельных людей, укрепил свою власть, а затем успешно отражал агрессию тех самых карфагенян.

Чтобы захватить власть в своем родном городе Фермо, Оливеротто обманул и убил своего дядю, воспитывавшего его как сына, вместе с влиятельными гражданами, а затем правил Фермо. Правда, всего один год, пока его самого не перехитрили и убили.

Что же касается того, кого сам Макиавелли считал идеальным правителем, Чезаре Борджиа, он убивал своих оппонентов, чем укреплял свою власть. Одним из убитых оппонентов был вышеупомянутый Оливеротто.

Это то, что одобрил Макиавелли. В этих примерах мы можем видеть, что целью «жестокости» были люди, в некоторой степени бывшие союзниками убийц.

Сенаторы, которые может и поддержали бы Агафокла, но все равно постаравшиеся бы протолкнуть выгодную им политику.

Отчим, который еще долго не подпустил бы пасынка к власти.

И наконец те, кто решили стать союзником сильного правителя, но при первой возможности, вероятно, начавшие бы действовать в своих интересах.

Именно эти «неудобные союзники», или «потенциальные враги» и были целью жестокости, о которой говорил Макиавелли.

То же можно сказать о «жестокости» в главе XVII, когда он говорил о Ганнибале: «Что можно объяснить только его нечеловеческой жестокостью, которая вкупе с доблестью и талантами внушала войску благоговение и ужас; не будь в нем жестокости, другие его качества не возымели бы такого действия».

Для сравнения, Макиавелли приводит Сципиона. Он мог быть отличным стратегом, но воины предавали его доверие, а мирные жители восставали. Причиной этого было то, что из-за своей мягкости он не мог наказать злоупотреблявших его добротой подданных.

И наоборот, Ганнибал был способен должным образом наказать подчиненных, в итоге из страха они бы никогда не пошли против него, не важно, после победы или поражения.

Таким образом, целью «правильной жестокости» Макиавелли являются союзники, которые в будущем легко могут стать вашими врагами. Так же необходимо упомянуть о другом его утверждении из главы XXI: «Государя уважают также, когда он открыто заявляет себя врагом или другом, то есть когда он без колебаний выступает за одного против другого — это всегда лучше, чем стоять в стороне».

Такова идея Макиавелли.

В общем:

«Не доверяйте оппортунистам, поддерживающим победителя».

…Вот и все.

Макиавелли был политиком во времена, наполненные интригами и предательством. Должно быть, он часто видел, как под ковер прятали чьи-то проступки, которые позже становились источником проблем. Поэтому он и сказал, что источник болезни необходимо вырезать, даже если это «жестоко».

Поэтому я приказал обезглавить этих дворян.

◇ ◇ ◇

Чуть больше десятка человек стояли позади двенадцати обезглавленных тел. Их лица и тела были закрыты черной тканью, напоминая образ ниндзя, а окровавленные мечи в их руках не оставляли сомнений, что именно они обезглавили дворян.

Их внезапное появление и стремительное убийство заставили всех присутствующих нервно сглотнуть. Лишь мы с Хакуей оставались спокойными.

— А?! Сома?! — воскликнула Лисия.

— Сир, назад! — воскликнула Аиша. — А вы еще кто?!

Девушки выхватили клинки и шагнули вперед, чтобы меня защитить, но я положил руки им на плечи.

— Все в порядке. Это мои подчиненные.

— Подчиненные… — Лисия запнулась, — А?

Пока Лисия пыталась понять произошедшее, один из людей в черном подошел к нам. Остальные были одеты в неприметную черную одежду, но он носил впечатляющие блестящие доспехи. Почти два метра ростом с развитым телом, которое не могла скрыть его броня. Ниже шеи он походил на какого-то Темного Рыцаря, в то время как его лицо была закрыто маской, изображавшей тигра.

Преклонив предо мной колено и склонив голову он сказал:

— Господин. Задание выполнено, — его низкий голос вполне соответствовал внешности.

— Это го- Ох! — Лисия начала что-то говорить, но я крепче сжал ее плечо. Она удивленно посмотрела на меня, на что я покачал головой… После чего она спокойно вложила меч в ножны. Похоже, она все поняла.

Эксель, похоже, тоже поняла общую ситуацию. Хотя за ее легкой улыбкой угадывался гнев.

«Я жду… надлежащего объяснения позже» — или как то так говорил ее взгляд. Невероятное зрелище, смотреть на эту злящуюся красавицу. Но я почувствовал, как по спине прошел холодок.

— Аиша, ты тоже убери меч, — я еще раз похлопал не ослабившую бдительность Аишу по плечу.

— Н-но…

— Его зовут Кагетора, «Теневой Тигр». Он возглавляет разведывательное подразделение «Черные Коты», находящееся под моим непосредственным управлением.

После моих слов Черные Коты синхронно подняли мечи, отдавая честь.

В Ване я столкнулся с секретной службой Империи и ничего не мог им противопоставить, поэтому по возвращению я организовал это подразделение под моим руководством для проведения разведывательных операций.

Точнее, я значительно расширил штат агентов, уже работавших на Хакую, улучшил их тренировки и снаряжение, привлек Кагетору с его командирскими качествами, а затем реорганизовал их в подразделение под моим непосредственным руководством

Они были окружены тайнами. Их личности были неизвестны, так же никто не должен был знать, почему члены только что созданного спецподразделения так слаженно действуют.

Самой большой загадкой был сам Кагетора. Он командовал отрядом, словно это были его собственные руки и ноги… Словно он был ветераном, досконально знавшим своих подчиненных, но был ли в этой стране кто-то подходящий под это описание?

Никто не знал, кем он был на самом деле.

— Эм, Сома, — медленно произнесла Лисия. — Кагетора…

— Никому не надо знать, кто он на самом деле, понятно?

— А, понятно.

Лисия все еще была в смятении, но все же кивнула. Я же отдал Кагеторе и Черным Котам следующий приказ:

— Уберите тела и свяжитесь с солдатами запретной армии, ожидающих возле особняков этих дворян. Они должны предьявить обвинения и собрать улики. Если кто-то будет противиться — можно применить силу.

— Как пожелаете, — ответил Кагетора.

Черные Коты тут же собрали тела и ушли. Кагетора же перед уходом снова взглянул на Лисию. После этого Лисия бросила не меня суровый взгляд.

— …Ты ведь мне все объяснишь, да?

— Конечно. С чего бы начать…

— Может, стоит начать с того, почему ты казнил этих аристократов?

— Что же, раз хочешь начать с этого…

И я приступил к объяснению причин этой казни.

◇ ◇ ◇

— Что касается причины их казни, это потому, что они, помимо прочего, были связанны с Амидонией, — сказал я. — Это то, что Хакуя и Георг выяснили независимо друг от друга.

— То есть, они работали на Амидонию? — спросила Лисия.

— Не совсем, — я покачал головой. — Я сказал «помимо прочего». Они были связаны и с Амидонией, и с коррумпированными дворянами, и с нами.

— А? Что ты имеешь в виду?..

— Они были оппортунистами. Они поддерживали тех, кто в данный момент побеждал.

Они старались иметь связи со всеми, чтобы быстро поддержать победителей и избежать проблем.

Когда Эльфриден был в упадке, они сотрудничали с Амидонией, когда разразилась гражданская война, они из тени поддержали коррумпированных дворян, сами оставшись с чистыми руками. Они разжигали беспорядок вокруг тем самым создавая для иллюзию собственной благонадежности. Заботясь только о своей выгоде и безопасности.

— Они обогащались, снабжая бунтарей материальными и людскими ресурсами, а когда они проигрывали — сокрушали своих прежних союзников. Если бы у кого-то возникли подозрения, они провоцировали мятежи где-то еще, чтобы отвлечь на них внимание следственных органов. Похоже, именно так они неоднократно действовали во времена правления твоего отца.

— Нет… — узнав, что подобное происходило во времена ее отца, Лисия не могла найти слов.

— Но по настоящему опасными их делало то, что они сами никогда напрямую не участвовали в восстаниях. Когда преимущество было на нашей стороне, они вели себя почти как верные вассалы, так что было трудно призвать их к ответу. Ведь они действитель делали то, что было правильно в этот момент. Чем сильнее правитель уверен в своей власти, чем больше у него терпения и чем больше он хочет доверять своим вассалам — тем легче ему попасть в эту ловушку. «Если я создам стабильную администрацию, все будет в порядке», или «Не стоит уменьшать число моих союзников», думал бы он.

— Но… Просто приказать их убить?..

— Потому что я не питаю иллюзий о том, что мое правление не будет иметь проблем. Однажды мы будем стоять на перекрестке судеб, и тогда бы они нанесли удар. Я не хочу, чтобы ты, Аиша, Джуна или кто-то еще из дорогих мне людей пострадал от их действий, ведь я потом буду думать «Если бы я только избавился от них тогда…». Если так будет я, наверное, сойду с ума. Поэтому я решил пресечь эту опасность в зародыше.

В «Государе» было сказано: «судьба распоряжается лишь половиной всех наших дел, другую же половину, или около того, она предоставляет самим людям».

Взлеты и падения человека определяются тем, соответствуют ли его действия эпохе, в которой он живет. Но судить об этом будут следующие поколения. Оду Нобунагу и Наполеона при жизни считали гениями, но новые времена растоптали их имена.

Макиавелли сравнивал судьбу с бурлящей рекой.

Мы не можем остановить реку перемен, но если подготовиться, ее течение можно сделать безопаснее. Главное не придаваться слепому оптимизму, а быть решительным и делать то, что должно быть сделано и тогда, когда оно должно быть сделано.

По этому поводу Макиавелли говорит: «натиск лучше, чем осторожность, ибо фортуна — женщина, и кто хочет с ней сладить, должен колотить ее и пинать — таким она поддается скорее, чем тем, кто холодно берется за дело» — хоть эти слова и могут не понравиться феминисткам. Но не будем отвлекаться на его выбор слов, чтобы уничтожить корень проблем здесь и сейчас, я приказал казнить этих дворян.

Выслушав меня, Лисия медленно кивнула.

— Я поняла твои доводы, Сома. Что ты будешь делать с домами Сарацин и Джабана, представителей которых ты приказал увести?

— Позвольте мне объяснить это, — вышел вперед Хакуя. — Прежде, дома Сарацин и Джабана действовали заодно с остальными двенадцатью, но после смерти их прежних глав эта связь прервалась. Действующий глава дома Сарацин, господин Пилтори — замечательный молодой человек, прекрасно владеющий пером и мечом, а глава дома Джабана, господин Оуэн — рассудительный и честный человек с горячей кровью. Можно расчитывать, что они будут служить Его Величеству без притворства. Думаю, это можно было понять по их поведению сегодня.

— …Значит, вы тщательно выбирали, кого казнить.

— Верно. Все казнённые сегодня виновны в разных преступлениях, сейчас наши люди обыскивают их особняки в поиске доказательств. Конечно, не слишком правильно, что мы собираем улики после вынесения приговора, но прошу нас понять, на то были причины, — с этими словами Хакуя склонил голову.

Возможно, он пытался поддержать меня, говоря, что я казнил двенадцать человек не по одним только подозрениям, чтобы не испортить наши с Лисией отношения.

Сама Лисия, похоже, тоже это понимала, потому что не стала развивать эту тему.

— Хорошо, я поняла на счет тех двенадцати, но что было бы, если бы двое оставшихся согласились с тобой, Сома? Ты бы их тоже казнил?

— В этом случае я должен был бы их спровоцировать, — покачал головой Хакуя. — Хотя, если бы они попытались выслужиться перед Его Величеством, как остальные, они вряд ли были бы нам полезны.

— Ты продумал все настолько далеко… — Лисия взглянула на меня потрясенным взглядом.

«Нет, такие планы и чтение причуд человеческих сердец — дело Хакуи. У меня нет такой мерзкой черты характера… Надеюсь».

Увидев, что я отвел глаза, Лисия лишь вздохнула и сменила тему:

— Итак, что будет с Карлой и ее отцом?

— …Я как раз собирался к этому перейти.

Я встал перед связанным Кастором. Он все еще был шокирован тому, что клинок опустился не на его шею.

— Кастор Варгас. Поскольку ты отказался выполнять мой ультиматум и подчиниться, ты виновен в измене.

— …Я понимаю, — Кастор снова склонил голову. После секундного раздумья он склонился еще ниже, на этот раз прижавшись к полу лбом. — Я виновен, но это только мое преступление. Молю, пощадите Карлу.

— Это не тебе решать, — холодно сказал я. — Это твое решение. Твоя измена очевидна… Однако, как говорил Пилтори и Оуэн, я не могу игнорировать более чем сотню лет, которые ты защищал эту страну. Я уже лишил тебя поста, земель, имущества и даже фамилии. Поэтому я сохраню твою жизнь, но не более того.

Я повернулся к Эксель, молча наблюдавшей за развитием событий.

— Кастор останется под твоей опекой. Однако ему запрещено въезжать в свое прежнее герцогство, а также общаться со своим сыном и прежней женой, Акселой. Эксель, проследите за своим зятем.

— Ах! …Да, все будет по Вашему приказу, — со слезами на глазах Эксель должным образом поклонилась.

Когда она поднимала голову, я увидел, как она беззвучно произнесла «Спасибо». Никак не отреагировав, я подошел к Карле.

Хоть ее отец был спасен, Карла сохраняла спокойное выражение лица.

— Карла. Ты виновна в том же преступлении. Более того, у тебя нет послужного списка и сотни лет службы этой стране, как у Кастора. Мне жаль это говорить, но я не могу смягчить твое наказание.

— …Я понимаю, — тихо ответила она.

— П-подождите! Тогда убейте лучше меня! — Кастор в отчаянии снова уткнулся лбом в пол. — Карла обратила свой клинок против Вас по моему приказу! Пусть мой послужной…

— Уведите его.

Пока его тащили из зала, он продолжал кричать «Я готов понести наказание вместо нее!», но я не обязан был его слушать.

Когда шум исчез, я продолжил:

— Ты явно виновна в измене, но будет неправильно пощадить зачинщика, но казнить его дочь. Поэтому я сохраню твою жизнь, но ты будешь жить как раб. Твоими хозяевами будут члены королевской семьи, то есть я и Лисия.

В этой стране вторым по тяжести наказанием был принудительный труд в качестве каторжного раба. Здесь не существовало пожизненного заключения, каторжные рабы, если только им не выдавали амнистию, должны были до самой смерти работать в шахтах. Хотя ситуация Карлы была немного иной, она останется в королевском дворце в качестве абсолютно покорного слуги.

— …Хорошо, — Карла приняла мое решение, слегка кивнув.

Эксель хотела что-то сказать, но сдержалась. Должно быть она тоже решила, что это лучше, чем смерть. Хакуя молча закрыл глаза, Аиша была встревожена атмосферой в зале, а Лисия с непроницаемым выражением лица молча наблюдала за тем, что я буду делать дальше.

— Я позже дам тебе более подробные указания, но сейчас у меня есть один приказ.

— …Как пожелаете.

Я подошел к опустившей голову Карле, присел на корточки и прошептал приказ, так тихо, что услышать его могла только она.

И от этого приказа Карла широко раскрыла глаза.

◇ ◇ ◇

Услышав приказ Сомы, я не поверила своим ушам.

— Если будет нужно — убей меня.

Увидев мое изумление, Сома кивнул и серьезно продолжил:

— Не сейчас, конечно. Но если я стану тираном, нужен кто-то, кто меня остановит С твоими боевыми навыками ты легко сможешь меня убить, не так ли?

«Убить его, если он станет тираном?!. Почему он вдруг мне такое приказывает?!»

— Почему вы это говорите? И почему именно мне?! — прошептала я в ответ.

— Потому что Лисия и остальные, вероятно, не смогут, — прошептал он в ответ с нервной улыбкой. — Я внезапно оказался окружен множеством небезразличных мне людей. Недавно я обручился еще с несколькими девушками кроме Лисии, там стоит одна из них, Аиша.

«Та темная эльфийка теперь его невеста, а я об этом даже не слышала? И Лисия это нормально восприняла? Хотя, зная ее характер, она наверняка думала весьма прагматично…».

— Э-э… Поздравляю?

— Спасибо. Как видишь, у меня появляется все больше людей, о которых я должен заботиться. Само по себе это хорошо, но я с ужасом представляю, что будет, если однажды власть меня развратит и я стану тираном… И тогда, смогут ли Лисия и остальные остановить меня?

— Лисия сможет. Вы же знаете ее характер.

— Сможет ли? Конечно, если я буду распутничать или убивать людей налево-направо, она будет меня ругать, но если у меня будет оправдание, как в этот раз? Отдельные чистки не большая проблема, но если они будут регулярными — значит, я достиг точки невозврата. И в этом случае, сможет ли Лисия и остальные отказаться от меня?

«Это… Нет, вероятно нет», — поняла я.

— Не мне это говорить, но… Лисия в Вас по уши влюблена. Если Вы отправитесь в ад, она будет рядом.

Лисия была слишком серьезной и слишком преданной девушкой. Она будет следовать за Сомой до конца.

— Я знаю, — кивнул Сома. — С Аишей примерно то же самое. Возможно, Джуна смогла бы?.. В любом случае, из-за меня могут пострадать дорогие мне люди. И я этого не хочу. Если из-за моей тирании вспыхнет революция, разгневанная толпа захочет казнить не только меня, но и Лисию и остальных. А я не хочу, чтобы их постигла та же участь, что и Марию-Антуанетту.

«Марию… Кого?»[✱]Супруга короля Франции Людовика XVI. После начала Французской революции была объявлена вдохновительницей контрреволюционных заговоров и интервенции. Осуждена Конвентом и казнена на гильотине..

— Вот поэтому, Карла, если все будет плохо, прежде чем пострадает кто-то дорогой мне, я хочу, чтобы ты меня убила.

— …Я же теперь рабыня. Если я убью своего хозяина, ошейник убьет меня.

— Да. Так что, пожалуйста, сделай это только если будешь во всем уверена. И еще, если мне удастся передать корону следующему поколению, ты получишь свободу.

«Он… Так обыденно говорит эти невероятные вещи».

Сома приказал мне стать клинком, что остановит его, если он станет тираном, хотя это убьет так же и меня. И находясь рядом, я буду якорем, удерживающим его от этого превращения.

— Вы и правда… Безжалостны.

— Я берегу жалость для тех, кто мне дорог.

— Нет. Вы безжалостны по отношению к себе. Хоть Вы сами этого не понимаете.

Я уже думала об этом во время битвы в Амидонии, но он себя совершенно не ценит. Если он не начнет больше заботиться о себе, это станет головной болью окружающих.

«Лисия, тебе повезло полюбить весьма проблемного парня…».

Понятно. Чтобы уберечь счастье моей лучшей подруги, я стану его якорем.

— Я поняла приказ, — я низко поклонилась — Пока не придет день, когда мне придется сделать это, я буду усердно работать и молиться, чтобы этот день не настал никогда.

— Хорошо, — удовлетворенно кивнул Сома. — Сейчас у нас в замке нет работы, предназначенной для рабов, так что пока ты присоединишься к силам горничных… Но… Эм… Что же, подробности тебе объяснит старшая горничная.

Под конец он начал говорить немного неуверенно. Проследив за его взглядом, я увидела красивую горничную лет двадцати, смотрящую на меня со счастливой улыбкой.

Пытаясь понять, что в этой ситуации такого, я увидела, что Лисия смотрит на меня с глубокой жалостью.

«…Э?»

◇ ◇ ◇

Сома, я и Аиша возвращались в правительственный кабинет после окончания суда над Кастором и моей подругой Карлой, как вдруг Сома споткнулся на ровном месте.

— Сома! — воскликнула я.

— Сир! — присоединилась Аиша.

Мы с Аишей потянулись поддержать его, но он успел опереться о стену.

— Я в порядке. Просто немного споткнулся, — сказал он, останавливая нас свободной рукой.

— Но…

— Все в порядке… Я бы хотел немного побыть один.

С этими словами он направился в правительственный кабинет.

Не знаю, где там «в порядке», его лицо в профиль было бледным и нездоровым. Оставшись в коридоре наедине с замершей Аишей, я заговорила:

— Минуту назад он был таким же, как всегда. Как думаешь, что случилось?

— Я не уверена, но…

— Но?

— Он был похож на солдата, вернувшегося из своего первого сражения, — обеспокоена ответила она. — Солдата… что впервые в жизни убил.

— Хочешь сказать, он плохо себя чувствует из-за того, что убил двенадцать дворян? Но Сома сделал это потому, что считал это необходимым, верно? Тогда ему не о чем сожалеть. Кроме того, он пережил свое первое сражение в войне с Амидонией, убил Гая VIII Амидония, а потом приказал казнить коррумпированных дворян. Так что это не было его первое убийство.

В ответ на мои слова Аиша покачала головой.

— Я лишь предполагаю, но бой с Гаем был ситуацией «убей или убьют тебя», да и коррумпированные дворяне без сомнений были его врагами. Но сегодня другое дело, эти двенадцать дворян пока еще ничего не сделали. Даже если он понимает, что их нельзя было оставлять в живых, он сомневается, нужно ли было их убивать. Возможно, в глубине души он не считает это правильным, — Аиша с тревогой смотрела на дверь правительственного кабинета.

«Он не может смириться с этим… Да уж».

…Думаю, Аиша все правильно сказала. Я знала, что Сома пришел из более спокойного мира, в котором для многих стран войны уже были редкостью. В итоге он не хотел, чтобы люди умирали, но он не был настолько оптимистичен, чтобы думать, что сможет разобраться со всеми проблемами без жертв. Поэтому в своих решениях он всегда старался получить максимум с минимальными жертвами.

Это было нормально для правителя целой нации, но в глубине души Сома не был готов принять даже эти минимальные жертвы.

— Аиша, что нужно делать, чтобы поддержать таких солдат?

— Ну… Я никогда не была полноценным солдатом, так что не эксперт в этом… Но я слышала, что лучше всего отвлечь их чем-нибудь.

— Отвлечь?

— Я слышала, что более старшие и опытные сослуживцы устраивают небольшие вечеринки, на которых можно выпить вина и… пообщаться с женщинами. Это такая травма, которую может исцелить лишь время, поэтому лучше всего, чтобы солдаты просто не думали о произошедшем.

«Вино и… Ух. Раз так…».

◇ ◇ ◇

Судебный процесс начался в полдень, а сейчас уже глубокая ночь.

Я лежал на своей постели в правительственном кабинете с выключенными лампами в кромешной темноте.

У меня еще было много работы, но сегодня я решил уклониться от своих обязанностей. У меня не было сил что-то делать, Хакуя это понимал и не настаивал. Мне хотелось просто провалиться в сон.

Но вопреки этой надежде, я продолжал бодрствовать.

Пытаясь занять чем то голову я начал размышлять, оправданна ли была казнь.

Раньше я уже решил, что это оправданно в долгосрочной перспективе. Если бы я оставил их в живых и кто-нибудь пострадал из-за посеянного ими раздора, уверен, я бы сожалел об этом. Так я думал раньше, но сейчас у меня отчаянно щемило в груди.

«…жестокость нужно проявлять разом, а не возобновлять изо дня в день…»

«…государь не должен бояться быть жестоким…»

«…чтобы не быть уничтожены, надо бороться…»

«…перед ликом смерти поздно сожалеть…»

Я снова и снова прокручивал в голове идеи Макиавелли. Но я лишь это искал оправдания.

Раз все равно придется сожалеть о выборе, то лучше выбрать путь, более безопасный для дорогих мне людей. Я думал, что уже убедил себя в этом до суда и сейчас злился на себя за то, что колеблюсь.

Пока я об этом думал, дверь в кабинет открылась. В дверном проеме стояли Лисия и Аиша.

Довольно откровенно одетые.

— А?!

На них были своего рода короткие халаты. По декольте и вырезам на бедрах можно было предположить, что кроме халатов на них ничего больше нет. Падающий на них из открытого дверного проема свет подчеркивал впечатляющую фигуру Аиши и немного более сбалансированную фигуру Лисии, делая их образ весьма соблазнительным.

Для моего уставшего мозга это было чересчур и я некоторое время просто завороженно смотрел на них.

…Если честно, не будь я так подавлен, вероятно, все лишние мысли наверняка вылетели бы у меня из головы. Но сейчас, происходящие казалось мне какой-то неудачной шуткой.

— …Что вы тут делаете? — резко спросил я.

Я сам вздрогнул от своего тона. Нет, мне не стоит так говорить и я знаю это. Я словно вымещаю на них злость.

— Кажется, я попросил немного побыть один, — поправился я, приведя в порядок свой тон.

— Мы не можем оставить тебя в одиночестве, пока ты в таком состоянии, — не обращая внимания на мои слова Лисия села на на кровать.

— П-прошу извинить за вторжение, — Сказала Аиша, садясь с другой стороны кровати.

Слева и справа я мог видеть очаровательные обнаженные бедра двух девушек. В этой ситуации я мог спокойно смотреть лишь в потолок.

— Что… Что вы хотите?

— Ну, эм… Мы хотим отвлечь тебя от тяжелых мыслей, — сказала Лисия.

— Что-что?

— В общем! Можешь делать с нами все, что захочешь! — выпалила Лисия.

— Я… Я в этом неопытна, так что полагаюсь на Вас, Ваше Величество! — добавила Аиша.

«Можешь делать с нами все, что захочешь», «полагаюсь на Вас»… Что они задумали?

— Слушайте… Я сейчас не в настроении.

— Ох… Если бы только здесь была мадам Джуна… — разочарованно пробормотала Аиша.

«Ну, Джуна сейчас занята, оформляя перевод из флота в запретную армию», — я вздохнул. — «Ох, ладно… Уверен, они делают это из беспокойства».

— Кхм, Сома, — пока я думал, Лисия начала ерзать.

— Что?

— Здесь довольно прохладно, можно нам под одеяло?

«Она дрожит, да… Ну, уже почти зима. Конечно им будет холодно в таких нарядах».

Прежде чем я успел сказать, что это не проблема, если они оденутся должным образом — обе уже нырнули под одеяло. Односпальная кровать была весьма тесной для троих, и они неизбежно прижались ко мне. Достаточно крепко, чтобы я чувствовал биение их сердец.

— Фух, а так гораздо теплее, — выдохнула Лисия.

— В самом деле. Так можно и уснуть, — согласилась Аиша.

— Но ведь это не только моя комната, но и кабинет… — я улыбнулся их комментариям, но… Было действительно тепло.

От этого тепла мои тревоги таяли, как туман. Это и есть тепло близких людей? Просто от того, что они рядом, на сердце становилось легче.

Я снова вспомнил, что сделаю все, чтобы их защитить.

— Вы двое.

— Хм?

— Да?

— Спасибо.

После моих слов они улыбнулись.

Наверное от усталости, в том же положении мы в скорости заснули[

http://tl.rulate.ru/book/31927/1820579