Овцы сбились в плотные кучки, двигаясь, словно единое существо, состоящее из разных частей. Свиньи уже начали рыть землю в долине. Козы стояли на валунах и грудах камней. Солнечный свет только что достиг дна долины.
«Мы перегоняем стада на поиски корма», — сказал пастух. Это был зрелый дворф, лет девяноста. Он называл себя Круклег и был патриархом одной из пастушьих семей. Йорвиг ещё не разобрался, кто из gilna и gilke был его, потому что дети пастухов держались вместе, как и овцы.
«А когда они будут ягниться?»
«Следующей весной».
«В этом году не будет ягнят?» — спросил Йорвиг. Это были плохие новости.
«Они бы ягнились по пути. Ягнята не выжили бы. Мы обменяли суягных овец на хоггетов».
«Хоггетов?» — По какой-то причине Йорвиг смутился. Он мало что понимал в стадах и животных, как и большинство дворфов, выросших под камнем, а не в каньонах или на горных склонах. Пастухов не слишком уважали — даже меньше, чем земледельцев, — ведь животных считали нечистыми. Может быть, поэтому Йорвиг не любил показывать своё невежество перед Круклегом? Но это не имело значения. Он должен был учиться. Пастухи могли быть предметом насмешек, но они дорого продавали своё мясо, молоко и сыр другим дворфам и не бедствовали. Как и земледельцы, они начали богатеть в Глубоком Вырезе, пока Совет не урегулировал цены и даже не пригрозил конфискацией целых стад.
«Годовалые овцы. Осенью их не покрывали баранами, но в этом году покроют».
«Понятно».
Один из gilke -пастухов пробежал мимо, неся маленькое длинноногое существо, которое выглядело, как ягнёнок.
«Я думал, что ягнят нет?» — сказал Йорвиг, глядя ему вслед.
«Это козлёнок, — пояснил Круклег. — Мы разводили коз. Они крепче, и мы выносили более слабых».
Йорвиг знал, что есть овцы и козы, но не припоминал, чтобы видел их детёнышей раньше.
«И помимо пастбища, что ещё вам нужно?»
«Загоны, — сказал Круклег. — Одолжите нам шахтёров, чтобы выкопать загон в камне».
Йорвиг вздохнул. Он постоянно распределял шахтёров на новые задачи.
«Нескольких, — сказал он. — Но вам придётся копать вместе с ними».
Круклег сжал губы.
«Когда мы не будем следить за стадами. Пока у нас нет загона, мы должны оставаться с ними и днём, и ночью».
Кадры инженеров Хобблфута были заняты внизу, у хвостохранилища, но двое дворфов измеряли участок у склона и отмечали расстояния для вентиляционных каналов. Один из пастухов с посохом вёл небольшую группу овец и коз мимо них, и инженеры прижались к камню с морщинистыми носами, пока звери не прошли.
«Я выделю вам кого смогу».
Хотя Йорвиг знал, что другим это не понравится, но правда была в том, что стада должны были иметь приоритет.
До прибытия семей Йорвиг поручил готовку по очереди неопытным kulhan, но результаты были весьма неоднозначными. Эта практика продолжалась ещё неделю после того, как прибыли пастухи, пока делегация из четырёх вновь прибывших жинок не перехватила Йорвига, заявив с решительной уверенностью, что они возьмут на себя приготовление еды. Йорвиг не хотел обременять их дополнительными обязанностями, ведь у них были собственные дети и семейные жилища, а их дворфы уже работали за плату. Жинки не давали kulhan клятв. Как-то он умудрился их обидеть, и когда встреча закончилась, вся готовка и её организация оказались в руках жинок — как это произошло или кто это предложил, Йорвиг так и не понял. Тем не менее, еда стала намного лучше, и всё так и осталось. Жинки заняли пока ещё не использованную мастерскую на склоне горы, заставили Хобблфута пробить вентиляционные каналы. Когда это было сделано, они соорудили собственные печи и кузнечные горны для готовки.
И вот, когда Йорвиг вошёл в жилище пивовара, за ним шли две дворф-жинки с подносами еды. Пивовар обернулся от своих приготовлений с озадаченным выражением лица. В помещении пахло затором и брожением, а по его стенам стояли бочки и извивались трубы перегонного аппарата. Жинки поставили два подноса с едой на пол друг напротив друга, затем ушли, как Йорвиг заранее их попросил. Когда жинки ушли далеко, он заговорил:
«Ты выглядишь голодным, друг. Присаживайся и поешь со мной». — Йорвиг сел по-турецки перед своим подносом. Пивовар не мог этого разумно отрицать, хотя по его лицу было ясно, что он почувствовал нечто большее, чем необычное, и он медленно сел. Йорвиг взял печёную редьку и откусил, и пивовар, которого звали Мэшер, что было вполне уместно, последовал его примеру. Он был дородным дворфом, и с прибытия его округлость только увеличилась. Они ели некоторое время в молчании, пока Йорвиг позволял неловкости продолжаться. Наконец, он вытер бороду и заговорил.
«Я могу накормить тебя лучше, чем кто-либо другой в этой шахте, — сказал Йорвиг. — И я могу урезать твои пайки. Я знаю, что ты делаешь тайные запасы для торговли. Я закрою на это глаза, если всё будет... в пределах разумного. Но если я узнаю, что ты торгуешь с дворфами за пределами участка, ты уйдёшь отсюда ни с чем, даже если будет разгар зимы. Я это обещаю».
Йорвиг заговорил, когда у Мэшера был полный рот еды, и теперь дворф заставил себя прожевать и проглотить. Он кивнул.
«Я понял».
Йорвиг улыбнулся.
«Хорошо, — сказал он. — Мне нужно идти по делам. Заканчивай и возьми мой поднос тоже. Верни их на кухню».
Если планы Йорвига были обречены на успех, старатели, которым нужны были запасы еды, питья и другие необходимые вещи, должны были бы обращаться непосредственно к участку, и так они могли бы поглотить часть того, что добывали новоприбывшие искатели золота. Возможно, им не удастся завладеть всеми восточными хребтами, но они могли стать центром всей торговли — если смогут контролировать своих собственных kulhan. В ближайшие дни Йорвиг провёл подобные беседы с садовниками, пастухами и всеми остальными, кто имел отношение к снабжению или провизии участка, и судя по красноте их лиц, это было не зря. Самый сложный разговор был с Круклегом, который слушал Йорвига с невозмутимым лицом и почти ничего не сказал.
Раннее лето пришло. Всё больше и больше старателей проходило мимо участка, часто останавливаясь на день-два, а затем расходились в ту сторону, которая казалась им наиболее перспективной. Тонкил пытался поговорить с как можно большим числом людей. Все они сообщали, что не видели никаких признаков ürsi, и большинство считало это всего лишь сказкой, призванной отпугнуть их. Истории об атаках ürsi, возможно, имели противоположный эффект, чем ожидал Йорвиг — как будто это были байки, чтобы помешать старателям получить свою долю богатства.
Йорвиг ел пюре из редьки и запивал его разбавленным соком пива в старой выработке, которая служила местом для собраний. В последнее время он редко даже ел, не занимаясь каким-то делом. Тонкил, должно быть, заметил, что Йорвиг нахмурился, когда рассказывал очередной разговор с пришлыми старателями.
«Ты чем-то обеспокоен».
«Мне просто не нравится, когда меня называют лжецом — и в моей шахте, и за её пределами».
«Хитрым, возможно. Kulhan слишком боятся, чтобы назвать тебя лжецом».
«Уважение к rinlen часто заканчивается клятвой».
«Дело не только в клятве. Ürsi или нет, ты самый младший из владельцев, но всё же они сделали тебя rinlen. Это странно. Люди боятся странного».
«Наверняка есть рассказы, почему».
«Чем больше историй, тем больше неуверенности».
«Я... — Йорвиг замешкался».
«Не стоит рассказывать мне, rinlen. Мудрость велит никому не говорить. Пусть страх остаётся».
«А я думал, страх — это глупость?»
«Я никогда не говорил, что он не полезен».
Тонкил слегка улыбнулся, едва заметно шевельнув глубокие морщины на своём лице.
«Ну, — сказал Йорвиг, — продолжай говорить с ними, когда они приходят».
Тонкил кивнул.
«Я знаю, что такое ürsi, — сказал он. — Я буду их предупреждать». — С этими словами старый дворф направился к лестнице в туннель, уходя на очередную охоту. Они охотились каждый день, возвращаясь с добычей. Часто они уходили в лагеря на расстоянии до пяти миль, а затем разделялись. Йорвиг выделил ещё двух дворфов для охоты, хотя добровольцев на это не нашлось. Тонкил не стал спорить, хотя Йорвиг подозревал, что он хотел бы.
Проблемы были, как всегда. В шахте они сталкивались с текущей водой — пока это было лишь пятно сырости на скале, но существовала опасность прорваться в более серьёзный водяной карман или ослабить каменные своды. Они наткнулись на разлом с окисленным железом, что было ещё одним признаком того, что вода и воздух пробиваются в хребет. Следовало соблюдать осторожность. Но это были обычные проблемы, ничего уникального для диких земель.
Всё больше террас вырисовывалось на склоне утёса. Овчарня принимала форму, и новые хранилища для садовых припасов вырубались в нижней штольне. Больше редьки, салата и капусты, чем мог себе представить Йорвиг, ежедневно прибавлялись к запасам, и впервые он начал верить прогнозам садоводов. Они настолько искусно спланировали свои посадки, что теперь собирали почти непрерывный урожай редьки и зелени. Репа тоже начинала созревать. Садоводы уверяли его, что самые большие запасы придут к концу лета, осенью, когда созреют тыквы, зерновые и кормовые корнеплоды. Грибы, посаженные в старом хранилище нижней штольни, теперь добавляли их пище особый вкус. И в той же камере, где дворфы когда-то хранили свои запасы, теперь начали разрастаться нити светящегося гриба Шахтёрского Глаза. Светящийся сине-зелёным гриб, вероятно, пророс из первых посадок и начал распространяться по каморе. В Глубоком Вырезе у них был красно-оранжевый сорт, но он гораздо сложнее приживался и не рос рядом с пылью работающей шахты или во влажных местах.
Йорвиг подсчитал мясо, которое давали стада, но он не учёл козье молоко. Жёны пастухов делали сыр, сливки, масло, сыворотку и творог, которые казались Йорвигу чем-то из сна после многих лет без этих продуктов. Он также не предвидел плодовитости свиней: три свиноматки привели огромные выводки. Им пришлось подкармливать свиней частью своего урожая и позволить свиньям рыть землю у реки, превращая её в бугристое коричневое месиво.
Садоводы ясно дали понять Йорвигу, что они могли бы лучше использовать свои запасы, если бы у них была соль. С солью они могли бы квасить капусту в каменных горшках, сохраняя её на долгие периоды. Они уже просили Йорвина отправить экспедицию в Глубокий Вырез за солью. Он это рассматривал, но без дороги с вагонетками придётся полагаться на осликов, которых нужно было бы либо купить, либо нанять за значительные деньги, либо использовать сани зимой, что само по себе было бы тяжёлым трудом.
Кухня наполнилась подвешенными пучками сушёных трав и специй, таких как розмарин, тимьян, цикорий, шалфей. Эти ароматы теперь придавали вкус мясу и радовали обоняние.
Охотники нашли огромное старое медовое дерево в соседней долине. Его закоптили, и сотни фунтов мёда принесли в шахту. Той ночью они ели жареного лося с медово-розмариновой глазурью на подушке из капусты и печёной редьки. Это было лучшее блюдо, которое Йорвиг мог вспомнить.
Смотря на лощину, сейчас, Йорвиг бы не поверил, что это то же самое место. Воспоминание о том, как он шёл вверх вдоль сухого русла ручья и видел, как стоящие деревья возвышаются над началом хвостохранилища, было ещё свежо. Теперь же лощина была полна дворфов и кипучей работы. Они так много сделали. Он должен был бы радоваться этому. Он знал это.
Каждую ночь Йорвиг возвращался в свою комнату. Как ни странно, Страйпер всегда прибегала в этот момент, прыгая в нишу для сна. Он лежал рядом с мурлыкающей кошкой и думал об Оникс. Он так много построил там, но нужен ли он теперь? Стоит ли ему отказаться от того, кем он стал, ради девы? Не просто девушки, а лишь возможности быть с ней. Он мог бы отправиться в Глубокий Вырез и выбрать любую. Надежда и отчаяние бушевали в его душе, и всё это время он знал, что не обрёл ни радости, ни покоя как rinlen, не с таким выбором перед ним. Он должен был принять решение. Это нужно было решить. Но как? Когда он смотрел на прибывших дев, он не чувствовал ничего. Они не были некрасивы. Какая девушка не прекрасна, обещание для своего народа? У одной были волосы, как золотая пряжа, у другой — тёмные, как ночь, одна с глазами, как сапфиры, а другая — как яшма.
Йорвиг чуть не столкнулся с одной из них, когда шёл по шахте, Ступоход постукивал в такт его шагам. Он направлялся к террасам, чтобы поговорить с Фаундсталком о свёкле, которая росла в лощине. Круклег из пастухов попросил Йорвига разрешить вопрос о том, сколько свёклы предназначено для зимнего кормления стад и сколько для дворфов. Йорвиг ненавидел быть между ними в таких делах, но ни земледельцы, ни пастухи не хотели уступать свои права на урожай, и никто не будет доволен его решением, которое, как всегда, никому не угодит. Когда Йорвиг шагал через шахту, одна из новых девушек выскочила из лестничного пролёта террасы с вёдрами воды, болтая через плечо с gilke и не смотря, куда идёт. Она чуть не столкнулась с Йорвигом, и одно из её вёдер ударило по Ступоходу.
Её глаза расширились, когда она увидела его, а затем она опустила голову и выпрямилась, расправив плечи.
«Простите, rinlen,» — сказала она.
Йорвиг был ошеломлён, но не рассердился. Он прищурился, разглядывая её. Очевидно, это была та девушка, что пришла с семьёй садовника.
«Как тебя зовут?» — спросил он.
«Меня зовут Астер,» — ответила она, не поднимая взгляда. Йорвиг не знал, что значит это имя. Он знал, что её семья не из Имён Силы, и оно не звучало, как настоящее имя, но это было не то привычное драгоценное имя, которое часто давали дворфийским девам. Рядом с ней стоял gilke, вероятно, не старше двадцати, глядя на Йорвига без тени смущения.
«Это моя дочь!» — послышался голос.
Йорвиг увидел, как Фаундсталк вбежал в туннель с террасы. Он, должно быть, заметил разговор.
«Рад представить её вам,» — сказал он. Йорвиг склонил голову. Дворфы не представлялись девушкам сами. Сначала они подходили к её родне — таков был обычай. Родные представляли девушку. Йорвиг уже поступил вольно, спросив её имя.
«Прошу,» — сказал Йорвиг.
«Астер всего год как прошла rhundal,» — сказал Фаундсталк. — «Она мастерски прядёт лен в нить и знает тонкости кулинарии нашего народа.»
Астер всё ещё не поднимала взгляда, смотря в пол. Её лицо слегка порозовело.
«Это достойные умения,» — сказал Йорвиг, пытаясь найти отклик. — «Скажи мне, Астер. Что бы ты хотела делать сама?»
«Что вы скажете, rinlen,» — ответила она.
Йорвиг кивнул. Она всё ещё не смотрела ему в глаза. Фаундсталк улыбался.
«Это честь быть представленным,» — сказал Йорвиг. — «Мне нужно поговорить с твоим отцом. Ты можешь продолжать.»
Астер ушла по туннелю, неся свои вёдра и двигаясь гораздо более грациозно.
Йорвиг повернулся к Фаундсталку. Пора было стереть его улыбку. «Теперь поговорим о свёкле.»
Все на участке дважды думали, прежде чем заговорить с ним. Даже другие владельцы. Даже его брат. Всё больше их споры выстраивались в вопросах, а не в вызовах. В их взглядах и голосах появлялось уважение или страх, или хотя бы нерешительность. Астер и другие девушки были не исключением. Он был фигурой, авторитетом. Из всех на шахте с Йорвигом свободнее всего говорили не давшие клятву, уже замужние жинки. Когда он входил в кухонную комнату, он чувствовал некое подчинение им, когда они журили его за грязные руки или просили подержать поднос, пока они загружали его печёными овощами. Это было приятно, хоть у него и было мало времени или смысла там быть.
Не имело значения, как он относился к новым девам, ведь не прошло и месяца, как одна приняла Вармкоута, а другая — Шайнбута. Йорвигу это было неважно. Грил уже сказал, что вернётся в Глубокий Вырез через год и выберет невест для себя и Хлифа. У них будет больше выбора, сказал он. Хлиф, как всегда, говорил мало. Их богатства будут достаточны, чтобы не было трудностей с принятием. Вармкоут и Шайнбут, судя по их красным лицам и широким улыбкам, не казались разочарованными своим выбором. Их маленькая компания владельцев отпраздновала это пивом, виски и небольшим пиром в туннеле владельцев. Йорвиг наблюдал за Хобблфутом и Слэджфистом. Они выглядели довольными, но сдержанными. Йорвиг гадал, сделали ли они предложения... по крайней мере, кому-то кроме Оникс. Но Шайнбут был младшим братом Хобблфута и никогда бы не пошёл против старшего брата, если бы тот хотел девушку.
Сама Оникс была почти не видна в разгар лета. Даже отчёты о садах поступали от Фаундсталка. Йорвиг собирался найти Оникс и спросить, почему она не докладывает сама, но потом с ужасом осознал, что её не видели уже как минимум неделю, и, возможно, она уединилась на свой Триад. Дворфийские жинки и девы уединялись трижды в год на Триад, что длилось около двух недель. Йорвиг не знал подробностей. Дворфы тщательно делали вид, что жинки или девы не существуют в это время, и это значительно облегчало жизнь всем. Если это было так, он не мог искать её — и никто бы не ответил ему, если бы он попытался.
В разгар лета Вармкоут и Шайнбут с удвоенной энергией принялись за работу над своими семейными жилищами. Они не собирались жениться, пока жилища не будут готовы. Когда Йорвиг был не занят управлением участка, он помогал им, как и другие. Текущие комнаты Вармкоута и Шайнбута послужат лишь прихожими для тех семейных жилищ, что они теперь представляли. Это было время волнения, и, как бы Йорвиг ни хотел полностью погрузиться в их радость, его ночи были полны сомнений. Когда он помогал Вармкоуту и Шайнбуту, он чувствовал себя несчастным. Ему хотелось вырыть своё собственное семейное жилище. И всё же снова и снова он помогал им копать. Они были его кланом.
Выживание переставало быть основной заботой по мере того, как лето тянулось дальше. Сначала девять, потом пятнадцать, затем двадцать одна терраса для сада открылись на скале, идеально симметричные и полные жизни, не считая террас в верхней части долины. Лозы тыкв, которые нашла Оникс, свешивались по скалистым стенам, а жёлтые плоды росли прямо в воздухе. Долина была полна скота и овощей. Тонкил и его охотники продолжали приносить добычу, и запасы в кладовых росли. Им пришлось создать ещё две коптильни, так как соли у них не было. Они вырыли больше складов для урожая в сухой скале, где прохладный воздух мог бы сохранять продукты. Земледельцы также объяснили Йорвигу, что лёд можно будет добывать из реки зимой и хранить в течение нескольких месяцев в глубоких, герметичных помещениях, чтобы сохранять пищу свежей. Это стало для Йорвига откровением. Зимами они выживали только на копчёном мясе, хотя со временем некоторые куски портились и становились подозрительными. Он никогда не задумывался о льде. Всё чаще Йорвиг понимал, насколько он был невежественен и как много ему ещё предстоит узнать.
И хотя Йорвиг принимал решения и помогал в работе тут и там, его страх не уменьшался — страх, что если он не возьмёт всё под свой контроль, его друзья могут погибнуть в своей одержимости добычей руды. Месторождение ожило. Он взял на себя роль rinlen, чтобы предотвратить их смерть, но он также не хотел, чтобы кто-то ещё погиб из-за его приказов.
Но кто он такой, чтобы иметь радость и привилегию семьи и брака, когда Саввиярм был съеден ürsi во время поездки, на которую отправил его Йорвиг? Йеллоукеттл — имя, которое он повторял снова и снова, пока не запомнил его навсегда — гнил в неглубокой выемке в скале с плитой сверху, ожидая того времени, когда его семья сможет его забрать, хотя это время могло и не наступить никогда.
Даже когда шахта развивалась и процветала, у него росло чувство страха. Его ночи были беспокойными, а глаза покраснели от бессонницы. Чего бы он ни хотел, это явно не то, чего он желал. Если бы он мог вернуться к тому, чтобы снова стать простым подмастерьем шахтёра в Глубоком Вырезе, он бы так и сделал. Но тогда у него не было бы шанса на жену. Сейчас он почти не мог добывать руду. Дни были заполнены управлением недовольством и запросами десятков дворфов, а вся кровь за их глупости всегда будет на его совести. Остальные станут богатыми, а он останется с позором. Он пришёл на месторождение своего брата, чтобы работать в отчаянной надежде основать их род. Он стал rinlen лишь для того, чтобы попытаться сохранить их жизнь. Возможно, его страхи были напрасны. Шахта больше не нуждалась в нём. Он мог бы примириться с этим. Любой из других владельцев мог бы занять его место. Они могли бы снова провести голосование, и он мог бы самоустраниться. Он всё равно был бы богатым дворфом, и, безусловно, Хобблфут или Слэджфист теперь прислушались бы к его советам, если бы в этом возникла необходимость. Может быть, он мог бы поговорить с ними об этом. Может быть, они бы уступили и освободили его от клятвы. Но нет, они не уступят, пока не потеряют надежду, и даже тогда это озлобит их, если он попросит. Сама просьба уже была бы предательством клятвы.
Одно, по крайней мере, было ясно: Оникс бросила ему вызов в тот день на террасе. Он не сможет обрести покой, пока не примет этот вызов или не откажется от него. Он не мог жить в неопределённости.
Однажды вечером Йорвиг оказался перед дверью в личные покои Оникс — будь то из-за двух кружек виски, которые он выпил с братом той ночью, или потому что больше не мог этого терпеть, он не стал задаваться вопросом. Часть его надеялась, что её не окажется внутри, но было поздно. Он мог нарушить её сон, но она избегала его неделями, и возможности поговорить с ней наедине не представлялось, с тех пор как она мельком прошла мимо него у входа в Туннель Владельцев. Он всегда был в окружении дворфов. Ему нужно было поговорить с ней ещё раз, прежде чем сделать что-то необдуманное. Убедившись, что никто не видит, как он стучит в дверь к деве, он постучал по камню достаточно громко, чтобы это было услышано внутри.
«Кто там?» — послышался голос Оникс.
«Чаргрим», — тихо ответил он.
«Это неприлично».
«Тогда не открывай дверь», — он наклонился, прижавшись лицом почти к камню возле канала для воздуха.
«Что тебе нужно?»
Он ещё раз оглядел туннель. Её семейное жилище было ближе всего к двери Туннеля Владельцев. Надеялся, что никто его не услышит.
«Ты серьёзно?»
«Я всегда серьёзна», — она уже звучала раздражённо.
«Ты... я не был уверен... ты не говорила со мной».
«Что ещё нужно сказать?»
«Ты не... это не игра?»
«За какую деву ты меня принимаешь?»
«Я... я не знаю!»
«Так зачем ты просишь моего слова?»
«Нет, я имею в виду. Я не знаю, что и думать».
«Если ты не знаешь, что думать, какая разница, что я скажу?»
«Ты не можешь дать мне никакого обещания?»
«Не забывай свою клятву! Я сказала то, что сказала. Делай, что считаешь нужным».
«Оникс», — сказал он, пытаясь найти слова.
«Уходи, пока тебя никто не увидел!»
Йорвиг понимал, что только всё усложняет. Он ушёл, чувствуя пот на своём лбу.
Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.
Его статус: перевод редактируется
http://tl.rulate.ru/book/117075/4867750
Готово:
Использование:
